— Тебе хорошо, любовь моя?

— О да! Еще, Сим!

— Подожди минуту, Кэти! — Он бережно опустил ее на сиденье кресла, подошел к столику у кровати, налил в серебряный кубок вина из большого кувшина и протянул его ей:

— Это — кровь дракона. Выпей ее, и ты сможешь полностью расслабиться!

Элинор послушно опорожнила кубок и почувствовала, как все ее тело стало легким, точно сотканным из воздуха. Ее вожделение достигло своего пика. Она провела языком по пересохшим губам и прошептала:

— О, Сим, я больше не в силах терпеть! Возьми меня!

Он подхватил ее на руки и опустил на широкое ложе.

— Кэти, любовь моя, я слишком велик, а ты миниатюрна. Я не решусь возлечь на тебя.

На этот раз ты должна быть сверху! — Симон помнил о том, что в свою первую брачную ночь Элинор оказалась прижата к ложу мертвым телом Уильяма Маршала, и не хотел, чтобы это воспоминание отравило ее первое сближение с ним.

— Но я не знаю как…

Он лег на спину и, приподняв Элинор на вытянутых руках, опустил на свою грудь.

― Раздвинь ноги и прижми свои бедра к моим. Не торопись, дорогая, и делай лишь то, что доставляет тебе удовольствие. Твое лоно стало влажным и податливым, и ты сможешь принять в себя мой фаллос!

Медленным, плавным движением Элинор опустилась на Симона. К ее немалому изумлению, его член вместился в ее лоно. Тела их слились воедино, и, повинуясь своему вожделению, она стала приподнимать и опускать бедра. Симон ласкал руками ее груди и вторил ее движениям. Возбуждение обоих все нарастало, и вот Элинор изогнула спину, испустив пронзительный крик, исполненный радостного торжества. Не выпуская ее из объятий, Симон зашептал:

— О, Кэти, я никогда еще не ощущал такого огромного прилива счастья! В твоих объятиях я впервые почувствовал себя бессмертным! Боже, я не могу поверить в то, что ты, о ком я столько думал и мечтал, отныне принадлежишь мне! Ты создана для любви, Кэти, ты создана для меня! Я не устану благословлять тот день, когда воспрепятствовал твоему уходу из мира, пострижению в монахини. Ведь я боролся за наше с тобой счастье, и я завоевал его для нас! Только никогда не говори мне, что жалеешь о том, что мы стали любовниками!

— О нет, Сим! Я не пожалею об этом. Мне кажется, что до сих пор я не знала любви и лишь теперь поняла, какое это всепоглощающее, яркое, непреодолимое чувство! То, что я испытала до сих пор, — лишь бледное подобие настоящей любви! И я всегда буду благодарна тебе за то, что ты сумел пробудить эту любовь, эту страсть в моем сердце и в моем теле!

Они еще долго осыпали друг друга ласками, не в силах расстаться, хотя ночную тьму уже начали прорезать первые проблески зари. Лишь когда солнечный луч заглянул в комнату, Элинор приподнялась на локте и, вскрикнув, легонько толкнула Симона в плечо:

— Де Монтфорт! Уходи прочь! Уже утро! Симон вгляделся в ее лицо, в сверкавшие в полутьме синие глаза и потянулся к ее губам, чтобы запечатлеть на них прощальный поцелуй.

— Черт возьми, да поторопись же ты!

— Похоже, моя бесценная Кэти растаяла в ночной мгле и на ее месте оказалась заносчивая принцесса Элинор! — с упреком проговорил он, вставая с постели и подходя к креслу, где грудой лежала его одежда.

Элинор потупилась и пробормотала:

— Прости меня, Симон! Но ведь мы договорились, что ты будешь моим тайным любовником. — Она усмехнулась и добавила: — Как дракон, прилетающий по ночам! Мне не хотелось бы, чтобы кто-либо проник в нашу тайну!

Одевшись, Симон прижался щекой к ее груди и едва слышно произнес:

— Завтра ночью я снова навещу вас, принцесса!

Проходя по коридору, Симон столкнулся с Бетти, которая пытливо заглянула ему в лицо, и погрозил ей пальцем:

— Вы ничего не видели и ничего не знаете!

Женщина кивнула и заспешила по своим делам.

Симон долго стоял в своей комнате у раскрытого окна и вспоминал события минувшей ночи. Ему было мало того, что Элинор стала его тайной возлюбленной. Он хотел взять ее в жены и знал, что рано или поздно добьется этого. Пока же на этом пути им был сделан всего лишь первый шаг.

30

Элинор проспала до полудня и, пожаловавшись Бетти на головную боль, приказала подать обед в свою комнату. Когда через несколько часов она спустилась в холл и не застала там Симона, чело ее омрачилось, а губы капризно надулись. Управляющий сообщил ей, что граф Лестер с несколькими воинами отправился на охоту. Наскучившись ожиданием, Элинор рано поужинала и поднялась к себе. Симон ожидал ее, сидя в кресле у камина.

— Что вы делаете в моей комнате?! Как вы посмели оставить меня одну на целый день?!

— Элинор, никогда не разговаривай со мной таким тоном! — грозно произнес он. — Даже когда мы станем мужем и женой!

— Этому не бывать, де Монтфорт! Мои обеты для меня священны, и расторгнуть их невозможно! Ты знаешь об этом не хуже меня! Я навек останусь графиней Пембрук.

Лицо Симона озарила загадочная полуулыбка, и он потянулся к вороту ее платья:

— Сегодня, когда ты снова будешь принадлежать мне, я хочу быть сверху!

— Сим! — Она обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, не в силах более противиться желанию, которое властно заявило о себе, едва лишь он переступил порог комнаты.

Они разжали объятия лишь для того, чтобы сорвать с себя одежды, и тотчас же снова приникли друг к другу. Симон ласкал языком ее отвердевший сосок и поглаживал пальцами самые интимные участки ее тела.

— О, Сим, отнеси меня в кровать…

Он подхватил ее на руки и опустил на кровать. Элинор протянула к нему руки, но он с минуту стоял неподвижно, любуясь ее наготой.

— Сим, пожалуйста, прошу тебя… Симон лег подле нее и положил ее ладонь на свой возбужденный член. Элинор невольно вздрогнула, в который раз поражаясь его величине и твердости. Ей было трудно поверить, что он вмещается в ее теле, движется в нем, доставляя ей такое огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение.

— О, Сим, — шептала она. — Я хочу научиться удовлетворять все твои желания. Мне хочется изгладить из твоего сознания память обо всех женщинах, с которыми ты был близок до меня. Научи меня всему, что знаешь сам, всем любовным приемам. Я хочу быть твоей возлюбленной, твоей метрессой, твоей наложницей… «Моей женой!» — пронеслось у него в мыслях. Он покрыл поцелуями все ее тело от шеи до кончиков пальцев и, когда его возбуждение полностью передалось ей, охватил ее ладонями за ягодицы и медленно ввел член в ее лоно.

Элинор погрузилась в пучину страсти, и весь мир перестал для нее существовать. Она чувствовала лишь толчки его члена в своем теле и отвечала на них, приподнимая и опуская бедра. Этот акт любви был для нее подобен шторму, унесшему ее в заоблачные высоты. Она чувствовала, что поднимается выше и выше на волнах страсти, слишком неистовой, чтобы ее могло вместить хрупкое тело графини Пембрук. Она издала хриплый стон, и голова ее бессильно откинулась на подушку. Элинор погрузилась в сладостное забытье.

Когда она очнулась, за окнами занимался рассвет. Симон с нежностью вглядывался в ее осунувшееся лицо с темными кругами под глазами.

— Спи, любовь моя! Я утомил тебя. Тебе надо как следует отдохнуть! — Он поцеловал ее в лоб и, одевшись, тихо выскользнул из спальни.

Днем в Чипстоув неожиданно прибыл Рикард де Бург. Он был рад, что застал там графа Лестера, которому должен был передать послание от своего дяди Губерта. От взора его, однако, не укрылись растерянность и смущение Элинор. Но юноша не успел облечь свои подозрения об их возможной связи в более или менее последовательные мысли: со двора донесся цокот копыт, и управляющий доложил, что в замок прибыл капитан королевской гвардии с полудюжиной воинов.

— Милорд граф, я не ожидал, что застану вас здесь. Рад приветствовать вас, — обратился к Симону молодой капитан, который всего две недели тому назад прилежно изучал воинское искусство под руководством Бога войны.

— Что заставило вас явиться сюда? — хмуро спросил де Монтфорт, чувствуя недоброе.

— Нас послал король. Мы должны подготовить замок к приезду его нового владельца. Король пожаловал его своему брату, Уильяму де Лусиньяну.

— Пройдемте в зал, капитан, и вы повторите принцессе то, что сказали сейчас мне.

Элинор сидела у камина в компании Рикарда де Бурга, его оруженосца и Бетти. Она встала навстречу вошедшим, и капитан, краснея и заикаясь, пролепетал:

— Ваше высочество, его величество король подарил этот замок и прилегающие к нему земли своему брату Уильяму, который на днях вступил в брак с Джоан Маршал. Он передал во владение этой чете также и Пембрук. Простите, что принес вам дурные вести, но я не мог ослушаться приказа короля!

Элинор побледнела и, не произнеся ни слова, швырнула свой кубок с элем в огонь. Поленья затрещали, и пламя вспыхнуло еще ярче. Она окинула всех собравшихся испепеляющим взглядом и выбежала из зала.

Приказав управляющему и Бетти позаботиться об устройстве прибывших в помещении для гарнизона, Симон вопросительно взглянул на Рикарда.

— У меня к вам письмо от моего дяди Губерта. Он просит вас помочь ему вернуть расположение короля. Вы — единственный, кто сможет справиться с такой задачей.

— О, если бы этот недоносок и вправду правил страной! — с гневом воскликнул Симон.

— Я не хуже вашего знаю, как слаб и безволен наш монарх, но ведь принцесса Элинор любит его. Она способна простить ему все, что угодно, но не смерть Уильяма.

— Разве Генрих повинен в этой трагедии?

— Я уверен, что Маршал был отравлен по приказу Винчестера, который взял в свои руки бразды правления Англией. И Генрих не помешал ему совершить это злодеяние. Если принцесса узнает обо всем этом, негодяй де Рош почувствует, что земля горит под его ногами, и не остановится ни перед чем. Я очень тревожусь за свою госпожу…

— Ее благополучие в моих руках. — Лицо Симона расплылось в торжествующей улыбке. — Она моя!

Рикард облегченно вздохнул, но глаза его выдавали тревогу и смущение.

— Я сделаю для твоего дяди все, что будет в моих силах. Но для этого мне потребуется время. Пусть наберется терпения и ждет благоприятных перемен в своей судьбе. Сейчас Англии, как никогда прежде, нужны защитники, подобные Губерту де Бургу, иначе кто же будет противостоять проискам де Роша, савойяров и де Лусиньянов?

— Милорд, ваши слова — словно бальзам для моего сердца.

— Полно, сэр Рикард! Позаботьтесь-ка лучше об устройстве на ночь своих людей и их коней: завтра мы отправимся в Виндзор.

31

Гарнизон Чипстоува, после смерти Уильяма Маршала формально находившийся под командой графини Пембрук, отправился в путь вместе с Элинор, Рикардом де Бургом и графом Лестером. Воины желали примкнуть к числу лучников и копьеносцев де Монтфорта, и тот был рад такому пополнению.

— Это научит гадкого щенка Уильяма де Лусиньяна не задирать лапу там, где мочатся взрослые псы! — мрачно изрек он. После остановки в Одигеме их с Элинор пути должны были разойтись: он направлялся в Лестер, чтобы доставить туда валлийских воинов, она намеревалась ехать ко двору, чтобы отстоять свои имущественные права, которые так жестоко попрал Генрих.

Тайная связь Элинор и Симона продолжалась все три дня, что они провели под крышей Одигема. Они разлучались лишь днем, чтобы ночью снова насладиться близостью друг друга. Элинор, которую всю жизнь называли бесценным сокровищем, лишь теперь поняла истинное значение этих слова. Симон берег, лелеял и нежил ее, он не уставал восторгаться ее красотой и умом, он ловил влюбленными глазами каждый ее жест, внимал каждому ее слову. «Как несправедливо, что я никогда не смогу принадлежать ему по праву, не смогу связать свою судьбу с этим бесконечно дорогим мне человеком!» — думала она, наматывая на тонкий пальчик его шелковистые локоны.

С тяжелым сердцем отправилась она в Виндзор, предвидя, что разговор с Генрихом будет не из легких. Предчувствия не обманули ее. Король непременно хотел одарить своего единокровного брата со всей монаршей щедростью. Он пообещал Элинор, что заставит парламент назначить ей солидную пенсию в возмещение потерянных Пембрука и Кенилворта. При всем своем старании Элинор не смогла добиться от него большего. В конце концов она сдалась на его уговоры, вспомнив, как отчаянно она нуждалась в деньгах, ведь ей надо было содержать всю челядь Одигема и Дарем-хаус!

— Останься здесь, дорогая! — убеждал ее король. — Мне будет легче уговорить этих тупоголовых вельмож в твоем присутствии. Они не посмеют отказать тебе в пенсии.

Элинор нехотя согласилась. Ей хотелось как можно скорее вернуться в Одигем, чтобы ждать там возвращения Симона. Ведь здесь, при дворе, их связь не могла бы надолго остаться тайной.

Элинор была поражена той неприкрытой ненавистью, которую выказывали члены парламента ее брату-королю. Они нехотя согласились назначить ей пенсию, потребовав от Генриха восстановить действие Великой хартии. Парламентарии упрекнули монарха в тех щедротах, которые он неумеренно расточал трем своим единоутробным братьям, и Элинор не могла не признать, что полностью разделяет их негодование. С тяжелым чувством покинула она Виндзорский дворец и вернулась в свою резиденцию, где все напоминало ей о Симоне.