И тут Андрей вспомнил, какое на Ирке было белье! Там, у Варьки, он и не заметил, а здесь сам ее раздевал. Познания Андрея в этой области были весьма скудными: он подозревал, что женское белье может быть белым, черным… ну красным! Но Иркино было какого-то немыслимого лилового цвета – с кружевами, вышитыми фиалочками и бантиками! Ее и без того соблазнительная грудь в этих фиалочках и бантиках выглядела совсем уж… сногсшибательно! Как ни был он наивен, все же сообразил, что белье – самая роскошная Иркина вещь: джинсы на ней были самые простые, хотя и не дешевые, скромный джемпер, спортивная куртка и трогательные замшевые ботиночки с тупыми носами, умилившие Андрея – ножки у Ирки тоже были маленькие. И квартира не блистала особенной роскошью – милый, чистый, теплый домик, очень женственный, даже какой-то девический!

Зачем? Зачем одинокой женщине такое соблазнительное белье?! Если никто его не видит?! Или… или она с самого начала знала, что дело кончится постелью?! Он тут же вспомнил, как она поразила его своим пылом, и внутренне застонал: нет! Да нет же! Это было пылко, но так… по-человечески, так естественно! Не может быть, чтобы Ирка была… профессионалкой! Просто потому, что этого не может быть никогда. Он имел дело с… профессионалками. И при воспоминании об этом его слегка затошнило.

– Мне так нравится твоя квартирка! Уютно, светло. Давно ты тут живешь?

– Маленькая, да? Ты знаешь, наверно, у меня… как это называется, когда не клаустрофобия, а наоборот?

– Агорафобия вроде бы.

– Вот! Я люблю в коробочках жить! Когда много пространства, мне не очень уютно. Вот и купила поменьше, зато лоджия какая и вид, правда?

– Вид замечательный. А до этого ты где жила?

– У мужа. Своего у меня ничего не было, я комнату снимала. У родителей очень тесно. Ту продала, эту купила. Я ж не работала, а пока искала себе место, деньги и пригодились.

– А у мужа что, большая квартира? – Андрей чувствовал себя мерзко, выспрашивая, но ничего не мог поделать, уж очень хотелось понять.

– Огромная! На Кутузовском, за Панорамой.

– А-а, понятно…

Ну да, на Кутузовском. Все верно. Он сам и настоял, чтобы в завещание было внесено дополнение: «на момент составления данного завещания» – «Антипова Ирина Алексеевна, на момент составления данного завещания прописанная по адресу Кутузовский проспект, дом такой-то…». А то вдруг она переедет? Вот и правда – переехала. Да, он хороший юрист. Предусмотрительный.

– А муж твой, он кто был?

– В службе безопасности работал, в частной.

– А почему ты его фамилию не брала? Или обратно поменяла?

– Да он и не настаивал. У него фамилия неблагозвучная – Харин. Кстати! А как твоя фамилия?!

– Синицын.

– Нет! Ты меня разыгрываешь!

– Чистая правда. Так что не зря я тебя Синичкой прозвал. Ну что, готова? Поехали?

– Ага! Ты знаешь, я все пыталась представить, как ты живешь! Хочешь, расскажу? Смешно будет, если угадала, правда?

– Вот по дороге и расскажешь…

И весь этот долгий день – и по дороге, и дома – Андрей все думал, думал. Улыбался Иечке, кивал, поддакивал, что-то отвечал, любовался ею – и думал. Ирка ахала, бегая по его квартире:

– Я так и знала – одни книги! А это твое логово, да? Ой, лампа с зеленым абажуром! Я так и думала! Тут и спишь, понятно…

Андрей действительно спал в кабинете на диване, почти не заходя в другие комнаты.

– Даже и не думай, что я буду с тобой тут на диване спать!

– Конечно! Есть спальня, зачем же – на диване. – Андрей вдруг взглянул на свой дом ее глазами: да, мрачновато. – Синичка, ты можешь тут все переделать по-своему, если захочешь! Ну, кроме моего логова, ладно?

– С какой стати?! Ты что? Мне нравится! Если только мелочи какие-нибудь, а так – и не надо. Это же твой дом? Ты тут вырос, да?

– Да. – Андрей вздохнул. Они с Иркой стояли в коридоре, и ему вдруг почудилось, что изо всех дверей выглядывают родные лица: отец, мама, дед, Бабася, брат Максим. Таня. Все вышли встретить новую хозяйку.

А хозяйка, повязав фартучек, уже вовсю что-то готовила на кухне – по дороге они заехали в магазин, потому что никакой еды у Андрея не водилось: йогурты, хлеб, яблоки, сыр, вино. Питался он обычно «в городе», как говаривала Бабася: «Выйду-ка я, пожалуй, в город!» И выходила, нацепив очередную немыслимую шляпку, а Таня говорила, что ее когда-нибудь заберут в психушку за эти чудовищные сооружения на голове. Андрей обижался: он страшно любил свою невозможную, умную и язвительную бабку…

Но, что бы Андрей ни делал, о чем бы ни говорил или ни думал, параллельным курсом все время шли мысли о завещании, в которое вписано имя Антиповой Ирины Алексеевны, такого-то года рождения. А Ирина Алексеевна хлопотала, суетилась, щебетала и просто светилась от счастья, а к ночи так уморилась, что Андрей, придя из ванной, нашел ее глубоко спящей. Он улыбнулся, покачал головой, присел на кровать, полюбовался, потом осторожно приподнял одеяло, чтобы рассмотреть наконец вволю. Она лежала на спине, повернув голову набок, и Андрей с каким-то даже благоговением разглядывал ее обнаженное тело: высокая грудь, которая все время так волновала его, ровно дышащий животик… Так и подумал с умилением: животик! Маленькая родинка под пупком, у самого начала треугольничка волос, длинные ноги…

Наклонился, поцеловал прямо в родинку и вдохнул запах ее тела.

Иечка, счастье мое!

Ирка завозилась и повернулась на бок, подтянув ноги. Андрей быстро накрыл ее одеялом: вот дурак, озябнет же! Сел на пол, оказавшись с ней лицом к лицу, и все смотрел, смотрел, изучал, впитывал – с такой пронзительной нежностью, что ныло сердце: длинные ресницы чуть вздрагивают… синяя жилка бьется на виске…

И вдруг подумал: «Наплевать! Наплевать на завещание, на эти проклятые деньги, на то, что подумают люди… на то, что может подумать сама Ия! Я нашел ее и не хочу потерять. Что будет, то будет. Счастье мое, Синичка, Иечка, родная, любимая… жизнь моя…»

Оказалось, что он бормочет это вслух, и его Синичка вдруг заплакала во сне, потом открыла полные слез глаза, обняла его за шею и потянула к себе:

– Господи! Где ты был раньше, а? Я так долго тебя ждала! Всю жизнь! А тебя все не было и не было! Я пропадала, а тебя не было…

Они целовались солеными от слез губами, приникали друг к другу, проникали в самую глубь, в самую суть – телами, сердцами, душами. Андрей перестал бояться, перестал думать – Ия держала его взглядом, отвечала ему каждым вздохом, отдавалась ему полностью, растворялась в нем и взлетала вместе с ним!

Почему-то Андрею казалось, что именно тогда они и сотворили Антипку. Господи, ведь он умудрился испортить даже тот радостный день, когда Ирка сообщила, что беременна! И почему он вечно все портит! Именно в тот день она впервые показала свой настоящий характер – именно поэтому Андрей и сидел сейчас в офисе, вместо того чтобы идти наконец домой. Боялся! «Ну да, я трус, – уныло думал он. – Самый настоящий трус…»

А тогда Андрей мчался домой так, словно им выстрелили из лука! Пятница, впереди два выходных – Ира еще работала, но добрая начальница разрешила ей не приходить по субботам и воскресеньям. Примчался и с ходу обнял ее, стал целовать – Ирка, хохоча, отбивалась:

– Подожди, ну подожди же! Мне надо тебе что-то сказать!

– Ты же видишь… я не могу… ждать…

Потом он растроганно сказал ей, целуя блаженно улыбающиеся губы и мокрый от пота висок:

– Ты удивительная женщина, потрясающая! Такая щедрая!

– Щедрая?

– Ну, по-женски щедрая!

– Но я люблю тебя, как же иначе?!

А Андрей вспомнил свои мучительные отношения с Таней – в их первой жизни – и произнес, рассеянно глядя в потолок:

– Ты представляешь, а ведь я ни разу не спал с ней! С настоящей Таней… которая меня любила…

Ирка вдруг перелезла через него, встала, завернулась в халат и убежала на кухню, а Андрей даже сморщился от неловкости: «Ну что я за идиот! Зачем я заговорил про Таню? В такой момент». Он ринулся за ней – кухня была полна черного дыма и пара, а Ирка так громыхала посудой, что он понял – дело плохо.

– Ир, что случилось, а?

– Картошка вся сгорела! Что случилось! Открой окно!

– Ир, ты прости меня!

Она повернулась и уставилась на него – руки в боки, лицо красное и сердитое, волосы взлохмаченные:

– За что?!

– Ну… я не подумал… что тебе может быть неприятно… про Таню…

– Да! Да, мне неприятно! Мне так неприятно, что внутри все переворачивается! Потому что мне безумно вас жалко! И тебя, и Таню! Но только мне все больше кажется, что тебе нравится быть несчастным! Я понимаю, это твоя жизнь, пятнадцать лет, три года любви – этого не забудешь, да и нельзя забывать! Но и жить этим нельзя! Ты же настоящее пропускаешь! Здесь, сейчас – мы с тобой, ты и я! А ты все копаешься в прошлом, растравляешь раны! Опилки пилишь!

– Какие… опилки…

– Такие! Это бревно распилено, все. Остались опилки. А ты их пилишь и пилишь!

Андрей смотрел на нее во все глаза: да, Синичка совсем не кроткая птичка! Как она его… приложила. А ведь права, права! Во всем права. А Ирка вдруг выдохлась, замолчала и закрыла лицо руками.

– Ну вот! Иечка, не плачь! Я совершенно не могу выносить твоих слез! Пожалуйста, Синичка! – Андрей обнял ее, прижал потеснее.

– Да-а… Мне что-то так оби-идно стало, – всхлипывала Ирка. – Тебе хоть есть что вспомнить – три года в любви прожили! Подумаешь, не спал он с ней! Зато теперь со мной… отрываешься по полной! Почему у вас, мужиков, всегда только секс в голове?! А мой муж со мной спал, пусть редко! Но не любил! Использовал, как… как резиновую куклу из секс-шопа! А потом в шкафчик убирал, до следующего раза. А я, дура, думала, что это любовь такая… резиновая…

– Ну прости меня!

– Да ладно. Это ты прости. Накинулась на тебя, как мегера какая-нибудь. А ты еще и не ужинал! А все… сгоре-ело-о…

И она зарыдала с новой силой.

Только потом, ночью, после того как сварили новую картошку, поужинали, прибрались на кухне, после того как утешили друг друга, Ирка наконец сказала, что беременна, и Андрей завопил от радости так, что им застучали в стену!

Долго выбирали имя – мальчика-то сразу решили назвать Антипкой, так хором и произнесли: Антипка! А с девочкой помучались – Андрей хотел Ирку-маленькую, но Ирка-большая воспротивилась:

– Я не хочу. А что, если мы ее назовем…

– Нет, так мы называть нашу дочь не будем!

– Андрюш, я хотела предложить Варьку! А ты что подумал?

Конечно, он подумал про Таню. Долго перебирали, ничего не нравилось, потом Иру осенило:

– Назовем Асей! Как твою бабушку!

– Это что – Энгельсиной?!

– Ну, зачем! Можно Анной, а звать будем – Ася. Ася Синицина, хорошо же, правда?

– Анна Андреевна будет, как Ахматова! Все, только Ася!

Потом-то стало понятно, что родится именно Антипка. Ему было уже почти девять месяцев, ослику Антипке. Андрей представил, как Ия кормит их пухленького сына, а тот серьезно сосет, тараща круглые карие глаза и толкая ее в грудь крошечной ладошкой…

Господи, что ж делать-то?!

Делать нечего, надо идти домой.

Ирка уложила Антипку и присела на диван перед телевизором, где под бодренькую музыку раскрывал преступления и совершал массу нелепостей странный мистер Монк, которого она обожала.

– Андрюш, он так на тебя похож!

– Да ничего общего, не выдумывай!

– Нет, похож! Мне лучше знать.

– Это что же, я такое нелепое существо?!

– Ты существо лепое, милое, плюшевое, и я тебя обожаю!

– Ну, раз обожаешь, тогда ладно. – Андрей поцеловал Ирку в щеку и сунул большое красное яблоко, в которое она тут же с аппетитом вгрызлась.

– Ир, скажи… А что б ты делала, если бы у тебя был миллион?

– Миллион чего? Денег?

– Ну да.

– У меня есть.

– Как есть?!

– Даже полтора. Около того! Осталось от продажи той квартиры. Тебе нужно денег?

– Да нет! Что-то у тебя мало осталось, твоя нынешняя-то наверняка не слишком дорогая, хотя и почти в центре…

– Я же маме часть отдала! Они Мишке квартиру купили. Хватило только на однокомнатную, правда, и далеко, чуть не в области. До сих пор обижаются.

– На тебя?! Ты им купила квартиру, а они обижаются?!

– Обижаются, что маленькая, ага. Но я же у себя еще ремонт делала, потом мебель, то-се. Сантехника, холодильники-телевизоры, всякое такое. И не работала почти два года. Не могла себя заставить. А, я же еще снимала, пока ремонт шел! Вот деньги и разошлись. Я старалась экономить, правда! Но, наверно, плохо старалась. Так всего хотелось! У меня ж никогда ни жилья своего не было, ни денег. Ой, я еще путешествовала! В Вологду первым делом, бабушке новый крест поставила, потом в Питер. Ну, это близко, я часто туда гоняла, на «Сапсане» так быстро! Еще в Париже побывала. В Англию мне очень хочется! Давай съездим? А еще знаешь куда? Мачу Пикчу! Это в Перу, город инков! И еще в пустыню Наска, там эти рисунки загадочные, я давно про них думаю. Но это очень дорого.