— Присядь, Джуд.

— Ты имеешь полное право сердиться на меня за мое поведение. Я не знаю, с чего начать…

— Единственное, чего я хочу, чтобы ты помолчала минутку, — скороговоркой произнес Эйдан, успокаивая себя тем, что и он не железный, когда Джуд вздрогнула от его слов. А потом ушел на кухню готовить чай.

Она замужем — только это и крутилось у него в голове. Маленькая деталь, которую она не посчитала нужным упомянуть. Он думал, что у нее совсем маленький опыт общения с мужчинами, а она, оказывается, уже побывала замужем, развелась и, судя по всему, все еще убивалась по этому ублюдку. Страдала по какому-то чокнутому из Чикаго, который даже не старался прятать свои интрижки, в то время как он, Эйдан Галахер, страдал по ней. И если этого было недостаточно, чтобы выйти из себя, тогда чего?

Он разлил по кружкам крепко заваренный черный чай, а себе плеснул еще и приличную порцию виски.

Когда Эйдан вошел, Джуд стояла, сцепив руки в замок. Ее чертовы волосы завились сумасшедшими кудряшками, а в глазах стояли слезы:

— Я спущусь вниз и извинюсь перед твоими посетителями.

— Что?

— За то, что устроила сцену.

Поставив чай, Эйдан, сведя брови, стал изучающе смотреть на Джуд — с возмущением и изумлением одновременно.

— Нашла о чем беспокоиться. Если бы в этом пабе не случалось раз в неделю подобных сцен — это был бы уже повод для беспокойства. Черт возьми, не могла бы ты присесть и прекратить смотреть на меня так, словно я собираюсь выпороть тебя.

Джуд села, что следом за ней сделал и Эйдан, а потом принялась за чай. Джуд глотнула, обжегши язык, и решительно отставила чашку.

— Почему ты не сказала, что замужем?

— Я как-то не думала об этом.

— Не думала? — кружка звякнула от удара об стол. — Это так мало для тебя значит?

— Это много для меня значит, — она развернулась. Движение было полно спокойного благородства и заставило Эйдана сузить глаза. — Но для мужчины, за которым я была замужем, этот факт имел гораздо меньшее значение. Я просто пыталась научиться жить с этим.

Когда Эйдан промолчал в ответ, она снова взяла чай, чтобы хоть чем-то занять руки:

— Мы знали друг друга очень давно. Он — профессор в университете, где я преподаю. На первый взгляд казалось, что у нас очень много общего. Он очень нравился моим родителям. И когда попросил меня выйти за него замуж — я сказала «Да».

— Ты любила его?

— Я думала, что люблю его, что, в принципе, одно и то же.

— Нет, — думал Эйдан, — это совсем не одно и то же. Но не стал обращать на это внимание: — И что произошло?

— Мы, вернее, он — все распланировал. Уильяму очень нравится тщательно все планировать, просчитывать детали и возможные трудности, и варианты их преодолений. Мы купили дом, так как дом больше подходит для приема гостей, а у мужа были карьерные амбиции на факультете. У нас была очень тихая и чинная свадьба, на которой присутствовали только подходящие люди. Включая поваров, флористов, фотографов и гостей.

Джуд глубоко вздохнула, а так как язык она уже обожгла — терять было нечего — снова глотнула чая:

— А семь месяцев спустя он пришел и сказал, что разочаровался. Именно так, разочаровался. «Джуд, я разочаровался в нашем браке», помнится, я ответила: «О, мне очень жаль».

Она закрыла глаза, давая возможность унижению и виски освоиться в желудке:

— А что раздражает, так то, что, зная о моих первых рефлексах бросаться в извинения, он благодарно этим воспользовался, словно ждал, что я скажу именно эти слова. Нет, — исправилась Джуд, еще раз бросив взгляд на Эйдана, — как раз потому, что он ждал.

Эйдан ощущал, как от нее волнами исходит боль:

— Это должно тебе дать понять, что ты слишком много извиняешься.

— Возможно. В любом случае, Уильям объяснил, что уважает меня и хочет быть предельно честным. Он просто обязан сказать мне, что влюбился в другого человека. — В кого-то, кто моложе, — думала сейчас Джуд, веселее и красивее. — Он не хотел втягивать ее в жалкую любовную интрижку и попросил немедленного развода. Мы продали дом, поделили все пополам. Так как потерпевшей стороной была я, то Уильям отдал мне право выбора любых материальных ценностей.

Эйдан задержал взгляд на ее лице. Оно снова было бесстрастным, взгляд — потухшим, руки — спокойными. Слишком бесстрастная, по его разумению. Он подумал, что предпочитает, когда Джуд полна страсти, настоящая:

— И что ты сделала?

— Ничего. Абсолютно ничего. Он получил развод, снова женился, и наши жизни разошлись.

— Он сделал тебе больно.

— Уильям сказал бы, что это болезненный, но обязательный побочный эффект подобной ситуации.

— Тогда Уильям — просто ослиная задница!

Джуд слегка улыбнулась:

— Может быть. Но в его действиях больше смысла, чем в борьбе за брак, который приносит тебе несчастье.

— Ты была несчастлива?

— Нет, но не думаю, что была в то же время и счастлива, — голова болела, Джуд чувствовала, что устала и мечтала только об одном — свернуться калачиком и уснуть, — Мне кажется, что я не способна на проявление глубоких эмоций.

Эйдан был словно выжатый до последней капли лимон. Перед ним сидела та же женщина, что бросилась, полная желания, в его объятия, в которых за несколько мгновений до того горестно рыдала:

— Нет, ты просто очень спокойная Джуд Франциска, очень.

— Да, — прошептала она, — разумная Джуд.

— Что же тогда расстроило тебя сегодня?

— Все как-то по-идиотски.

— Почему по-идиотски, если для тебя случившееся что-то да значит?

— Да потому что не должно значить. Должно ничего не значить.

Джуд вскинула голову и блеск, который появился в ее глазах, по крайней мере, не разочаровал Эйдана.

— Мы же разведены! Мы уже два года в разводе. Почему мне должно быть дело до того, что он едет в Вест Индию?

— И почему же тебе тогда есть дело?

— Потому что это я хотела поехать туда! — воскликнула Джуд. — Я хотела поехать в какое-нибудь экзотическое и волшебное место за границу в наш медовый месяц. Я купила рекламные буклеты: Париж, Флоренция, Бимини. На любой вкус. Мы могли поехать в любое место, и я все трепетала в ожидании. Но все о чем он мог только говорить — были… были….

Она покрутила рукой, как если бы вдруг позабыла все слова:

— …языковой барьер, культурный шок, всякие вирусы… Боже мой…

Снова разозлившись, она вскочила со стула:

— И мы поехали в Вашингтон и целые часы, дни, вечность ходили на экскурсии в Смитсоновский институт[34].

Эйдан уже был шокирован всем, что рассказала Джуд, но услышанное оказалось последней каплей:

— Ты ходила на лекции в свой медовый месяц?

— Культурные связи, — выплюнула она, — вот как он это называл. — Вскинув руки, Джуд ходила кругами по комнате. — Согласно Уильяму, большинство супружеских пар неоправданно ждут слишком многого от медового месяца.

— А почему бы и нет, — пробормотал Эйдан.

— Вот именно! — Джуд резко развернулась, ее лицо пылало праведным гневом. — Неужели лучше удовлетворять желание, основываясь на общности взглядов? Лучше оставаться в привычном окружении? Да пусть идет все прахом. Мы должны были бы предаться сумасшедшему сексу на каком-нибудь жарком пляже.

Часть Эйдана была рада тому, что этого все-таки не произошло:

— Как по мне, милая, ты поступила правильно, освободившись от него.

— Не в этом дело, — Джуд хотела вырвать себе волосы, ей это почти удалось. Ирландская часть ее души проснулась: бурлила, кипела, да так, что ее бабушка могла бы гордиться внучкой. — Дело в том, что он бросил меня, и это меня раздавило. Может, не сердце, но гордость и эго, но какая разница? Ведь они тоже часть меня.

— Нет абсолютно никакой разницы, — тихо произнес Эйдан. — Ты права. Никакой разницы.

Тот факт, что он согласился, ни секунды не колеблясь, только подлил масла в огонь ее темперамента.

— А теперь, этот ублюдок собирается туда, куда хотела поехать я. И они ждут ребенка, а Уильям переживает! Когда я говорила о детях, он тут же вспоминал нашу с ним карьеру, стиль жизни, демографию, стоимость обучения в колледже, ради Бога. Он даже диаграмму составил.

— Что?

— Диаграмму. Чертовым компьютером сгенерированную. В которой отражались наше финансовое состояние, здоровье, должности и планирование рабочего времени на ближайшие пять-семь лет. После чего он сказал мне, что если мы достигнем намеченных целей, то можем обсудить — всего лишь обсудить — зачатие единственного ребенка. Но в следующие несколько лет он должен пристальное внимание уделить карьере, запланированному продвижению по службе, и его идиотской диаграмме.

Ярость превратилась в живое существо, злобно вцепившееся когтями в грудь Джуд.

— Он решил, когда и при каких условиях у нас будет ребенок. Запланировал, что, когда это возможное событие случится, то ребенок будет только один. Если бы Уильям мог, то запланировал бы и пол предполагаемого ребенка. Я хотела семью, а он дал мне круговую диаграмму.

Дыхание Джуд стало прерывистым, а глаза снова наполнились слезами. Но когда Эйдан встал, чтобы подойти, она отчаянно замотала головой:

— Я думала, что ему не нравятся дети и заграничные путешествия. Думала, хорошо, он просто налаживает нашу жизнь в соответствии со своими представления, что он такой практичный, экономный, амбициозный. Но ничего этого не было. Он не был таким. Он не хотел ехать в Вест-Индию со мной. Он не хотел строить семью со мной. Что со мной не так?

— С тобой все в порядке. Все.

— Нет, конечно же, что-то не так, — голос Джуд поднялся вверх, упал и оборвался, — она вытащила платок Эйдана. — Иначе я бы никогда не позволила ему уйти. Я скучная. Ему было скучно со мной почти с того самого момента, как мы поженились. Людям скучно со мной: студентам, коллегам. Даже мои родители скучают в моем обществе.

— Глупо так говорить, — Эйдан на этот раз подошел к ней, взял за руки, чтобы она встряхнулась. — В тебе нет ничего скучного.

— Ты просто еще мало меня знаешь. Я скучная, так и есть, — шмыгнув, Джуд утвердительно кивнула. — Я никогда не делаю ничего волнующего, никогда не говорю ничего потрясающего. Я средний человек во всех отношениях. Я сама от себя испытываю скуку.

— Кто вложил все эти идеи в твою голову? — он бы встряхнул ее еще разок, но она так жалобно выглядела. — А тебе приходило на ум, что чертовы диаграммы Уильяма и его культурная чепуха — это скучно? Что, если твои студенты не испытывают особого энтузиазма только потому, что преподавание — это не твое?

Джуд пожала плечами:

— Все равно я — общий фактор.

— Джуд Франциска, а кто в одиночку отправился в Ирландию, чтобы жить в совершенно незнакомом месте с людьми, которых раньше никогда не встречала и чтобы заниматься работой, которую раньше никогда не делала?

— Это другое.

— Почему?

— Потому что я просто убегаю.

Он испытывал к ней и раздражение и симпатию одновременно:

— Скучная? Нет, ты твердолобая. Мулы могут учиться у тебя упрямству. Что плохого в том, чтобы убежать, если предыдущее место тебе не подходило? Разве это не значит, что ты бежишь к чему-то другому? Тому, что тебе подходит?

— Я не знаю, — Джуд слишком устала, и голова болела, чтобы думать о словах Эйдана.

— Я тоже убегал. Туда. Обратно. В конце концов, я осел там, где был должен, — он наклонился и запечатлел поцелуй на ее лбу. — Так будет и с тобой.

Он оторвался от Джуд, стер большим пальцем слезинку с ее щеки.

— Теперь посиди здесь, пока я схожу в паб, проясню некоторые вопросы. А потом провожу тебя домой.

— Нет, все в порядке. Я могу дойти сама.

— Ты не пойдешь одна под дождем и в темноте, пока находишься в таком состоянии. Просто сиди и пей чай. Я не задержусь.

Он ушел, прежде чем Джуд смогла сказать хоть слово против. А потом несколько минут стоял на лестнице, чтобы привести в порядок уже свою голову. Эйдан старался не сердиться на нее за то, что она не рассказала о браке. Он был из тех мужчин, кто к подобным обязательствам относится очень серьезно из-за веры и собственных убеждений. Женитьба не является чем-то, куда можно запросто входить и выходить, а тем, что скрепляет неразрывными узами. Узы брака Джуд были разрушены, но не по ее вине. Но рассказать об этом ему было необходимо. Дело принципа.

Просто нужно принять это, предупредил себя Эйдан. И осторожно восстановить чувствительные места Джуд, по которым так жестко проехались обстоятельства. Он не хочет нести ответственность за боль поверх уже когда-то полученной.

«Иисусе», — думал он, спускаясь в паб и потирая шею, — «с этой женщиной работы — непочатый край».