Ублюдок.

Она фыркнула и почувствовала себя лучше.

К моменту приезда домой, она убедила себя, что её поведение было достойным и благоразумным. А дураком был Эйдан Галлахер.

Луноцвет, как же. Она хлопнула дверью так сильно, что эхо зазвенело по долине. Шумно выдохнув и пригладив волосы, она направилась к воротам. А когда посмотрела вверх, то увидела женщину в окне.

— О, Господи.

Кровь отхлынула от лица. Она почувствовала каждую отдельную её капельку. Лунный свет мягко освещал водопад светлых волос, бледные щеки, которые так сильно контрастировали с глубокими зелеными глазами.

Она улыбалась прекрасной, трогающей сердце улыбкой, которая зацепила Джуд за душу и почти вырвала её.

Собравшись с духом, она толкнула калитку и побежала к двери. Когда она дернула её чтобы открыть, оказалось, что она забыла запереть её. Кто-то был в дома, пока она была в пабе, подумала Джуд. Вот и все.

Её колени дрожали, пока она бегом поднималась по лестнице. Обежав дом, она выяснила, что в спальне было пусто, как и во всех остальных комнатах. Все, что осталось, это только едва ощутимый запах женщины.

Волнуясь, она заперла все двери. И снова оказавшись в спальне, она закрылась изнутри. Раздевшись и свернувшись калачиком в постели, она оставила свет включенным. Прошло много времени, прежде чем она заснула.

Ей снились драгоценные камни, сыпавшиеся из солнца и падающие с неба, где их в серебряный мешок собирал мужчина на крылатой лошади, белой как снег.

Они падали с неба на поля и горы, озера и реки, болота и торфяники, которые были Ирландией. Через зубчатые стены замков и простые соломенные крыши домов под пение на ветру белых крыльев лошади.

Внезапно это прекратилось, копыта стучали по земле перед стоящим на холме домом с белыми стенами и темно-зелеными ставнями, и цветами, росшими от самой двери.

Она вышла к нему — с волосами цвета бледного золота, покрывающими плечи, и глазами, зелеными как поля. И мужчина с волосами такими же темными, как её были светлыми, носящий серебряное кольцо с камнем, не менее ярким, чем его глаза, спрыгнул с лошади.

Он подошел к ней и высыпал поток драгоценных камней к её ногам. Бриллианты сверкали в траве.

— Вот доказательство моей страсти, — сказал он ей. — Прими их и меня, и я дам тебе все, что у меня есть и даже больше.

— Страсти недостаточно, также как и твоих бриллиантов. — Её голос был тихий и сдержанный, а руки сложены на груди. — Я обещана другому.

— Я дам тебе все. Я подарю тебе вечность. Пойдем со мной, Гвен, и я подарю тебе сотню жизней.

— Прекрасные драгоценности и вечная жизнь — это не то, чего я хочу. — Одна слезинка скатилась по ее щеке, яркая как бриллианты в траве. — Я не могу оставить мой дом. Не поменяю мой мир на твой. Ни за все твои бриллианты, ни за все жизни.

Не говоря ни слова, он отвернулся от неё и оседлал лошадь. И когда они поднялись в небо, она ушла в дом, оставив бриллианты на земле, словно они были просто цветами.

И они превратились в цветы и покрыли землю ароматом, скромностью и сладостью.

Глава 6

Джуд проснулась под мягкий, ровный стук дождя, а смутные воспоминания о сне еще были живыми и яркими. Хотелось свернуться калачиком под одеялом и провалиться в сон, чтобы снова увидеть эти картины. Но это казалось неправильным. Хорошего понемножку.

Куда полезнее, решила она, будет придумать и выполнить какие-нибудь повседневные дела. Дождливое воскресное утро можно провести, занимаясь основными домашними обязанностями. В конце концов, здесь — в Ардморе — у неё нет прислуги, которая занимается уборкой, как это было в Чикаго.

Как ни странно, но в глубине души она даже мечтала вытирать пыль и мыть полы — эти несложные занятия в некотором смысле помогут ей почувствовать, что этот дом принадлежит ей. Наверное, это выглядело странно, но ей нравилось перебирать старое тряпье, выбирая ветошь для пыли и пола.

Часть утра она провела, с удовольствием протирая и заново расставляя безделушки, которыми был полон дом Старой Мод. Чудесные расписные феи, элегантные чародеи, загадочные куски горного хрусталя покоились на всех столах и полках. Большая часть книг была посвящена истории и фольклору Ирландии, но среди них была и парочка изрядно потрепанных образцов в мягком переплете.

Значит, Старая Мод любила читать любовные романы. Джуд это показалось очень трогательным и очаровательным.

Не менее очаровательным, чем древний пылесос — старомодное чудо с длинной ручкой, обнаруженный девушкой. Пылесос отчаянно гудел и скрипел, но отлично справлялся с чисткой половиков и деревянного пола.

Она вылизала кухню и почувствовала, как при виде сверкающих железных кастрюль и фарфора в ней просыпается удивительное чувство удовлетворения. С каждым взмахом тряпки, становясь все увереннее, она вовсю орудовала в соседнем помещении. Коробки, хранившиеся в крошечной ванной, еще дождутся своей очереди, пообещала себе Джуд. И, скорее всего, даже сегодня вечером. И все, что покажется ей достойным того, чтобы оставить, или что-нибудь, вызывающее сентиментальные воспоминания, будет отправлено бабушке.

Следующим пунктом в ее плане стояла стирка.

Она сняла постельное белье с кровати в своей комнате и собрала остальное для стирки. Ее слегка смутило, что в своей жизни она ни разу не занималась стиркой. Но этому, наверное, не так сложно научиться. Ей пришло в голову, что, наверное, следовало бы начать со стирки, а не с уборки. Именно так она и поступит, но уже в следующий раз.

В тесной комнатушке за кухней нашлась корзина, в которую Джуд сложила принесенное сверху белье, хотя, дошло до нее, проще было бы сначала отнести наверх саму корзину.

Очередное открытие заключалось в отсутствии сушилки для белья. И если она не ошибалась, это означало только одно: придется развешивать белье на веревке. И, хотя наблюдать за Молли О’Тул было интересно и весело, выполнять те же самые манипуляции самой будет немного сложнее.

Но ей просто нужно научиться. И она научится, уверяла себя Джуд. Откашлявшись, она бросила тяжелый взгляд на стиральную машину. Видавшая виды, она была покрыта россыпью ржавых пятен по всему окрашенному в белый цвет корпусу. Управление было довольно простым. Сначала нужно набрать воды — холодной или горячей. И девушка предположила, что если ты хочешь что-то как следует отстирать, то необходима горячая вода и побольше. Прочитав инструкцию на коробке со стиральным порошком и в точности ей следуя, Джуд растянулась в улыбке, когда вода стала с шумом наполнять бак стиральной машины.

Чтобы отпраздновать удачное начало стирки, она поставила чайник и решила побаловать себя печеньем, которое нашла в жестяной коробке.

В доме было чисто. В её доме было чисто. Все стояло на своих местах, стирка шла сама по себе — теперь не осталось никаких отговорок, чтобы не думать о том, что она увидела прошлой ночью.

Женщина в окне. Леди Гвен. Её привидение.

Не было причин отрицать, что она видела её уже дважды. И видела вполне отчетливо. Настолько отчетливо, что смогла бы — даже притом, что она совсем не умела рисовать — сделать набросок лица, которое наблюдало за ней из окна.

Привидения. Они не были тем, во что её учили верить, хотя какая-то часть ее всегда любила вымышленный мир бабушкиных сказок. И если только она не страдает галлюцинациями, то она уже дважды видела привидение.

Может, она сорвалась с края того обрыва, у которого стояла, покидая Чикаго? Но сейчас она чувствовала себя достаточно спокойно. Не было ни напряженной головной боли, ни тошноты, ни давящего груза приближающейся депрессии с тех пор, как она впервые переступила порог дома на Холме Фей.

После небольшого раздумья она пришла к заключению, что чувствует себя хорошо — немного насторожена, но, тем не менее, спокойна, здорова и даже счастлива.

Так что, подумала Джуд, увиденный призрак, и, следовательно, существование других подобных существ говорят о необходимости научиться мыслить менее рационально.

Или она сорвалась с того обрыва, и результатом этого было чувство удовлетворения.

Она в задумчивости откусила кусочек очередного печенья и решила, что могла бы принять обе ситуации и спокойно жить: или сумасшедшей, или окруженной призраками.

Раздался стук в дверь. Джуд быстро стряхнула со свитера крошки и взглянула на часы. Незаметно пролетело утро, а она, как нарочно, забыла про обещанный визит Эйдана.

Очевидно, это был он. Ну и ладно. Они поработают и на кухне, решила она, закалывая волосы по дороге к двери. Несмотря на ее первоначальную, скажем так, химическую реакцию на этого человека, она испытывала к нему чисто профессиональный интерес. Человек, который дерется на улице с пьяными и так беззастенчиво флиртует с едва знакомыми женщинами, ни коим образом не привлечет ее внимание.

Она цивилизованная женщина, которая верит, что для улаживания конфликтов нужны благоразумие, дипломатия и компромиссы. Того, кто предпочитает использовать силу и кулак, она может только пожалеть. Даже если он и обладает таким красивым лицом и мускулами, которые словно оживают и волнами перекатываются под кожей, когда их пускают в дело. Джуд была слишком благоразумной, чтобы быть ослепленной внешней привлекательностью.

Она запишет его истории, поблагодарит его за сотрудничество. И это все.

Но потом она открыла дверь. Он стоял под дождем, капли сверкали на его волосах, и улыбался. Его улыбка была похожа на летний день — теплый и ленивый. И она поняла, что здравомыслия у неё не больше, чем у щенка.

— Добрый день, Джуд.

— Привет, — доказательством его влияния на неё был и тот факт, что ей понадобилось целых десять секунд, чтобы заметить огромного мужчину, стоящего позади него и сжимающего цветы в гигантской ручище. Он казался несчастным, отметила она, дождь стекал с козырька его промокшей кепки, широкое лицо было бледным, как луна, а широкие, как решетка грузовика, плечи были опущены.

Он лишь вздохнул, когда Эйдан сильно ткнул его локтем в ребра.

— Э, добрый день, мисс Мюррей. Меня зовут Джек Бреннан. Эйдан говорит: я себя плохо вел вчера в вашем присутствии. Я извиняюсь и надеюсь, что вы простите меня.

Он протянул цветы, глядя на нее грустным взглядом налитых кровью глаз.

— Я немного перебрал, — продолжал он. — Но это не повод, чтобы грубо ругаться в присутствии леди — хотя я и не знал, что вы там были, не так ли? — говоря это, он скосил глаза в сторону Эйдана и мятежно поджал губы.

— Нет, — она говорила твердым голосом, хотя намокшие цветы казались такими трогательными, что её сердце таяло. — Вы были слишком заняты, пытаясь ударить своего друга.

— Ну что вы, Эйдан слишком быстр, чтобы мне удалось достать его, когда я выпью, — его губы всего на мгновенье изогнулись в красивую, на удивление, улыбку, а затем он снова опустил голову. — Но даже такие обстоятельства не извиняют подобного поведения в присутствии леди. Поэтому, я приношу свои извинения и надеюсь, что вы не думаете обо мне слишком плохо.

— Ну, хватит, — Эйдан похлопал друга по плечу. — Ты отлично справился, Джек. Мисс Мюррей слишком добра, чтобы держать обиду после такого чудесного извинения, — он посмотрел на неё, словно они вдвоем знали какую-то безобидную шутку. — Не так ли, Джуд Франциска?

Вообще-то она уже не сердилась, раздражало только то, как быстро ее раскусили. Не обращая внимания на Эйдана, она кивнула Джеку:

— Я не думаю о вас плохо, мистер Бреннан. Очень мило с вашей стороны, что вы зашли и принесли мне цветы. Может быть, вы зайдете и выпьете чаю?

Его лицо засияло.

— Это очень любезно. Я бы не отказался от чая.

— Тебе надо идти, Джек.

Джек свел брови.

— Нет, не надо. Нет ничего срочного.

— Да нет, есть. Надо забежать в пару мест. Бери мою машину и поезжай. Ты ведь помнишь, я говорил тебе, что у нас с мисс Мюррей есть дела.

— Ну, тогда, ладно, — пробормотал Джек. — Но я не понимаю, чем могла помешать одна чертова чашка чая. Доброго дня, мисс Мюррей.

И он, сгорбившись, побрел к машине; с кепки стекали капли дождя.

— Ты мог хотя бы позволить ему зайти, чтобы укрыться от дождя, — заметила Джуд.

— Но ты сама, кстати, тоже не особо торопишься пригласить меня в дом, — Эйдан наклонил голову, изучая ее лицо. — Ты, наверное, все еще сердишься.

— Ты же не принес мне цветы, — но она отступила назад, разрешая ему пройти в дом и закапать ее чистый пол.

— Ну, теперь я знаю, как нужно поступить в следующий раз. А ты, как я вижу, наводишь порядок. Здесь пахнет лимонным маслом — такой приятный, домашний запах. И, если ты дашь мне тряпку, я вытру всю сырость, которую развел в твоем прекрасном, чистом доме.