В радостном предвкушении Вероника начала готовиться к отъезду. Дочери не звонили ей, она еще не говорила им, что уезжает. Ближе к вечеру она отправила обеим эсэмэску: «Еду в Париж на несколько недель, целую, мама». Девочки привыкли к ее отъездам и не интересовались ими – как и тем, что с момента возвращения в Нью-Йорк Вероника успела утрясти для них множество юридических вопросов. Брайану она тоже отправила сообщение со своими номерами телефонов во Франции – на случай, если ему понадобится что-нибудь в связи с процессом. Тем вечером она садилась в самолет, широко улыбаясь. И с нетерпением ждала, когда увидит Эйдана. Он должен был прибыть на час раньше, чем она, и обещал дождаться ее в аэропорту, чтобы потом направиться в город вместе. Вероника с волнением представляла себе, как покажет ему свою квартиру в Сен-Луи. Это был достойный ответ его лофту – в отличие от большой и чопорной квартиры на нью-йоркской Пятой авеню, ошеломляющей размерами, убранством и недостатком уюта. А в Париже Веронике было легче расслабиться, и она радовалась возможности побыть в любимом городе вместе с Эйданом.

Самолет прибыл вовремя, Вероника вышла из него сразу после стюардессы и торопливо миновала таможню. На этот раз в услугах авиакомпании она не нуждалась: ей хотелось, чтобы в момент встречи с Эйданом рядом с ней никого не было. Они провели в разлуке почти четыре недели, и это время показалось им вечностью.

Вероника увидела Эйдана в ту же минуту, как покинула зону таможенного досмотра в аэропорту Шарль-де-Голль. Эйдан был в джинсах и черной кожаной куртке. Он сразу схватил Веронику в объятия и поцеловал. Несколько минут они могли только стоять и целоваться, потом наконец перевели дух, покинули терминал и сели в такси. Вероника прилетела с единственным чемоданом – в Париже у нее был полный гардероб, а Эйдан, как обычно, путешествовал налегке, с одной маленькой сумкой и фотоаппаратом. Он с нетерпением ждал шанса пофотографировать Париж и в особенности Веронику на фоне Парижа.

– Господи, как же я рад тебя видеть! – улыбаясь, уже в который раз сказал он ей. – Я уже думал, что ты никогда не вернешься. И что я тебя выдумал, – признался он с явным облегчением.

– И я тоже, – на радостях она даже забыла, чем занималась последние недели – помнила только, что была занята, главным образом наследством Пола. Суд с Берти отнимал уйму времени, всем заинтересованным сторонам, и ей в том числе, пришлось представлять суду массу документов.

Поездка до города заняла полчаса. Наконец такси остановилось на Бетюнской набережной у Сены, по которой как раз проплывало экскурсионное судно. Эйдан вскинул фотоаппарат и сделал снимок, а затем вошел за Вероникой в старинный дом. Поднимаясь по лестнице, Вероника объяснила, что ступени неровные потому, что здание очень старое. Но оно расположено в престижном районе, поэтому ей понадобились годы, чтобы найти эту квартиру.

В ее квартире полы тоже имели небольшой наклон, а из окон открывался прекрасный, типично парижский вид на реку и Левый берег.

Они поставили багаж, Эйдан обнял Веронику и прижал к себе, вдыхая запах ее волос, наслаждаясь прикосновением ее щеки, впитывая ее красоту.

– Не очень грубо будет, если я сразу спрошу, где здесь спальня? – усмехнулся он, и она рассмеялась, проказливым жестом указывая на одну из дверей. Эйдан внес ее в спальню, бережно положил на постель, сел рядом и поцеловал. Через минуту их одежда уже валялась на полу, а тела сплелись в объятиях, и все одиночество и тревоги последних недель улетучились, забытые в пылу любви. Встреча получилась идеальной для них обоих, прошло немало времени, прежде чем они разжали объятия и затихли в ее удобной кровати. Эйдан обвел взглядом комнату: она была уютной, милой и очень женственной, изобилующей бледно-голубым шелком, но ему это понравилось. Вероника показала ему всю квартиру: гостиную, свой кабинет, столовую и кухню, и две маленьких комнаты для гостей, где останавливались ее дочери, приезжая в Париж. Эйдан понял, что она любит этот дом, который прекрасно подходил ей. Никакой скованности здесь Эйдан не чувствовал.

Потом они сидели в старинной ванне, обсуждая дальнейшие планы. Веронике хотелось показать Эйдану свои самые любимые места, и у него были в Париже уголки, где ему нравилось бывать. Они отправились гулять, пообедали в ресторане на площади Бурбонского дворца, затем опять бродили вдоль Сены и наконец купили вина, сыра, салями и паштета, чтобы съесть вечером со свежим багетом на кухне. Внезапно ее квартира и сама жизнь стали на удивление романтичными. Наблюдая, как проплывают по Сене освещенные прогулочные суда, Вероника и Эйдан ужинали, сидя на диване, а потом снова предавались любви. Он никак не мог оторваться от нее, и Веронике не верилось в свое счастье. Той ночью они спали крепко и спокойно, словно жили вместе всегда. Их отношения у обоих вызывали ощущение прочности и долговечности.

Второй день в Париже они провели еще лучше первого: прошли пешком до Большого дворца, где посетили выставку, некоторое время бродили по Лувру, потом по Тюильри, где долго беседовали, сидя на скамейке. Как и все другие города этим летом, Париж идеально подходил для них обоих и для того, чтобы открывать новые стороны друг друга. Вечером они поужинали в «Вольтере» – любимом парижском бистро Вероники. Еда была бесподобна, домой они дошли пешком, по дороге полюбовавшись подсветкой собора Нотр-Дам.

– О чем ты думаешь? – спросил Эйдан, пока они шагали, взявшись за руки.

– О том, как я счастлива. Мне так хорошо с тобой, Эйдан.

И ему было хорошо с ней – это он понял почти сразу.

– Я же говорил тебе: это судьба. Нам было суждено встретиться. Мне было предначертано судьбой заметить тебя в Риме и спасти от мчащегося «Феррари» с сумасшедшим русским за рулем. Вообще-то я считаю, что все решил поцелуй под Мостом Вздохов, – с улыбкой добавил он.

Лето выдалось незабываемым, вдвоем они вступали в осень. Вернувшись в квартиру Вероники, они еще немного посидели у нее в кабинете, поговорили и легли спать.

На следующее утро Веронике позвонил сторож из дома ее родителей на Левом берегу: крыша в доме требовала ремонта, Вероника должна была решить, как быть – заменить крышу сразу или залатать ее до следующего года. Такие проблемы возникали постоянно, примерно раз в год, и за завтраком, кофе с молоком и круассанами, Вероника сообщила Эйдану, что ей надо побывать в старом родительском доме.

– Он по-прежнему принадлежит тебе? – удивился Эйдан.

Вероника говорила ему об этом, но он забыл, и теперь удивился, зная, что ее отца уже тридцать лет нет в живых.

– Мне так и не хватило духу продать его. Я выросла в этом доме, мы с Полом жили там, когда только поженились. Потом часто приезжали туда, пока дети были маленькие. А после развода я перестала бывать там – слишком много печальных воспоминаний связано с этим домом. Поначалу я думала, что буду останавливаться там, приезжая в Париж, но несколько лет назад нашла эту квартиру, и останавливаться в ней оказалось проще и лучше. И девочкам здесь больше нравится.

– Так почему же ты не продашь этот дом, если им никто не пользуется? – Эйдан был озадачен. В жизни Вероники сохранилось слишком много призраков, напоминаний о давнем прошлом, и почти все они были для нее мучительными.

– Этот дом – особенный, просто взять и продать его невозможно, – объяснила Вероника. – Моя мама унаследовала его от моего деда. И завещала его моему отцу, чтобы когда-нибудь он оставил этот дом мне. И, видимо, я берегу его для девочек. Наверное, они продадут его. А я просто не решаюсь. Это дом семнадцатого века на Левом берегу, он был построен еще раньше, чем шато, – она смущенно усмехнулась. – Но сохранился гораздо лучше. В отличие от Пола, я заботливая хозяйка.

Она по-прежнему каждый год тратила солидные суммы, чтобы поддерживать дом в хорошем состоянии. Несколько раз за эти годы она получала предложения продать дом, главным образом от богатых арабов и однажды – от американца, но так и не решилась принять какое-либо из них, и сомневалась, что когда-нибудь решится.

– Хочешь увидеть его? – спросила она Эйдана, пока они заканчивали завтрак.

– Конечно! – У Эйдана разыгралось любопытство: судя по рассказам Вероники, дом представлял собой примечательное зрелище.

Они направились туда пешком, сразу после завтрака. Дом находился недалеко от Инвалидов и гробницы Наполеона, на улице Варенн. Они миновали музей Родена и Матиньонский дворец и продолжали идти по улице. Достав ключ, Вероника открыла одну из тяжелых дверей, переступила через высокий порог и вошла в живописный дворик. Здание окружало квадратный двор, каждая часть дома занимала одну сторону квадрата. Здесь были крыло, в котором жил сторож, просторный каретник для экипажей, а впереди – безукоризненно ухоженный дом.

Эйдан ждал, пока Вероника позвонила в дверь сторожу, тот вышел и тепло приветствовал ее. Она познакомила сторожа с Эйданом, и они все вместе направились в главное крыло дома, к которому вел короткий пролет беломраморных, чисто вымытых ступеней. Эйдану казалось, что они пришли к кому-то с визитом, а не явились в нежилой дом. У Вероники возникло такое же чувство. Она слишком хорошо помнила, каким был этот дом при ее родителях, и даже при Поле и ее дочерях.

Она взяла Эйдана за руку, и как только сторож Люк отпер дверь, сама провела его в холл с деревянными полами семнадцатого века, изысканными карнизами и резными стенными панелями. Огромная люстра над головой была укрыта чехлом от пыли. Повсюду царила чистота, дом был в идеальном состоянии. Хрустальные абажуры бра сияли, высокие потолки были расписаны облаками и ангелами. Вероника провела своего спутника через три маленьких гостиных в еще одну, большую, с видом на ухоженный сад с продуманно расположенными цветами и деревьями. Рядом, в парадной столовой, ее родители устраивали великолепные званые приемы, в доме был даже бальный зал, очень похожий на версальский.

Наверху она показала ему ряд красиво обставленных спален, в том числе родительскую, их элегантные гардеробные, свою детскую. Роскошную библиотеку по-прежнему заполняли книги. Вся мебель была бережно укрыта чехлами. В интерьере отсутствовали лишь картины, которые Вероника или продала, или увезла в Нью-Йорк. Большую часть этих полотен приобрел еще ее дед. Некоторые стены украшали росписи семнадцатого века, другие были обиты тканью. Дом с полным правом можно было назвать одним из самых красивых в Париже.

С того момента, как они вошли в дом, Эйдан не проронил ни слова, и когда наконец они присели отдохнуть в гостиной матери Вероники, с окнами, обращенными в сад, Вероника увидела, как ошеломлен Эйдан.

– Красиво здесь, правда? Теперь ты понимаешь, почему я не продаю этот дом. Просто не могу.

Вероника была накрепко привязана к дому и ко всему, что он олицетворял в ее жизни – к ее детству, родителям, браку, хотя она и не жила здесь уже много лет. Попав сюда, Эйдан наконец понял то, чего никак не мог понять до сих пор.

– Это музей, – тихо произнес Эйдан, хоть почтительный Люк остался ждать их внизу. – Не представляю себе, как я мог бы жить здесь – хоть в детстве, хоть во взрослом возрасте.

Ему мгновенно вспомнился ветхий коттедж, в котором прошло его детство. Этот контраст подчеркнул все различия между ними, сверкнул в голове, как молния. У Эйдана закружилась голова, он был ошеломлен.

– Это особенный дом, – коротко объяснила Вероника.

Она не хвасталась, просто привыкла воспринимать его как дом. И Эйдан понял, кто она и какой была ее жизнь. Он был сражен наповал: Вероника держалась так скромно и непритязательно, что он и представить себе не мог, что она выросла в роскоши. И сразу становилось ясно, что она вполне может позволить себе содержать дом, в котором не живет. Каждый дюйм этого дома был в полном порядке. Наконец они вернулись во двор, Люк указал на крышу и объяснил, что случилось: проржавел водосточный желоб и разболталась черепица возле мансарды. Он опасался, что зимой крыша даст течь, хотя до сих пор этого удавалось избежать. Люк объяснил, что ремонт обойдется дорого, если менять кровлю целиком, а не частично. Вероника выслушала его и кивнула.

– Мне кажется, поменять надо все и сразу, – твердо сказала она, не желая, чтобы пострадал дом.

– Я знал, что вы так скажете. Совершенно с вами согласен, – закивал Люк. – Но без вас принять решение я не мог. Это большие деньги, – сокрушенно добавил он.

– Ремонт в доме тоже обойдется недешево.

Люк понимал это, и тем не менее старался экономить ее деньги, как только мог.

Вероника с Эйданом вышли в сад с ухоженными и благоухающими цветочными клумбами. Здесь были старые качели, на которых когда-то качались ее дочери. Побродив по саду и в последний раз оглядевшись вокруг, они прошли через двор, Вероника поблагодарила Люка, и они покинули дом. Эйдан, казалось, был близок к обмороку. Вероника решила, что старый дом полюбился ему с первого взгляда, и это порадовало ее. Внезапно Эйдан остановился на тротуаре улицы Варенн и уставился на Веронику так, словно видел ее впервые.