Филиппа Грегори - Другая Болейн

Я вошла в комнату, три женщины сразу же замолчали.

— Какие новости? — бросила я.

Никто не ответил. Первой не выдержала Джейн Паркер — всегда впереди всех со сплетнями и слухами.

— Король послал Джейн Сеймур подарок — целый кошелек золота. А она отказалась принять.

Я ждала продолжения.

Глаза Джейн Паркер блестят от возбуждения.

— Сказала, что незамужняя девушка не должна принимать таких подарков, это может отразиться на ее репутации.

Я помолчала, пытаясь понять тайный смысл подобного утверждения.

— Отразиться на ее репутации?

Джейн кивнула.

— Мне надо идти, — сказала я и, больше не обращая внимания на дам, прошла в спальню Анны.

Там Георг, а с ним Франциск Уэстон.

— Мне надо поговорить с вами наедине.

— Можешь говорить в присутствии сэра Франциска, — отрезала Анна.

Я только вздохнула.

— Слышали уже, что король послал этой девчонке Сеймур подарок, а она отказалась его принять?

Они покачали головами.

— Говорят, заявила, не может принимать таких подарков, пока не замужем, боится запачкать свою репутацию.

— Ого, — присвистнул сэр Франциск.

— Наверно, просто выставляет напоказ свою праведность, но во дворце только об этом и болтают.

— Намекает королю, что может выйти замуж за другого, — заметил Георг.

— Тоже мне, добродетель ходячая, — добавила Анна.

— Полно выставляться, — кивнул сэр Франциск. — Театр да и только. Она же лошадь обратно не отослала? А кольцо с бриллиантом? Подвеску с его портретом в медальоне? Но теперь ей удастся убедить и двор, и самого короля — есть на свете молодые особы, совершенно не интересующиеся ни деньгами, ни богатством. Отличный выпад! Туше! Пьеса в одной картине.

— До чего же она несносна! — процедила сквозь зубы сестра.

— Ну Джейн ты сейчас никак не отплатишь, — успокоил ее брат. — Даже думать о ней забудь. Голову выше, улыбку пошире и вперед — очаровывать короля.

— За обедом могут упомянуть союз с Испанией, — предупредил Франциск, когда она встала. — Не стоит против этого возражать.

— Если предстоит превратиться в Джейн Сеймур, — бросила Анна через плечо, — лучше сразу отойти в сторону. Что во мне есть хорошего — мозги, характер, страсть к переменам в церкви, и если это никому не нужно — значит, надо самой уйти. Коли королю понадобилась покорная, послушная жена, зачем мне вообще сдался трон. Если я — не я, незачем и стараться.

Георг подошел, взял ее руку, поцеловал.

— Право, мы тебя обожаем. Все это только прихоть короля, скоро пройдет. Теперь ему подавай Джейн, до того — Мадж, а еще раньше — леди Маргариту. Он придет в себя, вернется к тебе. Вспомни, сколько времени его удерживала королева. Он уходил и возвращался десятки раз. Ты его жена, мать принцессы, как она. Ты сможешь его удержать.

Она усмехнулась, расправила плечи, кивнула мне — открой дверь. Вышла, роскошное платье зеленого бархата, в ушах изумрудные серьги, на зеленом чепце посверкивают бриллианты, шею охватывает знакомая подвеска в форме буквы „Б“ на жемчужном ожерелье. Я услышала шум голосов в приемной.

К концу февраля похолодало, Темза у дворца замерзла. С пристани можно спуститься по лесенке к белому покрову, ступить прямо на гладкое стекло льда. Река превратилась в дорогу, иди куда хочешь. Где лед потоньше, видна зеленая, опасная глубина, там под прозрачной поверхностью движется вода.

Сады, тропинки, стены и аллеи вокруг дворца побелели от снега, за ночь намерзает ледяная корка, снова идет снег. Кусты в парке покрыты изморозью. По утрам, когда появляется солнце, таинственным, наброшенным на тоненькие ветки кружевом сверкают замерзшие кристаллы паутины. Каждая былинка, каждый прутик очерчены белым, будто все веточки и стволы выкрасил художник.

По ночам ужасно холодно, ветер с востока — русский ветер. Днем ярко светит солнце, в парке приятно гулять или играть на замерзшей лужайке в шары. Малиновки на деревьях ждут хлебных крошек, над головой проносятся стаи гусей — эти создания любят холод. Большие птицы кричат, вытягивают длинные шеи, ищут незамерзшую воду.

Король объявил — пора зимних развлечений, рыцарские турниры на коньках, танцы на льду, зимние маскарады с катанием на санях, пожирателями огня, акробатами из Московии. Пора дразнить медведей, на льду это куда смешнее, бедный зверь скользит и падает, бросаясь на преследующих его собак. Один из псов кидается на зверюгу, надеясь куснуть и отпрыгнуть, но лапам на льду не за что уцепиться, медведь переламывает псине хребет одним могучим ударом. Король просто ревет от смеха.

Со Смитфилда, лондонского рынка, привозят огромных быков — вместо дороги теперь замерзшая река. Жарят их на кострах у самой воды, парни носятся с кухни к реке со свежеиспеченным хлебом, кухонные псы заливаются лаем, путаются у всех под ногами, надеясь на подачку.

Джейн — зимняя принцесса, в белом и голубом, на шее, на оторочке капюшона — белоснежный мех. На коньках держится весьма неуверенно, ее все время с обеих сторон поддерживают брат и отец. Подталкивают ее, красивую куколку, поближе к трону, а я думаю — несладко быть сеймуровской девчонкой, явно не лучше, чем болейновской. Папаша и братец пихают тебя к королю, а у тебя нет ни сил, ни ума убежать подальше.

Ее место всегда рядом с креслом Генриха. Справа от королевского трона, как положено, трон королевы, но слева — скамеечка для Джейн, она там отдыхает, накатавшись на коньках. Сам король не катается — нога беспокоит, поговаривают о том, чтобы пригласить французских лекарей или отправиться в паломничество в Кентербери. Только Джейн может его развеселить, как это у нее получается — безо всяких усилий? Она то сидит рядом, то позволяет катать ее на коньках прямо перед ним, вздрагивает от страха при виде петушиных боев, замирает в восторге, глядя на пожирателей огня, ведет себя как всегда, маленькая дурочка, доставляя королю такое удовольствие, на какое Анна совершенно не способна.

Каждые три дня Анна появляется за обедом, подаваемом на льду, смотрит, как Джейн с неуклюжей грацией танцоров-москвитян движется на острых, сделанных из китового уса, коньках, а мне думается о том, что этой зимой все мы, Болейны, катимся по тонкому льду. Даже самое невинное словцо Анны вызывает раздражение короля, ему все неприятно. Он все время наблюдает за Анной, не сводит с нее подозрительных поросячьих глазок. Смотрит на нее и потирает руки, вертит на мизинце кольцо.

Анна дразнит его своей красотой и заразительным весельем. Она больше не ссорится с ним, какой бы он ни был кислый и скучный. Она танцует, играет в карты, смеется, катается на коньках, она вся радость, легкомыслие и веселье. Джейн Сеймур где-то позади, кто может отвести взгляд от Анны, посмотреть на другую женщину, когда моя сестра в таком радужном настроении. Даже король не спускает с нее глаз, когда она танцует, голова гордо поднята, шея чуть повернута, будто кто-то с ней разговаривает. Вокруг толпятся придворные кавалеры, пишут поэмы, воспевающие ее красоту, музыканты играют только для нее одной, она — центр всех развлечений двора. Король не сводит с нее глаз, но он больше не приходит в восторг. Глядит на нее, словно пытается что-то понять, будто раскрыл тайну ее колдовского очарования. Все, что когда-то было ему так дорого, теперь исчезло. Глядит на мою сестру с выражением человека, который купил дорогущий гобелен, стоивший целое состояние, и неожиданно обнаружил — это подделка, пора ее распускать на нитки. Глядит, словно не может поверить — она обошлась ему так дорого, а взамен не дала ничего. Сколько бы Анна ни старалась, ее очарование и живость ума не убедят его, что сделка того стоила.

Пока я смотрю на Анну, Георг и Франциск наблюдают за секретарем Кромвелем. По дворцу хотят слухи — от Анны избавятся, признают брак недействительным. Мы с Георгом только смеемся над этим, но сэр Франциск напоминает нам — в апреле, безо всякой видимой причины, был распущен парламент.

— И какое нам до того дело? — спрашивает брат.

— Все эти добрые деревенские рыцари разъехались по поместьям, никого здесь не будет, если король решит отделаться от королевы.

— С чего они вообще станут ее защищать, — удивляюсь я. — Они ее ненавидят.

— Они могут подняться на защиту самого принципа, — объясняет Франциск. — Их силой заставили выступить против королевы Екатерины, отречься от клятв верности принцессе Марии и признать наследницей принцессу Елизавету. Если теперь король захочет избавиться от Анны, они будут чувствовать себя последними идиотами, им опять указывают, что делать, кому это понравится. Если он теперь снова ухватится за решение Папы, им нелегко будет проглотить без звука подобные перемены — уж больно быстро все меняется.

— Но королева мертва. — Я подумала о своей покойной госпоже, Екатерине. — Даже если брак с Анной будет признан недействительным, он не сможет вернуться к ней.

Георг нетерпеливо присвистнул — ну до чего же я тупа, но Франциск спокойно объяснил:

— По решению Папы брак с Анной недействителен. В таком случае Генрих — вдовец и может жениться снова.

Мы все трое, не сговариваясь, взглянули на короля. Вот он встает с трона, поставленного на помост на льду. Рядом с ним сэр Джон Сеймур и сэр Эдуард Сеймур,[31] помогают ему подняться. Джейн тут же, на губах улыбка, словно видит перед собой молодого красавчика, а не старую, толстую развалину.

Анна, на коньках, в сопровождении Генриха Норриса и Томаса Уайетта. Скользит к мужу, спрашивает:

— Как вы себя чувствуете, дорогой муж? Уже уходите?

Он глядит на Анну. Холодный ветер разгорячил щеки, на ней алая шляпка для верховой езды с длинным, белоснежным пером, прядь волос выбилась из-за уха. Такая веселая, такая невероятно красивая.

— Нога болит, — медленно отвечает он. — Вы тут резвитесь, развлекаетесь, а я страдаю. Пойду к себе, отдохну.

— Я пойду с вами. — Она приближается к нему. — Если бы знала, провела бы все время подле вас, вы сами сказали — иди покатайся. Мой бедный муженек, я вам приготовлю ячменный отвар и почитаю, если хотите.

Он качает головой:

— Мне лучше поспать. Предпочитаю тишину вашему чтению.

Анна вспыхивает. Генрих Норрис и Томас Уайетт отводят глаза, им, наверное, хочется под лед провалиться. Сеймуры делают вид, что ничего не слышат.

— Тогда увидимся за ужином. — Анна сдерживается, не дает себе высказать обиду. — Я помолюсь, чтобы вам стало лучше и боль прошла.

Генрих кивает, отворачивается. Сеймуры берут его под руки, помогают пройти по роскошным коврам, которыми, чтобы не поскользнуться, устлан лед. Джейн с кроткой улыбкой, словно извиняется за то, что выбор пал на нее, семенит вслед за ним.

— И куда это вы направляетесь, мисс Сеймур? — Голос Анны хлещет как кнут.

Девушка оборачивается, делает королеве реверанс.

— Король приказал мне сопровождать его, почитать перед сном. — Глазки опущены, сама невинность. — Я не знаю латыни, но немного читаю по-французски.

— Немного читаю по-французски! — восклицает моя сестра, она-то свободно владела тремя языками еще в шесть лет.

— Да, — гордо отвечает Джейн. — Только я не все понимаю.

— Вы, похоже, вообще мало что понимаете. — Последнее слово за королевой. — Можете идти.

Снег тает, но до тепла далеко. На лужайке для игры в шары уже кое-где показались подснежники, но играть еще нельзя — слишком много воды, да и тропинки не просохли — не проберешься. Нога короля все не заживает, рана не затягивается, не помогают ни снадобья, ни припарки, воспаление все хуже и хуже. Он боится, что не сможет больше танцевать, а новости из Франции — король Франциск в прекрасном настроении, здоровье отменное — не прибавляют Генриху веселья.

Подошел Великий пост, прекратились танцы и пирушки. Теперь у Анны нет ни малейшей возможности затащить его в постель, а значит, неоткуда будет взяться новому младенцу. Никому, ни даже королю с королевой не дозволено спать вместе во время Великого поста. Анне ничего не остается, как наблюдать за Генрихом, сидящем в мягком кресле, больная нога поднята на табуретку, рядом устроилась Джейн, читает ему душеспасительные трактаты, а она, королева, даже не может заполучить законного мужа в спальню.

На нее больше никто не обращает внимания. С каждым днем все меньше придворных дам толпится в ее приемной, королева их выбрала, платит им содержание, а они весело проводят время в комнатах Джейн Сеймур. Только те, кого туда не приглашают, остаются верны Анне — наше семейство, Мадж Шелтон, наша тетушка Анна, моя дочь Екатерина и я. Бывают дни, когда из всех кавалеров с нами только Георг и его верные дружки — сэр Франциск Уэстон, сэр Генрих Норрис, сэр Уильям Брертон. Как раз те, с кем муж не советовал водиться, но делать нечего — у Анны нет иных друзей. Мы играем в карты, слушаем музыку, а когда появляется сэр Томас Уайетт, устраиваем поэтические состязания. Каждый пишет по строчке сонета, посвященного самой прекрасной королеве в мире, но нам совсем не весело, вместо радости в сердце вползает пустота. Анна уже почти все потеряла и не знает, как удержать хотя бы то, что осталось.