Вильям осторожно взобрался вверх по лестнице, после того как обследовали пол в главной гостиной. Но он категорически отказался взять с собой Сару, боясь, что полы могут провалиться. Но они оказались на удивление прочными, и в конце концов он позволил Саре подняться наверх посмотреть, что он обнаружил. Там оказалась по меньшей мере дюжина больших солнечных комнат, как и внизу, с прелестными деревянными панелями и окнами красивой формы, красивая гостиная с мраморным камином, окна которой выходили на парадный вход, и оттуда были видны парк и сад вокруг замка. Но вдруг, переходя из комнаты в комнату, Сара поняла, что здесь не было ванных. Конечно, засмеялась она над собой, их и не могло быть. Они мылись в лоханях в туалетных комнатах, а вместо туалетов у них были ночные горшки.

Многое предстояло сделать, но было ясно, что усилия принесут свои плоды. И даже Вильям теперь казался взволнованным. Он сделал чертежи, составил график работ и весь день с рассвета до сумерек проводил с рабочими, в то время как Сара трудилась рядом с ним, полируя старое дерево, очищая полы и панели, восстанавливая позолоту и начищая медь и бронзу, пока она не начинала блестеть, но большую часть дня она проводила, занимаясь покраской. Пока они вели работы в главном доме, Вильям выписал бригаду молодых парней, которые должны были отремонтировать дом управляющего, чтобы наконец они смогли переехать сюда из отеля.

Дом управляющего был небольшим, с крошечной гостиной, рядом с ней находились спальня, которая была еще меньше, и большая уютная кухня, а наверху располагались две спальни, довольно просторные. Планировка была вполне удобна, и, если Саре потребуется, можно будет нанять служанку. В одной спальне разместятся они сами, а другая будет ждать рождения ребенка. Сара уже чувствовала, как ребенок шевелится в ней, и каждый раз, когда это происходило, она улыбалась, уверенная, что это будет мальчик, очень похожий на Вильяма. Она время от времени говорила ему об этом, но он уверял ее, что ему все равно и он ничего не имеет против, если родится девочка, которую они хотели не меньше. «А если это будет не девочка, у нас родится новый наследник трона», — дразнил он ее, но был еще его титул и наследование Вайтфилда и всех его земель.

Но в эти дни их мысли занимал не Вайтфилд и даже не работы в замке. В марте Гитлер поднял свою безобразную голову и «проглотил» Чехословакию, заявив, что сделал это, потому что она уже не существовала как самостоятельное государство. Таким образом, он проглотил десять миллионов человек, которые не были немцами. И, не успев заглотнуть их, он обратил свой взор на Польшу и начал угрожать захватом земель, которые были предметом спора.

Через неделю после этих событий закончилась гражданская война в Испании, унеся с собой миллионы жизней, а благополучная Испания лежала в руинах.

Но апрель оказался еще хуже. Подражая своему немецкому другу, Муссолини захватил Албанию, и британское и французское правительства начали ворчать и предложили свою помощь Греции и Румынии, если те в ней нуждаются. То же самое они предлагали несколько недель назад Польше, обещая встать на ее защиту, если Гитлер подойдет ближе.

К маю Муссолини и Гитлер объединились, обещая поддержку друг другу в случае войны, а подобные переговоры между Францией, Англией и Россией начинались и прекращались и ни к чему не приводили. Это была гнетущая весна для мировой политики, и Вайтфилды с тревогой следили за событиями в Европе. Однако огромная работа в Шато де ля Мёз продвигалась вперед. Сара была полностью поглощена мыслями о предстоящих родах, она была уже на восьмом месяце беременности. И хотя Вильям не говорил ей этого, чтобы не огорчать, ему казалось, что она сильно поправилась. Но они оба были высокие, и вполне вероятно, что ребенок родится крупным. По ночам, когда они лежали в постели, он чувствовал, как малыш шевелится у нее в животе. Однажды, подвинувшись к ней поближе, он почувствовал, как ребенок толкнул его.

— Это не больно? — Вильяма завораживала жизнь, которую он ощущал внутри ее, он удивлялся тому, как она поправилась и что скоро из их любви друг к другу родится ребенок. Это чудо все еще ошеломляло его. Время от времени они любили друг друга, но он все больше и больше опасался повредить ей, а ее, кажется, теперь это интересовало меньше. Ей трудно было работать, и к тому времени когда они ложились в постель, оба были измучены, а утром в шесть часов приходили рабочие и начинали стучать молотками и грохотать.

В конце июня они смогли переехать в дом управляющего и отказаться от комнат, которые снимали в отеле, чем оба были довольны. Теперь они жили на своей земле, и сад начал приобретать ухоженный вид. Он привез из Парижа садовников, которые вырубали, подрезали, сажали и снова превратили джунгли в сад. Парк потребовал больше времени, но к августу появилась надежда, что он тоже будет приведен в порядок, и было просто поразительно, насколько продвинулись работы в доме. Потребуются годы, чтобы доделать все детали, но основной объем работ был выполнен в необыкновенно короткий срок.

В самом деле, Джордж и Белинда приезжали в июле, и на них произвело большое впечатление то, как много Сара и Вильям успели сделать к этому времени. Джейн и Питер тоже приезжали навестить их, это была совсем короткая встреча. Джейн была без ума от Вильяма и очень волновалась за Сару и ребенка. И она обещала приехать еще раз, когда родится малыш, чтобы посмотреть на него, хотя сама опять ждала ребенка и снова приехать в Европу смогла бы только через некоторое время. Родители Сары тоже хотели приехать, но ее отец не совсем хорошо себя чувствовал, хотя Джейн уверяла Сару, что это несерьезно. И кроме того, они были ужасно заняты, перестраивая Саутгемптон. Но ее мать собиралась непременно приехать осенью, когда у Сары родится ребенок.

После отъезда Питера и Джейн Сара несколько дней чувствовала себя одинокой и старалась все время проводить за домашними делами, чтобы поднять настроение. Она трудилась не покладая рук, чтобы закончить свою комнату и особенно прелестную комнату рядом, в которой она предполагала разместить ребенка.

— Как идут дела? — окликнул ее Вильям как-то днем, когда принес ей булочку, сыр и дымящуюся чашку кофе. Он был так добр к ее семье, к ней и ко всем остальным, и Сара полюбила его еще больше.

— Продвигаются, — с гордостью ответила она. В это время она аккуратно покрывала позолотой одну из панелей, которая выглядела не хуже тех, которые она видела в Версале.

— Прекрасно, — восхитился он ее работой, нежно улыбаясь. — Я нанял бы тебя, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Превосходно. — Ее спина мучительно ныла, но она не призналась бы ему в этом ни за что на свете. Ей нравилось делать то, чем она занималась каждый день, и ей уже не так долго оставалось до родов. Всего три или четыре недели. Они нашли маленькую, опрятную больницу в Шамонте, где она собиралась рожать. Там был неплохой доктор, которого она регулярно посещала. Он считал, что все идет хорошо, хотя предупредил ее, что, вероятно, ребенок будет очень крупный.

— Что это значит? — поинтересовалась она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно. Последнее время она немного нервничала в связи с предстоящими родами, но не хотела пугать Вильяма своими тревогами, они казались ей глупыми.

— Это может означать кесарево сечение, — признался ей доктор. — Это неприятно, но иногда для матери и ребенка этот способ безопаснее, если ребенок слишком большой, а ваш может быть крупный.

— А я смогу иметь еще детей, если мне сделают кесарево сечение?

Он поколебался, но затем покачал головой, чувствуя, что должен сказать правду.

— Нет, не сможете.

— В таком случае я не хочу делать кесарево сечение.

— Тогда больше гуляйте, двигайтесь, делайте упражнения, плавайте, если рядом с вашим домом есть река. Это поможет вам при родах, герцогиня.

Сара ничего не сказала Вильяму о том, что ребенок будет крупным и о возможности кесарева сечения при родах. Она была уверена в одном — ей хотелось иметь много детей, и собиралась сделать все, чтобы не рисковать ими.

До рождения ребенка оставалась неделя или две, когда Германия и Россия подписали пакт о ненападении, оставив Францию и Британию потенциальными союзниками, поскольку Гитлер уже подписал пакт с Муссолини, а Испания была фактически разрушена и никому не могла помочь.

— Ситуация обостряется, не так ли? — тихо спросила Сара однажды вечером. Они как раз переехали в свою комнату в замке, хотя оставались еще мелкие недоделки. Саре казалось, что она никогда не видела ничего более прекрасного, те же чувства охватили и Вильяма, когда он посмотрел на нее.

— Ничего хорошего. Возможно, в какой-то момент мне придется вернуться в Англию, просто посмотреть, что они думают на Даунинг, 10. — Но он не хотел огорчать ее этим. — Может быть, мы вдвоем съездим туда после рождения ребенка. — Они хотели показать новорожденного матери Вильяма, так что Сара не возражала против поездки.

— Трудно поверить, что мы вступим в войну, я имею в виду Англию. — Она уже считала себя англичанкой, хотя сохранила американское гражданство, выйдя замуж за Вильяма, и он не видел особых причин для того, чтобы она меняла его. Ей хотелось, чтобы был мир, чтобы она могла родить своего первенца. Ей не хотелось думать о войне, когда они вместе с Вильямом создавали надежный дом для будущего ребенка. — Ты не уедешь, если что-нибудь случится, Вильям, ты не уедешь? — Внезапно она в панике взглянула на него, перебирая в уме, что могло бы произойти.

— Я не уеду, пока не родится ребенок. Обещаю тебе.

— А потом? — Ее глаза расширились от ужаса.

— Только в том случае, если начнется война. А теперь прекрати об этом беспокоиться. Сейчас это вредно для твоего здоровья. Я никуда не собираюсь, только в больницу вместе с тобой, не глупи.

Она чувствовала слабую боль, когда они легли этой ночью в своей комнате, но утром боль прошла, и ей стало лучше. Сара сказала себе, когда поднялась с постели, что глупо волноваться сейчас о войне, ее больше должны заботить предстоящие роды.

Но первого сентября, когда она стучала молотком по шкафу в маленькой спальне, в которой она собиралась устроить чудесную детскую комнату, она услышала, как внизу выкрикнули что-то, но что, она не разобрала. Потом Сара услышала, как сбежали вниз по лестнице, и подумала, что кто-то, должно быть, поранился. Поэтому она осторожно спустилась вниз на кухню, чтобы помочь. Но все собравшиеся там слушали радио. Германия напала на Польшу. Позднее все они говорили о том, попытается ли Франция помочь Польше. Некоторые думали, что Франция не оставит Польшу в беде, большинство, однако, считали, что французам все равно. У них дома свои собственные неприятности, свои семьи, свои проблемы, некоторые все же полагали, что Гитлера следует остановить, пока еще не слишком поздно для них всех. Сара стояла, замерев от ужаса, оглядывая Вильяма и всех остальных.

— Что это значит?

— Ничего хорошего, — честно признался он. — Подождем и увидим.

Они как раз закончили крышу дома, окна были готовы, полы настелены, в доме оборудовали ванную комнату, но остались мелочи, которые необходимо доделать. Тем не менее львиная доля работы была выполнена, ее дом стоял цел и невредим и защищал их от стихии и от всего мира, самое время родить ребенка. Но самому миру угрожала опасность, и не было простого пути избавиться от нее.

— Я хочу, чтобы сейчас ты забыла об этом, — убеждал ее Вильям. Он заметил, что последние два дня она беспокойно спала, и он подозревал, что она вот-вот родит. Он хотел, чтобы ничто не тревожило и не огорчало ее и чтобы она думала только о ребенке. Была вполне реальная возможность, что Гитлер не остановится на Польше. Рано или поздно Британии придется выступить, чтобы остановить его. Вильям знал это, но не стал говорить Саре.

Вечером они спокойно обедали на кухне. Как всегда, мысли Сары были заняты серьезными проблемами, но Вильям старался отвлечь ее. Он не позволил ей обсуждать новости, он хотел, чтобы она думала о чем-нибудь приятном, но это было нелегко.

— Скажи мне, что ты собираешься делать в столовой? Ты хочешь восстановить ее панели в первоначальном виде или использовать те, которые мы нашли в конюшне?

— Я не знаю. — Сара выглядела рассеянной, словно пыталась понять его вопрос. — А ты как считаешь?

— Думаю, те, что мы нашли, выглядят лучше.

— Я тоже так думаю. — Она ковыряла вилкой в тарелке, и он видел, что у нее нет аппетита. Вильям беспокоился, не заболела ли она, но ему не хотелось надоедать ей вопросами. Сара выглядела сегодня усталой и встревоженной, как и все остальные.

— А как насчет кухни? — Они расчистили всю кирпичную кладку четырехсотлетней давности, и Вильяму она нравилась. — Я оставил бы все как есть, но, может быть, тебе хотелось бы чего-нибудь более изысканного?

— Мне действительно все равно. — Вид у нее был несчастный. — Я каждый раз чувствую себя больной, когда думаю об этих бедных поляках.