— Вы знаете, что сегодня полнолуние? — проговорила Суинь нарочито беспечным голосом. Она отложила и сторону сложенную рубаху и откинулась на спинку кресла, рассматривая дворик. Ее взгляд устремился ввысь, поверх изогнутых скатов дворцовой крыши. — Все домашние каждый год отправляются на весенний праздник в Жунчжоу.

Он кивнул:

— Они остаются там на несколько дней до окончания всех церемоний.

— Вы никогда не ездите с ними?

Никогда ранее ему не приходила подобная мысль в голову.

— Мы могли бы встретить праздник во дворце, украшенном изящными фонариками, — продолжала она, когда Ли Тао не ответил. — И есть сладости. Лин Суинь прикладывала все усилия, чтобы развлечь его, однако он не был искушен в искусстве праздной беседы. Вслед за ней Ли Тао взглянул в темнеющее небо. Луна еще даже и не появилась на небосклоне.

— Больше всего я скучаю по праздникам фонарей в Лояне. Фонарики подвешивались на веревках, протянутых от одного балкона к другому. — Она провела пальцем в воздухе воображаемую линию. — Все выходили на улицы и собирались вместе в этом море огней.

Лицо Суинь сияло восторгом при воспоминании об этих описываемых ею картинках. Сколько раз мальчишкой Ли Тао бродил в гуще праздничной, весело гомонящей толпы в Лояне? Задирал шею, чтобы взглянуть на парившие высоко над головой бумажные фонарики, озарявшие темное небо сверкающими, разноцветными огоньками.

— Фонарики могли гореть в Лояне всю ночь напролет, — заметил он.

— Вы бывали в восточной столице? — спросила Суинь.

Она искренне улыбнулась ему, и улыбка буквально озарила ее лицо. Рука ее свободно обвила подлокотник, и Тао едва сдерживал себя, чтобы не сжать ее пальцы своими ладонями. Однако сделай он так, то мог бы спугнуть представшую перед ним веселую ясноглазую девочку, и ее место снова займет искушенная соблазнительница.

Ли Тао резко поднялся:

— Вы ездите верхом?

— Я не знаю.

Потрясенная, она уставилась на него, однако, не раздумывая приняла протянутую руку. Впервые Лин Суинь не задала ни одного вопроса, просто позволив ему принимать решение.

Они неслись сквозь бамбуковый лес, взлетая и подпрыгивая в седле на спине норовистого вороного жеребца. Ли Тао обнял ее руками, она вцепилась в полы его халата. Ее шелковые одеяния развевались по ветру. Лин Суинь еще сильнее прижалась к нему, когда земля буквально ушла из-под ног. Ей оставалось только молиться.

Ли Тао не стал брать ее паланкин, вместо этого посадил позади себя в седло. Когда лошадь понеслась, смущение Лин Суинь сменилось невообразимым ужасом. Их окружал отряд из двенадцати телохранителей, стук копыт и ржание несущихся галопом лошадей только усилили ее страх.

— Пожалуйста, помедленнее, — взмолилась Лин Суинь, а потом громко выкрикнула свою просьбу, осознав, что он не слышит ее из-за топота копыт.

Ли Тао ответил поверх ее головы:

— Не бойтесь, вы не упадете.

Как всегда бесстрастный и лишенный эмоций, он вел себя так, будто мог повелевать ее страхами. Ли Тао с легкостью управлял поводьями, слегка нагнувшись вперед, чтобы смягчить толчки несущейся галопом лошади. Должно быть, ему доставляло удовольствие ощущать, как Суинь прижалась к нему.

— Наместник Ли. — Лин Суинь вцепилась ногтями в его грудь.

— Город уже близко, — заверил он ее.

Однако он не был близко. Суинь уткнулась лицом в плечо наместника и крепко зажмурилась, чтобы избежать острых уколов ветра. Спокойные, ровные удары его сердца гулко отдавались в ее голове, резко отличаясь от бешеного биения ее пульса. Ли Тао обнял Суинь твердой рукой, чтобы ободрить дрожащую спутницу, — скорее вопрос необходимости, чем признак обеспокоенности ее состоянием, решила она. И почувствовала подступающую дурноту.

Наконец они достигли цели, и он резко натянул поводья, осадив лошадь. Ли Тао спрыгнул первым и, взяв Суинь за талию, вынул из седла. Ноги несчастной дрожали, когда она наконец оказалась на земле. Они стояли перед деревянными воротами, за которыми скрывалась россыпь небольших строений. Ветер доносил невнятный рокот голосов.

— Жунчжоу слишком далеко, однако и в этом городке люди отмечают весенний праздник, — пояснил Ли Тао.

Лин Суинь отважилась продолжить путь, и мучительная поездка верхом вскоре была забыта. С центральной городской площади долетали звуки барабанов, мелодичные трели флейты и звон кимвал.

Дюжину вооруженных людей нечасто можно было встретить на улицах такого маленького города. Собравшаяся на центральной площади толпа местных жителей опасливо расступилась перед Ли Тао и его свитой, однако празднество вокруг них продолжалось. Лин Суинь оказалась в первых рядах, внимательно наблюдая за музыкантами, устроившими представление в центре небольшой площадки.

С первыми звуками музыки Лин Суинь охватило необычно счастливое чувство. Какой разительный контраст по сравнению с одинокими днями, проведенными за занятиями каллиграфией или вышивкой. Фонарики свисали с крыш точно так же, как и в Лояне, — светящиеся клубочки из вощеной бумаги с зажженным внутри восковым светильником.

Ли Тао стоял у нее за спиной. При первых же залпах фейерверков она вздрогнула и ухватилась за него. Его рука оставалась неподвижной, но он позволил к ней прикоснуться.

Когда Суинь попыталась заговорить с ним, Ли Тао покачал головой, не в силах расслышать ни слова в царящем вокруг шуме и грохоте. Он наклонился, и ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы достать до его уха.

— Пойдемте туда!

Ей очень хотелось оказаться в гуще толпы и впитать в себя все пронизывавшую праздничную, веселую атмосферу, прежде чем возвратиться в тишину дворцового уединения. Ли Тао согласился, помогая ей протиснуться в толчее, крепко поддерживая рукой, покоившейся у нее на талии. Он внимательно осматривал разноцветную и разноголосую толпу. Его воины окружали их живым щитом.

Сколько раз еще совсем девчонкой она окуналась в праздничные толпы на улицах Лояна. Каждый год Суинь отправлялась посмотреть на светящиеся огоньки фонариков и приехавших на праздник людей, послушать, как заполонившие улицы свахи устраивают судьбу молодых пар поздно вечером. Они сулили им всяческие блага: долгую жизнь, счастливый брак, исполнение всех желаний. Ночь всегда оканчивалась для нее в доме хозяйки Лин, однако в праздничной толпе Суинь надеялась привлечь взор какого-нибудь юноши или молодого мужчины. Кого-нибудь, с кем можно было бы прогуляться этим вечером.

Детские мечты нахлынули на нее еще более живо, когда все вокруг заволокло серным дымом, а в воздухе летали клочки красной бумаги от фейерверков. Она оглянулась и заметила Ли Тао, пристально вглядывающегося в небо. Взошла полная луна, такая большая, что ее, казалось, можно было коснуться рукой. Его суровый профиль отчетливо выделялся на фоне чернеющего неба.

Ли Тао опустил глаза и посмотрел на нее. Лин Суинь по-прежнему крепко держалась за него, он вздрогнул, внезапно ощутив прикосновение ее рук.

— Наместник Ли, — проговорила она и замолчала. Ей нечего было больше добавить.

— Госпожа Лин.

Его глубокий голос прорвался сквозь грохот фейерверков, гром барабанов и гомон толпы. Он проникал насквозь, растворяясь где-то внутри ее… Лин Суинь не чувствовала землю под ногами. Наместник Ли был совсем не похож на мужчину, о котором она некогда мечтала. Ей хотелось встретить кого-нибудь чуткого и преданного, кто бы взял ее за руку и нежно поцеловал в тени тесного переулка.

У нее невыносимо защемило в груди. Ли Тао был холодным, суровым, несгибаемым воином. Однако она хотела, чтобы он поцеловал ее, несмотря ни на что. Они оба окружили себя атмосферой тайны и загадки, но им уже нечего было доказывать друг другу.

— Купите мне фонарик, — попросила Суинь.

— Какой? — Он снова взглянул вверх, на разноцветные огоньки, плывущие над толпой.

Взгляд ее остановился на солнечно-желтом шаре с нарисованным на нем драконом изумрудного цвета.

— Вот этот.

Ли Тао жестом подозвал продавца. Несколько мгновений спустя тот уже орудовал длинной деревянной палкой, снимая высоко висящий фонарик. Ей подали сверкающий бумажный шарик, и Лин Суинь завороженно уставилась на игру дрожащего светлячка внутри. Ее дракон казался живым — с горящими глазами и переливающейся чешуей.

— Да, этот, — удовлетворенно произнесла Суинь, едва сдерживая желание сжать чудесного дракона в ладошках. Ее фонарик был лишь хрупким бумажным шариком с маленьким восковым светильником внутри. Любое неосторожное движение могло сломать его.

Ли Тао заплатил за фонарик, взял его у Суинь и протянул одному из своих воинов, чтобы он нес его, пока они продолжали пробираться по переполненным толпами людей улочкам. На углу в маленькой лавчонке он купил ей знакомую с детства сладость — тонкие сахарные нити, туго намотанные на деревянную палочку. Жженый сахар таял на языке, теплый и золотистый.

Этот маленький город на мгновение превратился для нее в целый мир. Лин Суинь стало грустно, когда они снова подошли к городским воротам. Где-то вдали по-прежнему раздавался грохот барабанов, полная луна висела высоко в небе.

Они вернулись к лошадям на окраине города. Воины отвязали поводья от коновязи и принялись поправлять упряжь и подтягивать седла, чтобы поскорее тронуться в путь. Лин Суинь забрала фонарик у телохранителя, осторожно сложила его по сгибам и замерла на мгновение, чтобы взглянуть на луну, уже не освещенную огнями праздника. Ли Тао стоял подле нее, пока его телохранители не тронулись в путь.

И снова он обнял ее за талию. На этот раз жест его был продиктован не чем иным, как желанием. Лин Суинь замерла, едва дыша.

Она хотела сказать ему, что он ведет заранее проигранную битву. Что смерть не может быть единственным выходом. Ему нужно отказаться от своей треклятой гордости и пойти на компромисс с императором Шэнем. Однако Суинь уже выбрала свой путь. Ее посланник скоро достигнет императора. Она сделала все необходимое, чтобы обезопасить себя до тех пор, пока Жу Шань не будет услышан. Пока император Шэнь не решит, что по чести он должен ответить на мольбу бывшей «драгоценной супруги».

— Нам надо возвращаться, — сказал Ли Тао. — Дорога будет совсем темной.

К ее сожалению, Ли Тао убрал руку, которая безвольно упала вниз. Он возвышался над ней словно темная башня, едва-едва освещенный лунным светом. Лин Суинь облизнула губы. Вкус жженого сахара усилился. Лин-гуйфэй никогда не теряла дара речи, однако вот уже в который раз за сегодняшнюю ночь она стояла, не в силах произнести ни слова.

Ли Тао сел в седло и протянул руки, чтобы помочь ей взобраться на лошадь. Суинь уткнулась макушкой в его шею и, придвинувшись ближе, ощутила биение его сердца.

— Езжайте медленнее на этот раз, — убедительно попросила Суинь.

Он казался ей всего лишь тенью. Очертания его громадной фигуры были полускрыты ночною мглой. Она обняла его руками за талию, Ли Тао вздрогнул и медленно выдохнул.

— Хорошо, — ответил он.

Глава 7

Три дня праздников быстро пролетели, однако Лин Суинь постаралась сохранить в душе их тепло и веселье. Фонарик с драконом стоял на ее шкафчике. Без огонька внутри он казался лишенным жизни.

Время проходило впустую в бесконечной круговерти привычного домашнего уклада. Все ее существование превратилось в одно сплошное ожидание. Случались дни, когда Лин Суинь так хотелось услышать звук шагов Ли Тао в главной дворцовой зале или увидеть, как зажегся светильник в его личных покоях. Суинь не видела его с той самой праздничной ночи.

Но это только потому, что его присутствие прервет надоевшую рутину, убеждала она себя. Когда он появлялся во дворце, ей приходилось меняться, вести себя по-другому, думать иначе.

Бесцельно бродя утром по саду, Лин Суинь уловила резкий, пикантный аромат, доносившийся с кухни. Когда она зашла внутрь, этот запах пробудил в ней далекие воспоминания о совсем иной кухне — тесном, вонючем уголке в доме ее родителей у реки. Места, которого больше не существует.

Каменный очаг пылал жарким пламенем. Даже несмотря на то, что все окна и двери были распахнуты настежь, пышущий зноем воздух на кухне по мере приближения дневной трапезы превращался в плотное, почти осязаемое марево. Повар предостерег Лин Суинь, едва та переступила порог кухни.

— Будьте осторожны, все очень горячее! — воскликнул он. — Госпоже Лин здесь не место.

Старик попытался выставить ее прочь, убеждая в том, что ей непременно подадут еду, едва та будет готова. В этом сердитом шиканье звучало больше чувств, чем во всех изысканных похвалах, расточаемых ей в Чанъане. В конце концов, Суинь удалось убедить его позволить ей остаться, упросив дать какую-нибудь работу.

На очаге бурлило несколько глиняных горшков. На них стояли плетенки, из которых поднимались маленькие облачка пара. Лин Суинь коснулась рукой сырого теста. Эти липкие мучные комочки были совсем не похожи на готовые паровые пирожные[16], к которым она привыкла.