- Как ты думаешь, что же все-таки случилось?

- Не могу даже себе представить. Скорее всего, у него сдали нервы. За ужином они вели себя идеально.

- Наверное, Крессида была здесь и они поругались.

- Нет, - послышался с постели голос Оливера, хрипловатый, но совершенно спокойный. - Я не видел ее с того самого момента, как мы расстались. Не волнуйтесь, мне уже хорошо.

Руфус пощупал его пульс.

- Да, ему лучше, - спокойно сказал он. - Манго, почему у тебя такое испуганное лицо?

- Прости, - ответил Манго, чувствуя, что его самого скоро стошнит. - Это так не похоже на Оливера. Всегда такой спокойный, уравновешенный, и вдруг такое. Ведь он почти никогда не пил.

- Знаю, знаю.

Принесли кофе и минералку, и они принялись поочередно отпаивать Оливера с такой нежностью и заботой, с какой мать ухаживает за своим ребенком.

Ночь выдалась тяжелой: Оливер то и дело бегал в ванную, засыпал и вновь просыпался и наконец забылся тяжелым сном. Он проснулся в пять часов утра и стал более или менее походить на прежнего Оливера.

- Мне надо в туалет, - заявил он, вставая. - Не бойтесь, больше такого не повторится. Не понимаю, что на меня нашло. Мне ужасно стыдно. - Пошатываясь, он направился к двери. - Теперь я понимаю, как чувствуют себя старики. У меня ломит все тело.

- Произошло обезвоживание организма, - сказал Руфус. - Тебе надо пить как можно больше воды.

- Меня уже от нее распирает, и скоро она начнет сочиться сквозь поры. - Однако он выпил полный стакан и со стоном лег обратно в постель. - Вы хорошие друзья, - сказал он. - Я обязан вам жизнью.

- Выбрось это из головы, - сказал Руфус. - Не мы, так кто-нибудь другой помог бы тебе. Ты ведь это сделал не нарочно.

- Конечно, нет, - собравшись с силами, ответил Оливер. - Расшатались нервы. Такое может со всяким случиться. - Он помолчал и добавил: - Я чувствую себя виноватым. Простите меня. - Он снова закрыл глаза.

- Оливер, - позвал его Руфус, - ты действительно считаешь, что хочешь этого? Я говорю о свадьбе. Потому что, если нет…

- Что? О Господи, возможно. Я ничего не знаю, - пробормотал Оливер в ответ, погружаясь в глубокий сон.

Они молча смотрели на него.

- Мне кажется, что нам надо остаться здесь, - сказал наконец Манго. - Боюсь оставлять его одного.

- Да, ты прав. Как мне жаль старину Оливера. Это какой-то кошмар. Как ты думаешь, что мы должны делать?

- Это одному Богу известно. Может, с кем-нибудь посоветоваться? Надо выяснить, что же все-таки случилось.

- Возможно, ты и прав, но я просто не знаю с кем. С Крессидой? Гарриет? Его матерью? Я уже обо всех подумал.

- Я считаю, нам надо поговорить с Тилли, - внезапно предложил Манго. - Они с Оливером хорошие друзья. Может, ей удастся что-нибудь из него вытянуть? Я слышал, что два дня назад они вместе обедали.

- Да, это так, - ответил Руфус. - Я разозлился на Тилли из-за того, что она не разрешила мне присоединиться к ним. Ей хотелось вручить Оливеру свадебный подарок и извиниться за то, что она не сможет прийти на венчание.

- Почему же все-таки она не смогла приехать? Насколько мне известно, она собиралась. Говорила мне, что очень хочет присутствовать на церемонии.

- Какая-то срочная работа, - ответил Руфус. - Ты же знаешь, что она сейчас нарасхват.

- Да, но…

- Какое это имеет значение - почему. Не смогла приехать, и все тут. Она встречалась с Оливером и поздравила его. Тебе пришла в голову хорошая идея - позвонить Тилли. Она наверняка что-нибудь придумает. - Он посмотрел на часы. - Скоро можно будет позвонить. Сейчас во Франции половина седьмого. Я позвоню ей через час. Боже, какая ужасная ночь! Давай попытаемся немного поспать. Может, мы уляжемся на другой кровати?

- Лучше я буду спать на полу в соседней комнате.

Их разбудила Джулия Бергин. Она вошла без стука, чем очень удивила Манго: Оливер хоть ей и сын, но все же взрослый мужчина. Она стояла, с удивлением глядя на него. «Как странно, - подумал он, - еще только семь утра, а она уже при параде: накрашена и одета в нарядные брючки и свитер».

- Какого черта ты здесь делаешь? - спросила она с явным раздражением.

- Вчера вечером Оливер плохо себя чувствовал, и мы решили остаться с ним, - сказал, поднимаясь, Манго.

- Что значит плохо себя чувствовал? - спросила Джулия.

В это время из комнаты Оливера вышел Руфус.

- Он вчера много выпил, - сказал он, - и мы решили не оставлять его одного. Ему нужна была наша помощь.

- С чего это он напился? - не унималась Джулия, и Манго, глядя на нее, подумал, как такая очаровательная, элегантная женщина, какой он ее всегда считал, могла вдруг внезапно превратиться в злобное существо с грубым, скрипучим голосом. - Вы тоже пили вместе с ним? - продолжала Джулия. - Я была уверена, что вы вчера уехали к себе в гостиницу.

- Да, так оно и было, - терпеливо ответил Руфус, - но потом Оливер позвонил нам и попросил приехать к нему. Он сказал, что очень нервничает, и попросил составить ему компанию.

- Он мог бы позвонить мне, - сказала Джулия, с ненавистью глядя на Руфуса. - Я никуда не выходила из номера.

- Наверное, он подумал, что вы уже спите. Было очень поздно.

- Уходите! - приказала Джулия. - Я сама позабочусь о нем. Немедленно убирайтесь отсюда, и нечего мне вешать лапшу на уши! Что такого могло случиться, о чем бы я не знала?

- Понятия не имею, - ответил Руфус, не теряя самообладания. - Просто ему было плохо и его тошнило. Вы должны не спускать с него глаз.

- Руфус, - сказала Джулия, и в ее голосе чувствовалось возмущение, - я мать Оливера и забочусь о нем вот уже тридцать два года. Мне вовсе не нужны твои советы, как поступать. - Она прошла в спальню и посмотрела на спящего сына. - Он кажется мне вполне здоровым. Придумайте что-нибудь более правдоподобное. Я уверена, что именно вам захотелось напиться и вы втянули Оливера в свою компанию.

- Вы можете думать все, что хотите, миссис Бергин, - сказал Руфус, оставаясь совершенно спокойным. - Мы беспокоимся за Оливера.

- Я тоже, - последовал ответ. - А теперь - убирайтесь!

Они ушли слишком уставшие, чтобы продолжать этот нелепый разговор.

- Просто какое-то невезение, - сказал Манго, включая зажигание. - Ничего не понимаю.

Пожалуй, даже такое бессмысленное времяпрепровождение, как ожидание гостей, которые явно не приедут, много лучше, чем тот кошмар, который случился ночью. Манго не переставал думать о том, как подействует на Оливера известие об исчезновении Крессиды. Как он поведет себя? Сейчас трудно что-либо предсказать, но одно ясно - впереди их ждут большие неприятности, а он не любил неприятностей, и как только они начинали маячить на горизонте, всегда уходил в сторону. Однако нельзя сказать, что в его жизни не было передряг. Их хватало, и даже очень серьезных, взять хотя бы смерть матери и женитьбу отца сначала на одной ведьме, затем на другой. Слава Богу, у него появилась Саша, недалекая, но очень хорошенькая и веселая, умеющая создавать отцу хорошее настроение, а это для него, Манго, самое главное. До встречи с Сашей отец был очень раздражителен, часто выходил из себя и ко всему цеплялся. Манго нередко задавался вопросом: что могло с ним случиться, что так сказалось на его настроении?

Неприятным бременем для него были и две школы, которые он сменил одну за другой, и особенно вторая, куда он попал по настоянию первой мачехи, но с ее исчезновением вопрос об этой школе отпал. С тех пор жизнь стала более или менее сносной. Ему нравилась школа в Женеве, нравилось учиться в Сорбонне, и он не особенно возражал, когда отец стал приобщать его к бизнесу. Деловая жизнь совершенно не привлекала его, но он видел, что для отца это важно, и стал искать в ней свое место. Он перепробовал многое: был брокером, менеджером супермаркета и гостиницы, поработал даже в химической промышленности, пока не испил всю чашу до дна и не понял, что бизнес не его стихия. Отец злился и ругался, но Манго уже давно привык к этому. Ругань, угроза лишения наследства, когда он влез в карточные долги, значили для него не больше, чем угрозы, которые он слышал в детстве: отлупить его ремнем, лишить праздника на Рождество или день рождения, отослать обратно пони или на всю неделю запереть в комнате. Ни одна из этих угроз никогда не выполнялась: несколько часов спустя отец с виноватым видом приходил к нему в комнату или на конюшню, где он чистил пони, и спрашивал: «Ты раскаиваешься, Манго?» И с глазами, полными слез, которые он научился легко вызывать, Манго отвечал: «Я глубоко раскаиваюсь, папа». Отец давал ему легкий подзатыльник и говорил: «На этот раз я тебя прощаю, но чтобы впредь этого не повторялось. Обещаешь?» Он обнимал отца и отвечал: «Конечно, папа, я больше никогда не сделаю этого». И так до следующего раза - всего лишь угрозы и никакого наказания.

Анализируя прошлое, он стал понимать, почему третья и четвертая жены отца так сильно ненавидели его: отец любил его больше всех на свете, больше своих жен и даже противных маленьких сестер, которых эти жены навязывали на его голову. Сестер Манго звали Карина и Дидо - от жены номер три, и Кристина - от жены номер четыре, которая была особенно противной из-за своего ханжества, прыщавого лица и чрезмерного веса в свои тридцать лет. Манго часто ловил себя на мысли, захочет ли Саша иметь ребенка, что было бы совсем неплохо. Вообще-то Манго любил детей и мечтал, что у него их будет много. Именно мысль о детях беспокоила Манго в его отношениях с Алисой.

- Я люблю твоих детей, - сказал он, лежа с ней голова к голове, гладя ее пушистые светлые волосы, заглядывая в ее ясные голубые глаза с едва заметными лапками вокруг. - Они очень славные. Нет, честно. А как они относятся ко мне?

- О, Манго, - воскликнула она, погладив его по щеке, - конечно, они любят тебя. Ты приносишь им столько счастья. Они любят тебя, как старшего брата.

- Но это не та любовь, какую бы они испытывали к отцу, не так ли?

- Но ведь ты им не отец.

- Когда мы поженимся, я стану им.

- Манго, дорогой, хватит говорить о женитьбе. Это так…

- Что так? - спросил он, вскакивая. - Что так, Алиса? Я не устану повторять, что хочу жениться на тебе.

- Я знаю, что хочешь.

- Ты ведь говоришь, что любишь меня.

- Я люблю тебя, Манго, и очень, но…

- Что «но»? Но не настолько, чтобы выходить за меня замуж? Но я недостоин тебя? Но ты не представляешь меня в качестве мужа?

- Манго, возможно, я слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе на себе жениться.

- Но почему, почему? Я ничего не понимаю.

- Манго, - она нежно улыбнулась ему, - Манго, мне тридцать девять, а тебе всего лишь двадцать семь - это слишком большая разница.

- Ерунда, всего лишь двенадцать лет. Это такие пустяки.

- Нет, это не пустяки. Я женщина средних лет, а ты совершенно молодой мужчина. Если бы тебе было тридцать семь, а мне сорок девять, то можно было бы подумать.

- Но объясни почему, я совершенно ничего не понимаю! - закричал он, начиная нервничать из-за того, что может потерять ее навсегда.

- Объясняю, - терпеливо, по-матерински ответила она. - Ты молод и рядом с собой должна быть молодая женщина. У тебя должна быть молодая жена.

- Мне не нужна молодая жена. Мне вообще не нравятся молодые женщины.

- Манго, это просто смешно. Как тебе могут не нравиться молодые женщины? Молодая жена родит тебе детей.

- Их можешь родить мне ты.

- Может - да, а может, и нет.

- Ты сказала мне, что проверишься.

- Я это сделала.

- Ну и что?

- Теоретически я могу еще иметь детей или по крайней мере одного ребенка.

- Тогда в чем же дело?

- Но в действительности все может оказаться по-другому.

- Тогда, - ответил Манго, нежно ее целуя, - мы должны как можно больше практиковаться.

- О, Манго, мой милый Манго, ну что тебе сказать на это?

- Ничего. Просто люби меня!

- Я люблю тебя, Манго.

- Тогда не говори глупостей.

Он снова лег в постель, и они занялись любовью. Предаваться любви с Алисой было одно удовольствие. У Манго еще никогда не было такой женщины. Она была нежной и страстной. Сначала она тихо лежала с ним, позволяя ласкать себя, затем приходила в неистовство, переворачивала его на спину, садилась на него верхом, целовала его, гладила, возбуждаясь все сильнее и сильнее, шепча «подожди немного, еще немного, еще, еще», и он ждал, ждал, когда ее страсть достигнет вершины и когда она со стоном блаженства упадет ему на грудь. Постепенно она успокаивалась и становилась его прежней Алисой, тихой и скромной, которую он так любил. Откровенно говоря, он любил их обеих: ту, неистовую, и эту, скромную. Она была красивой и желанной, веселой и тихой, застенчивой и мудрой. Она была само совершенство, и он безумно любил ее. И хотел жениться на ней.