— Эй! Что же случилось? Да ты никак задумала тут расплакаться? Вот глупости какие, перестань! Я же сказала, надежда есть… Гай уже общается с тобой, он тебя не гонит, а это уже немало.

— Почему бы ему со мной не говорить? Мы же как-никак соседи…, но сможет ли он меня полюбить, вот что мне хотелось бы знать?

— А как вы познакомились?

— Я залезла на его забор…

— О! Я так и знала, что в сообразительности тебе не откажешь. Таких мужчин, как Гай нужно брать одним решительным приступом, ровно так же, как он сам брал крепости северных варваров. Гай оценил твой поступок, я не сомневаюсь. Но я все же не пойму одного, почему ты так вцепилось в этого мужчину? Ведь есть же и другие… и кое-кто из римских чиновников — холостяков может оказаться даже более податливым в плане возможного замужества. Гай Марий холоден и суров, разве он сможет по-настоящем угодить женщине? Он по-натуре грубый солдат, таким был, таким и остался. Изысканные удовольствия — не для него…

— Мне не привыкать! Мой бывший парень ночами играл в «войнушку» и порой забывал поцеловать меня перед тем, как заняться со мной… эх, я даже любовью-то это не могу назвать! Сунул, вынул и пошел дальше гонять монстриков по экрану…

Уж не знаю, что там поняла Оливия насчет экрана и монстриков, но женщина снова рассмеялась от души.

— Ты — удивительная девушка, Наталия! Открытая и откровенная, нежная и ранимая, но вместе с тем уже побывавшая в нескольких «боях», это видно… Ты не так наивна, как мне показалось вначале. Я в тебя верю, и да поможет тебе Купидон Златокудрый! Все в твоих руках!

Мы еще немного поболтали, потом нам принесли легкие закуски и я, наконец, вдоволь напилась и наелась. Оливия стала дремать, а меня отправила развлекать своих чванливых подружек. Но я решила избежать этой печальной участи и вместо того, чтобы влиться в коллектив высокомерных римских «матрешек», оправилась на экскурсию по вилле. Знать бы мне тогда, что из всего этого выйдет… А впрочем, может меня вел сам Юпитер, кто же знает, что у них на уме, у этих Римских Богов…

Дело уже приближалось к вечеру, солнце лениво катилось по горизонту. Я медленно обошла дворик, окруженный строгими колоннами, изучила вдоль и поперек небольшой садик и, ловко перебравшись через живую изгородь, забрела на какую-то площадь, выложенную щербатыми от времени плитками. Ни цветущих кустов, ни фонтанов, ни павлинов здесь не было и в помине. Зато звонко журчала струйка ручейка, что стекал из бронзовой звериной пасти в каменной плите по желобу вниз, наполняя маленький открытый бассейн.

И вот рядом с этим бассейном, закованный в цепи и примотанный этими цепями к высокому столбу стоял почти голый здоровенный мужик. Я просто обалдела, наткнувшись на это зрелище. Вот тебе и розовые лепестки, вот тебе и жареные барашки… Тут людей мучают, а ты все ходишь в мечтах и грезах о римском полководце!

Я быстренько огляделась по сторонам, убедилась, что поблизости нет ни одной живой души, и подошла ближе. Мужчина почти висел на своих железных «веревках» и выглядел, да и пах, надо признать, весьма скверно. По всему было заметно, что держат его у этого столба уже не один день. Голова опущена вниз, длинные волосы свисают грязными клочьями, лица не видно, кажется, он еще и бородат.

Неужели какой-то гладиатор, попавший в немилость Оливии? Не так ублажил Госпожу? Не смог пятнадцать оргазмов подряд организовать… Вот же извращенка древнеримская, а сегодня была так со мной мила и любезна…

— Эй! Ты еще живой? Говорить можешь? Э-эй… дяденька…

Мужчина пошевелил головой и что-то прохрипел невнятно, но я каким-то внутренним чутьем поняла, что не худо бы его сейчас напоить. Эти римляне ведь неспроста его именно сюда привязали, на воду можно смотреть, воду можно слушать, а вот ни глоточка не сделаешь. Изверги, одним словом! И в чем же мне принести ему воды… ни чашки, ни какой другой посудинки не наблюдается… что же делать-то… скорее… а то явится еще кто…

Некоторое время я просто металась по сторонам в поисках какой-то подходящей посудины. Не в горстях же тащить ему воду, в самом деле… Я же все по пути разолью, да и пока буду задирать руки кверху до его лица, он вон какой высоченный… Так ничего другого не сообразив, я попыталась оторвать край своего платья, но крепкая ткань совершенно не поддавалась.

Тогда я вконец психанула и вытащила через рукав свой бюстгалтер, еще производства «двадцать первый век», ну, не трусики же снимать для этих целей… Ничего, он наполовину из хлопка, как гласила этикетка, должен задержать хоть немного влаги. Я щедро вымочила эластичную белую тряпицу в воде и подбежала к мужчине.

— Эй, голову подними, я тебя хотя бы умою, давай скорее, пока не все вылилось на землю, ну же…

Мужчина повернул шею набок и сквозь завесу спутанной темной гривы на меня глянули воспаленные карие глаза.

— Кто ты? А… небесная дева, что прислана Матерью Богиней забрать меня? Я почти готов…

— Пить хочешь? У тебя даже голос осипший, вот же вода… открывай рот и пей, пока все не вытекло…

— Скоро я буду пить молоко небесной коровы…

— Ну, и дурак! Стоило снимать лифчик из-за такого помешанного! Я говорю, вот мокрая тряпка, пей скорее, пока никто не пришел… пей, как уж получится, я потом принесу еще!

Я встала на цыпочки и ткнула свое влажное бельецо прямо в лицо этому бородатому типу. Ну, наконец — то до него дошло и он жадно присосался к моему смятому бюстгалтеру. Да уж… более благодарного «фетишиста», наверно, не бывало в природе!

Я сбегала к бассейну еще несколько раз, пока бедняга не сказал, что ему довольно. Напоследок, я немного обтерла осунувшееся лицо парня и его шею. Кажется, человеку полегчало…

— За что тебя сюда привязали?

— Я свернул шею надсмотрщику.

— Ого! И это непременно нужно было сделать?

— Он ударил меня плетью просто так! Я не сдержался…

— Ты гладиатор?

— Мое имя Дакос. Ты должна слышать обо мне. Я никогда не проигрываю!

Хм… Дакос… что-то знакомое… не о нем ли говорил Клодий…

— Ты же должен участвовать в поединках на следующей неделе. Как-то странно, что такого прославленного бойца и фаворита игр держат в цепях. Еще пара дней и ты форму потеряешь…

— Гулла того и добивается, ему не по душе мои победы и мой нрав, он хочет меня извести, а ведь я приношу ему огромный доход.

— А Гулла у нас кто?

— Ланиста, что руководит школой гладиаторов Публия… Хвала Матери Богине, консул недавно издох как обожравшийся боров, захлебнулся в нашей крови…

— А-а-а… да, да, я теперь точно вспомнила, ты фракиец… ты из Дакии верно? Это на территории нынешней Румынии или Болгарии, кажется… О, так ты мне немного сродни, кажется, наши предки имеют схожие корни, я не очень-то разбираюсь в столь древней истории, вообщем, скифы, даки, славяне… мы тесно общались когда-то… ну, вообщем, неважно… надеюсь, только, что ты не древний хазарин… вот те делали набеги на Русь… хм…

— Ты не похожа на рабыню… кто ты…

— Ох, я тут в гостях… мимоходом… но, я свободная женщина, мое имя — Наталия, я русская, если честно, ты про племена русов что-нибудь слышал?

— Нет… а где они жили?

Я молчала, опустив глаза, и он ничего больше не спрашивал. Кажется, мы поняли друг друга. Мне стало грустно. И даже очень грустно и тоскливо. Я тут песчинка, пылинка, заброшенный ветром времени листочек. Здесь даже про предков моих, про моих земляков ничего не слыхали… Что сейчас на месте моей страны… поле, заросшее травой, да седые камни, щедро омытые дождями… Я не знала, что ответить Дакосу. Река Рось, река Дунай… знал ли он эти названия, скорее всего нет.

— Ты хотя бы свободна… Принеси мне еще воды… прошу тебя… Стой, осторожно!

Я повернулась, чтобы отойти к ручью, но на пути у меня вырос какой-то лысый громила с хлыстом в руках.

— Чего ты тут делаешь? Кто ты такая?

Я чуть-чуть растерялась от неожиданности, а потом сообразила, что это скорее всего какой-то надсмотрщик. И по сути тоже слуга, наемный рабочий Оливии. Надо вести себя нагло и дерзко.

— К твоему сведению, я — лучшая подруга Оливии Котта — твоей почтенной госпожи, я ее близкая и любимая подруга. Ясно тебе? И я здесь гуляю, пока Оливия отдыхает.

Лысый немного сник и даже как-будто склонил бритую голову в слабом поклоне.

— Я только хотел сказать, что этот раб очень опасен и жесток. К нему не следует подходить близко. Он наказан за свои поступки.

— Я это уже поняла. И непременно расскажу Оливии, что вы мучаете ее лучшего гладиатора.

— Госпожа не увлекается боями, она поручила всех бойцов заботам Гуллы.

— А мне-то что до Гуллы? Если я пожелаю, Оливия даже подарит мне этого человека, у нее таких много… ну, может, не совсем таких, но… Я хочу, чтобы этого человека освободили и привели в порядок! Я желаю видеть его вымытым и… ммм… получше одетым. Так что приступайте… то есть, снимите его со столба и подготовьте. Я вечером пришлю за ним, то есть попрошу Оливию, прислать за своим рабом. Для моего развлечения! Вам все понятно?

Надсмотрщик вытаращил на меня глаза и почему-то приоткрыл рот. Я была очень убедительна, особенно с мокрой тряпкой в руках. Я отчаянно блефовала. Но мне так хотелось помочь почти что земляку Дакосу… все-таки он фракиец, а не какой-то там далекий самнит или эфиоп.

— И чего мы стоим, чего ждем? Живо отцепляйте дяденьку от этого столба, а я пойду договариваться с подругой.

Но, сказать честно, на этих словах весь мой боевой запал иссяк. Я и понятия не имела, как попросить Оливию, чтобы ее служащие не наказывали рабов. На душе у меня становилось все беспросветней, куда я попала… воистину, сказки кончились! Одна надежда, что Клодий подружится с этой матроной и она займет ему денег на выплату всяких долгов, а иначе и на улице можно оказаться.

Ничего, пусть Клодий бросает свои заунывные вирши и отрабатывает натурой. Оливия, кажется, к нему расположена… пока. «Сердце красавицы склонно к измене и перемене…» Вот-вот… надолго ли мой отверженный поэт поселился в «будуаре императрицы», а характер у нее еще тот… лучше с ней дружить, потому что иначе, прихлопнет как козявку, у нее все есть — деньги, положение, влияние, даже заслуги перед Римом ее мужа. А мы с Клодием кто? Ох, о том ведь и речь…

А в это время Консул Гай Марий Каррон нервно мерил большими шагами просторный атриум своего дома. Приглашение на виллу к Оливии он проигнорировал еще утром. И до самого вечера придумывал предлог, чтобы навестить соседей. Гай Марийза этот долгий день успел побывать в Сенате, провел инспекцию новой казармы, строящейся на окраине города, и даже кое-кому успел устроить разнос.

Но мысли о голубоглазой милой «северянке» не покидали мужчину… А теперь, когда он вдруг вспомнил о злополучном денарии, что так и не отдал девушке, смазливый раб-гречонок заявляет, что Клодий и Наталия сейчас на вилле Котта, у этой распутницы! О, гнев Богов! О чем она только думала, когда поехала в это гнездо разврата… Перед глазами Гая Мария снова встало нежное, печальное личико Наталии, ее хотелось успокоить, защитить, приласкать…

И еще она во всеуслышание заявила, что не примет ничьей помощи, не станет содержанкой ленивых обжор и надушенных горлопанов. А, что если она возьмет назад свое слово? А ведь речь шла еще и о нем, о самом Гае Марие… Девушка при всех поклялась, что ей не нужен никакой мужчина кроме него, сдержит ли она свою клятву? Но, если же нет… не станет ли он, Консул — посмешищем в глазах всего Рима…

Еще солнце не успело сесть, а небольшой отряд всадников скакал по Аппиевой дороге в сторону виллы Котта. Впереди ехал сам консул Гай Марий Каррон.

Глава 8. Ночной гость

"Кто не умеет защищаться — не сумеет выжить"

(надпись на стене дома в Геркулануме, раскопки)

Я вернулась в дом и застала там трогательную сцену. Клодий читал стихи, и публика была весьма благосклонна. Еще бы… выступал любимец самой хозяйки! Я планировала хотя бы парой слов перекинутся с Оливией насчет того измученного гладиатора, но ничего не вышло. Женщина одним движением царственной длани велела мне сесть на место и закрыть ротик… куском пирога. С маком и сыром. А еще выпить фалернского и забыть обо всех заботах бренного мира. Да уж, а вот Гай Марий предпочитает мульс — вино с медом… Где же сейчас мой консул… наверно, задирает серую тунику своей пригожей рабыне, а про меня и думать забыл.

Но стоит отметить, вечер прошел спокойно, без всяких там пьяных оргий, и даже в приятных дружеских беседах. Я немного освоилась и уже сама завела разговоры о макияже и парфюмерии с парочкой девиц помоложе, похвалила наряд старшей матроны и, кажется, ко мне здесь стали относится более дружелюбно, чем поначалу.