Александр, не видя ничего вокруг, шагал по дорожке. Эта женщина, черт ее побери, заставила его забыть, кто он такой и каким обязан быть. Он не мог позволить, чтобы чувства брали над ним верх. Разве только в кругу семьи. Но даже с близкими друзьями приходилось соблюдать дистанцию в некоторых вопросах. Он не мог себе позволить роскошь быть… Как там она сказала? Человечным? Слишком велик груз ответственности. Особенно в такие моменты, как сейчас.

Он потерял дорогого друга. Из-за террористов. В это трудно поверить. Он машинально сорвал на ходу цветок. Как легко сломался стебель. Так и человека можно сломать. Но только не его.

Сьюард, конечно, не был их целью. Цель — его отец. Александр был в этом абсолютно уверен. А Дебок, это животное, был спусковым крючком.

— Ваше высочество?

Александр обернулся и увидел Еву. Она стояла в окружении пышных экзотических цветов, и он подумал, как ей подходит такое окружение. Ее звали как первую женщину — Ева. Впрочем, запретным плодом была не женщина, а сам плод.

— Я хочу извиниться, — быстро заговорила она, хотя признавать ошибки для нее было всегда трудно, — когда я не права, а я, к сожалению, часто бываю не права, то всегда потом приношу извинения. Поверьте, я искренне сожалею о том, что вам наговорила.

— Я верю вам, Ева, как и тому, что вы говорили искренне.

— Как и вы.

Он несколько секунд внимательно наблюдал за ней, понимая, что она сердится, тем более что ей пришлось извиниться. Он прекрасно знал, что самое трудное — переломить себя.

— Я принимаю ваши извинения и расцениваю их как предложение мира, — подвел он итог и протянул ей цветок. — Тем более что было бы неправильно с моей стороны быть невежливым с гостьей.

Она взяла цветок, вдохнула сладкий запах ванили, стараясь не поддаваться очарованию момента.

— А быть невежливым не с гостьей можно? — Она все еще сопротивлялась, поэтому вызывающе улыбнулась и сунула цветок за ухо. — К счастью, я не ваша подданная.

— Здесь трудно спорить. — Он взглянул вверх, на чистое голубое небо, и Ева снова ощутила к нему теплое чувство.

— Вам позволено скорбеть только в одиночестве, ваше высочество?

Александр перевел взгляд на ее лицо, увидел в глазах сочувствие и предложение дружбы, на которую до сих пор не слишком-то полагался. Но сейчас был тяжелый момент испытаний и, чувствуя сердечное волнение, он сдался.

— Погибший по возрасту ближе к отцу, но он один из немногих людей, с кем я мог откровенно говорить. Морис был человеком без претензий, без каких-либо амбиций.

— Он был вашим другом. — Ева подошла ближе, и не успел Александр понять, что она хочет сделать, как ее руки обвились вокруг его талии. — Я не сразу поняла, что он был вашим другом. Мне так жаль.

Она предлагала тепло и понимание. Но он нуждался в большем. Его руки легли на ее плечи. Он сдержался, хотя ему хотелось схватить ее в объятия. От ее волос, кожи исходил нежный дразнящий запах. Его чувства были обострены, этот запах будоражил, волновал. Александра воспитывали так, чтобы он умел не только бороться, но и защищаться. Но в данной ситуации он оказался беззащитен. Цветущие кусты отгораживали их от остального сада, и со стороны дворца их не могли видеть, но Небеса воспротивятся, если он покусится на то, что принадлежит брату.

Это знание причиняло боль. Несгибаемый наследный принц был, как и все, из плоти и крови. Боль, которую он испытывал, была острой, но сладкой. Его переполняли чувства — сожаление, гнев, желание, и они грозили прорвать преграду, которую он так старательно выстроил, и затопить его. Их следовало сдержать, пока они не вырвались наружу, потом это сделать уже будет невозможно.

Он с трудом оторвал от Евы взгляд и снова стал прежним, самим собой — холодным и отчужденным.

Сдерживаемая страсть заставила его говорить короткими скупыми фразами.

— У меня еще много дел. Прошу меня извинить, я вас покину. Пошлю Беннета, чтобы составил вам компанию за ланчем.

Простившись, он ушел, оставив ее стоять на месте, растерянную и непонимающую.

Ева мучилась догадками. Александр чувствует то же, что и она, или не способен на чувства. Неужели он не видел, что она расплавилась от желания в его объятиях. Ей показалось в какой-то момент… Но нет. Именно показалось. Она нашла небольшую каменную скамью и села, потому что ноги ее не держали, колени тряслись.

Какая наивность и глупость — решить вдруг, что он разделяет ее желание, когда их тела сблизились. Она ведь сначала просто хотела его утешить, но в тот момент, когда дотронулась, обняла, поняла, что ее влечет к нему неудержимо, и кажется он ответил тем же. Ей захотелось стоять так вечно, прижавшись щекой к его груди, обнимая его, но вот только он думал иначе. Это ей урок на будущее.

Александр — наследный принц Кордины, он не для нее. И она должна благодарить Бога, что это так, потому что могло быть хуже. Мечтать о принце — еще куда ни шло, но брак с ним означает, что жизнь перестанет принадлежать ей, что шансы на нормальную жизнь будут равны нулю. Кроме того, что Александр — принц, он сам по себе пугал ее. Человек, зависящий от настроения, будет временами жесток и холоден, лишен терпения. Такой, как Александр, ожидает в женщине совершенства, тогда как она представляет собой сплошные недостатки. И предпочитает простого смертного со всеми его ошибками.

И все-таки она страстно желала именно его. Наверное, на нее нашло безумие, если она забыла, кто она, и кто он. Просто захотелось, чтобы он ее крепко обнял и не отпускал. Она хотела, чтобы он любил ее? Но как изменилась бы ее жизнь, если бы он ответил на ее призыв? Здесь, в уголке сада, в романтическом окружении цветов и пьянящих ароматов, счастье показалось возможным. Захотелось стереть с его лица эту усталость, чтобы горечь ушла из его глаз. Заставить его улыбаться.

Это пройдет. Она знает себя. Всегда была достаточно практична и не станет долго предаваться несбыточным мечтам. А если не пройдет, она заставит себя выдавить воспоминания и эту нелепую страсть. Ей надо скорее сосредоточиться на работе, на постановке спектаклей и организации гастролей.

Завтра утром рано она покинет Кордину. А к тому времени как вернется, все выветрится из головы, временное помешательство пройдет. Больше этого не повторится. Не совсем уверенная, что так будет, Ева встала. По крайней мере, ноги снова твердо держат ее. Надо разыскать Беннета. Никто и ничто не отвлечет ее лучше, чем его компания.


— Не могу поверить, что ты смогла все это воплотить в жизнь, Бри, — говорила Ева, сидя на большой затененной веранде и глядя на большой ухоженный луг, загоны для лошадей, акры засеянной земли.

Самый младший из детей, Дориан, на нижней ступеньке играл с котенком.

— Мне иногда самой не верится. — Габриела посмотрела на играющих в мяч детей. — Я всегда мечтала об этом, хотя считала, что моим мечтам не суждено сбыться. Я была беременна Кристианом, когда началось строительство, и когда он родился, мы сразу привезли его сюда.

— Всего пять лет. А мне кажется, что дом стоял, здесь всегда.

— Для детей так и есть.

Котенок мяукнул.

— Дориан, не надо его дергать за уши.

Дориан поднял личико — уменьшенная копия отца. Он с лукавой улыбкой посмотрел на мать и стал гладить котенка, пока тот не замурлыкал.

— Мур-р-р, — сказал Дориан, он был доволен собой.

— Смотри, если будешь его обижать, он тебя оцарапает, — улыбнулась Габриела.

— Как же здесь хорошо вечером! — Ева, мечтательно вздохнув, посмотрела на низкое солнце, спускавшееся к горизонту над полем. Она наслаждалась деревенской идиллией. В доме было двое слуг, которые переехали сюда из дворца. Из окон кухни доносился соблазнительный запах готовившегося ужина. — Похоже на твой дом в Виргинии?

— Там дом не такой новый. — Габриела перевела глаза с сына на мужчин — Беннета, Рива и Александра, показавшихся из-за угла амбара. Она знала, о чем они говорят. Бомба в Париже была сейчас единственной темой. Они поговорят с Ривом об этом позже. Габриела снова повернулась к Еве: — На ферме в Виргинии все время что-то надо менять, чинить — то крышу, то окна. Но боюсь, что Риву хотелось бы больше времени проводить там.

— Бри, ты можешь не стараться поддерживать со мной разговор. Ведь я знаю, твои мысли о том, что произошло утром в Париже и об отце.

— Настали трудные времена, такое случается. — Габриела посмотрела на детей, им принадлежала ее жизнь, ее сердце. — Мы должны продолжать жить. А папа сделает все так, как лучше для Кордины.

— А для него самого?

Глаза Габриелы, похожие на редкие золотистые топазы, потемнели, но она улыбнулась:

— Мой отец и есть Кордина. Как и Алекс. Страна для них — самое главное, все остальное отходит на задний план, это надо понимать. Я вижу, ты беспокоишься за него.

— За Александра? Разумеется.

— Разумеется, — усмехнулась Габриела и встала, чтобы остановить сына, который собирался заползти под скамейку вслед за котенком, — я говорю не об этом. — Она подняла Дориана на руки, а когда он недовольно захныкал, с привычной ловкостью усадила к себе на колени. — Если ты когда-нибудь позволишь этому чувству тобой завладеть, то обнаружишь много подводных камней. Если захочешь поговорить подробнее на эту тему, приходи ко мне. — Она засмеялась, когда Дориан дернул ее за волосы. — Его надо отмыть, как следует перед ужином.

— Ну, тогда иди, — Ева заставила себя улыбнуться, — а я пока соберу остальных.

Но когда Габриела ушла, Ева еще посидела некоторое время, размышляя. Оказывается, она не так уверена в себе, какой хотела казаться. И с каждым днем все больше теряет спокойствие. Конечно же она беспокоится за Александра, любит его, как всех друзей, которых обрела в Кордине. Они стали вроде второй семьи для нее. Хотя трудно отрицать, что его она находит безусловно привлекательным, и то же самое чувствовала бы любая женщина, оказавшись на ее месте.

Но это пройдет. Ей не нужны подводные камни. Она пытается их избегать, целиком отдаваясь своей карьере. Трудности, страдания неизбежны при романтических отношениях, но она не хочет осложнений. Может быть, именно поэтому она так долго удерживалась от влюбленности, хотя порой встречались мужчины, которые ее привлекали и интересовали. Но…

Всегда было это но. Каждый раз она уговаривала себя, что не хочет близких отношений, потому что у нее нет на это времени.

Ева очнулась от своих мыслей, ее вернули в реальность детские крики. Что на нее нашло? На нее совсем не похоже грезить наяву. Она поспешно спустилась по ступенькам крыльца и пошла по лугу к детям. Они немного поспорили, им не хотелось уходить, но, когда она обещала с ними поиграть после ужина, быстро угомонились и пошли умываться.

Наступила полная тишина, и Еве не захотелось идти в дом. Лучше сидеть на веранде, закрыв глаза, и слушать эту тишину. Такая жизнь не для каждого дня, она хороша только иногда, когда требуется залечить душевные раны.

Ей нравился ритм жизни, который она сама выбрала. Она могла работать почти сутками, спать очень мало, у нее практически не оставалось свободного времени. Но несколько раз в году она могла бы приезжать в подобное место и слушать тишину. Она улыбнулась своим мыслям и пошла за мужчинами.

В конюшне были высокие окна, и сейчас в них проникал свет заходящего солнца. Сильно пахло лошадьми, но Ева не впервые была на конюшне и привыкла к этому запаху. Она прошла по наклонному полу и остановилась у стойла, чтобы глаза привыкли к темноте.

— Беннет, это я…

Но темная фигура около лошади не принадлежала Беннету — шире в плечах и выше ростом. Это был Александр.

— Простите, ваше высочество, — машинально извинилась Ева, — я думала, что это Беннет.

— Я уже понял. Бен пошел с Ривом взглянуть на нового быка. — Александр снова повернулся к лошади.

— Ужин готов. Я сказала вашей сестре, что приведу вас. О, как она прелестна! — Ева вошла в стойло и стала гладить кобылу. — Я забыла попросить Бри показать мне конюшни, когда мы осматривали ферму. Какая же ты красавица, — бормотала она ласково, гладя лошадиные ноздри. — Как ее зовут?

— Пятнышко.

Ева рассмеялась:

— Что за имя для лошади!

— Я подарил ее Адриенне на день рождения, и она придумала имя. Мы не стали менять, чтобы не огорчать ее.

— Оно не делает ее менее красивой. Я назвала свою первую лошадь Сэр Ланселот. Наверное, была очень романтичной.

Александр протянул руку и тоже стал гладить лошадь, их руки заскользили рядом, но не соприкасались.

— Странно, никогда бы не подумал, что вы могли увлекаться рыцарями в блестящих доспехах.

— Мне было шесть лет, и я… — В это время кобыла сильно толкнула Еву мордой в плечо, и она качнулась в сторону Александра, едва удержавшись на ногах. — О, простите ваше высочество.