Они встретились на горнолыжном курорте, где она вместе с детьми жила на квартире своих друзей. Она стояла у подножия горы, дожидаясь подъемника, и до него донесся запах ее духов, именно таких, какие возбуждали его больше всего, - сильных, терпких и очень сексуальных. Они разговорились, и она сразу понравилась ему. Когда они достигли вершины, он пригласил ее на чашку горячего шоколада, и она с вежливой улыбкой согласилась. Они одновременно спустились вниз на лыжах, и он был поражен ее мастерством и хладнокровием. Они вместе вернулись в город в сумерках, и он угостил ее стаканчиком глинтвейна. Он предложил ей позавтракать с ним, и она согласилась. У нее была потрясающая фигура и очень сексуальный голос: низкий, с хрипотцой. На следующий день они вместе завтракали, катались на лыжах, вечером обедали в ресторане. К концу недели он был почти уверен, что любит ее.

Она уже три года была в разводе. Ее муж, управляющий инвестиционным банком, женился на девушке моложе Манго. Ее дети - две девочки и мальчик, в возрасте пятнадцати, двенадцати и девяти лет, были на редкость послушными и хорошо воспитанными благодаря, как чувствовал Манго, умелому поведению матери. Старшая дочь Джемайма училась в школе-интернате и не жила дома; Кейт и Вильям оставались при матери. Они жили в очаровательном старинном домике в Челси. Алиса искусно его украсила и разбила вокруг волшебный тенистый сад, который был ее красой и гордостью.

По воскресеньям Манго приходил к ним на завтрак, всегда очень вкусный и изысканный, приносил каждому дорогой подарок и затем вел их на прогулку в Ричмонд-Парк или в Кью-Гарденз. За ними бежал черный с рыжими подпалинами спаниель по кличке Лотти. Манго, у которого никогда не было настоящей семьи, чувствовал себя на верху блаженства. После прогулки он приглашал их на чашку чая в фешенебельный отель, а иногда куда-нибудь попроще, например, в «Макдональдс». Джемайма со светлыми, как у матери, волосами была девочкой утонченной и, как мать, любила дорогие рестораны, все же остальные, включая Манго, предпочитали «Макдональдс».

Дети не имели ни малейшего представления, как богат был его отец и как серьезны его намерения в отношении их матери. Они просто наслаждались его обществом и открывшимися перед ними возможностями, а Джемайма воспылала к нему пылкой любовью, которую он шутливо поощрял, и, когда она по воскресеньям приезжала домой, учил ее флиртовать, что она и без него хорошо умела делать.

Когда дети уходили спать, они с Алисой сидели в саду, наслаждаясь запахом цветущих роз, лаванды и левкоев, пили дорогое шампанское, которое он всегда приносил с собой, разговаривали или просто молчали, обмениваясь нежными взглядами. Для Манго, который всегда стремился к счастью, такие вечера и были настоящим счастьем.

Разумеется, они с Алисой встречались и по будням, ходили в ресторан или в театр, а затем ехали к нему на квартиру, где самозабвенно занимались любовью.

Она долго отказывалась лечь с ним в постель, ссылаясь на то, что это ни к чему хорошему не приведет, что их отношения должны быть просто дружескими, но однажды вечером, после счастливого дня, когда они сидели на его крошечном балконе, улыбаясь друг другу, Манго внезапно сказал:

- Я люблю тебя, Алиса, и, кажется, очень сильно.

- О Манго, не надо, - сказала она.

- Что не надо? Любить или говорить о любви?

- Не надо даже думать об этом.

- Но почему? - спросил он, чувствуя себя оскорбленным. - Как я могу не думать, если я это чувствую?

- Ты не должен забивать себе этим голову. Ты очень молод и волен делать все, что захочешь, но ты не должен любить женщину, которая годится тебе в матери.

- Ради Бога, Алиса, не говори так, - сказал он, - тебя выбрало мое сердце, и я ничего не могу с этим поделать. Я не хочу никого, кроме тебя. Пожалуйста, поверь мне.

Он с удивлением услышал, как дрожит его голос и какое впечатление это производит на Алису: ее лицо потеплело, в глазах появилось сострадание, губы что-то шептали. Манго был большой мастер лицедейства. Он всегда хорошо играл на чувствах своего отца, и это не прошло даром. Он знал, что может легко вызвать у себя слезы, и посмотрел на Алису своими красивыми карими глазами, зная, что они сейчас подернутся влагой. Так оно и случилось: крупная слезинка скатилась с его ресниц и поползла по щеке.

- О Манго! - воскликнула она, смахивая его слезу пальцем. - Дорогой, пожалуйста, не плачь.

- Не могу, - сказал он, - ты больно ранишь меня, когда говоришь так. Неужели ты ко мне ничего не чувствуешь? Неужели я для тебя только приятель, с которым ты проводишь время?

Первый акт мелодрамы был окончен, и он решал, не перейти ли ко второму, когда услышал ответ.

- Конечно, ты мне не безразличен, - сказала она, и ее голос тоже дрожал. - Мне нравится быть с тобой, проводить с тобой время, но…

- Но ты не любишь меня? Ни капли? - По его щеке скатилась еще одна слеза.

- Манго, не плачь. Я не вынесу этого. - (Еще слеза.) - Ну хорошо, хорошо, я люблю тебя и даже очень. Ну, вот я и сказала то, чего боялась.

- Чего же ты боялась, Алиса?

- Я не имела права говорить тебе это, завлекать тебя.

- Алиса, - сказал Манго, становясь на колени и беря ее руки в свои, - ты меня уже завлекла! Мы любим друг друга, и нам не уйти от этого. Это же чудесно! Чего же ты боишься? Неужели мы не можем сделать одну простую вещь - пойти в постель?

- Да, Манго, - сказала она, вздохнув и, помолчав, добавила: - Конечно, можем, Манго.

* * *

С самого начала ее приводило в ужас его бездельничанье, его желание прожить жизнь за счет отца; именно благодаря ей он снял офис на Карлос-плейс и основал свое агентство по продаже недвижимости. Он слабо разбирался в бизнесе и потому нанял небольшую, но крепкую команду профессионалов, и дело сдвинулось с места. Он не торопился поскорее получить прибыль, так как знал, что отец, до слез растроганный его решением заняться делом, будет содержать его хоть целых пять лет.

Благодаря Алисе он перестал играть в покер даже по маленькой, стал меньше пить и навсегда забыл о наркотиках. Алиса была очень строга в этом отношении, говоря, что она всегда презирала людей, потребляющих наркотики, и что она даже близко не может подпустить такого человека к своим детям.

- Ты совершенно преобразила меня, - сказал он ей как-то ночью в начале мая, вскоре после того, как они стали близки. - Отец просто не узнает меня, когда вернется.

- А где он сейчас?

- В Мексике. Вместе с Сашей.

- В отпуске?

- Какой отпуск! Мой отец считает отпуск пустой тратой времени. Медовый месяц Саши - сутки в «Бель Эр», перелет в Сан-Франциско и конференция по СПИДу, где председательствует ее муж.

- Не слишком-то романтично. Бедная Саша!

- Не такая уж она бедная, - весело отозвался Манго. - Она чудесно проводит время в походах по магазинам. Это ее любимое занятие.

- А что еще?

- Да ничего. Мой отец требует от своих жен, чтобы они хорошо выглядели, умели заниматься любовью и отдавали ему все свое время.

- Понимаю, - кивнула Алиса. Она была уже хорошо осведомлена о положении в обществе его отца, и ей даже казалось, что они с мужем встречались с ним пару раз. - Наверное, с ним очень трудно, - сказала она.

- Не думаю. Он по натуре добрый человек.

* * *

Манго начал уговаривать Алису выйти за него замуж уже в конце мая. Сначала она думала, что он шутит, затем, поняв, что его намерения серьезны, стала упорно отказываться.

- Это просто смешно, - говорила она. - Ты не должен даже думать об этом.

Манго отвечал, что она не имеет права запрещать ему думать о чем-либо, и продолжал настаивать на своем. Он уговаривал ее по телефону, в письмах, с нарочным - открытки неизменно сопровождались бутылкой шампанского, цветами, ювелирными украшениями или духами, к которым она питала слабость, - посылал бесчисленные телеграммы. Он говорил ей об этом при каждом удобном случае: в постели, за обедом, в машине, когда они направлялись на прогулку с детьми, на концертах, в театре. Однажды, когда они сидели в ложе его отца в «Ковент-Гарден» и слушали «Богему», он решил воспользоваться романтической ситуацией, чтобы уговорить ее стать его женой. В антракте он заказал в ложу бутылку шампанского, и ее принесли вместе с дюжиной алых роз и запиской для Алисы.

- О Боже! - воскликнула она, смеясь и целуя его. - Манго, ну что мне с тобой делать? Я исчерпала все слова.

- Скажи мне «да». Это же совсем не трудно.

Но она продолжала отказываться, повторяя свое обычное «не имею права», «ты слишком молод», и это длилось до тех пор, пока однажды вечером он не хлопнул дверью ее дома и не ушел к себе на квартиру. Войдя в комнату, он заметил на автоответчике срочное сообщение, которое гласило: «Я люблю тебя и, возможно, дам согласие».

Теперь оставалось рассказать обо всем отцу.

Манго стоял у железной церковной ограды. Было ужасно жарко, хотелось пить. До чего же нелепая ситуация - ждать гостей, зная, что никто не приедет. Он снова и снова смотрел на дорогу, подавляя в себе желание сбегать в соседний бар и выпить кружку пива. Господи, как ему не везет! Ну какой дурак приедет сюда, когда все уже знают о случившемся. Он просто попусту тратит время, которое, кажется, остановилось. Свежий ветерок волнами пробегал по высокой траве, в ветвях высоких деревьев щебетали птицы, в соседнем саду жужжали пчелы - ни звука голосов, ни шороха шин. Все было окутано покровом таинственности. Возможно, где-то близко витал дух исчезнувшей Крессиды.

Чтобы хоть чем-то себя занять, Манго прошел на кладбище и стал ходить между могил, читая надписи на каменных плитах. Раньше ему и в голову не приходили такие мысли, а сейчас, изнывая от безделья, он впервые задумался о бренности всего живого. Как все-таки коротка человеческая жизнь. Вот могила, где лежат двое супругов, умерших один за другим с разрывом лишь в несколько дней; молодая, двадцатичетырехлетняя мать, скончавшаяся в канун Рождества и оплакиваемая своими пятью детьми; великое множество младенцев, отошедших в мир иной на первом году жизни.

Настроение у Манго совсем испортилось. Он сел на траву, обхватил голову руками и стал думать об Алисе. Жизнь быстротечна, а счастье призрачно. Они должны быть вместе как можно скорее, иначе будет поздно.

К воротам подъехала машина, и Манго, вглядевшись, увидел, что это на машине Гарриет приехала Саша.

- Привет, Манго. Я привезла тебе пива. Ты, наверное, изнываешь от жажды. Случилось нечто странное.

- Спасибо, Саша. Хоть ты подумала обо мне. Что еще там случилось? Может, ее уже нашли?

- Не ее, а ее машину.

- Господи! - воскликнул Манго, чувствуя, что тошнота подступает у него к горлу. - Разбитую? Она…

- Нет, машина целая, без единой царапины. Стоит на автостоянке недалеко от Эссекса.

- Что могла Крессида делать в Эссексе?

- Улетела на своем самолете.

- Своем самолете? Что за сказки ты мне рассказываешь, Саша? Крессида не могла управлять даже газонокосилкой.

- Возможно, но зато она хорошо управляет самолетом. У нее есть лицензия на право вождения. Тео платил за ее обучение, хотя, правда, он и понятия не имел о лицензии. Она взяла с него слово, что он будет хранить все в строжайшем секрете. Манго, что же все-таки происходит?

Глава 10

Тео. Два часа дня

Тео чувствовал себя страшно виноватым. Краска стыда заливала его лицо при мысли, что скажет Джеймс, когда узнает, что это он оплачивал уроки Крессиды. Он не оправдал доверия Джеймса, предал их дружбу. Нахмурившись, Тео попытался отогнать воспоминания о другом предательстве, как квалифицировал его в свое время Джеймс, и сосредоточиться на событиях этих дней, когда он невольно стал виновником исчезновения Крессиды. Смешно, уговаривал он себя, расценивать ее исчезновение как предательство по отношению к Джеймсу. Он только оплачивал ее уроки и дал ей слово держать все в секрете, но чувство вины не проходило; если бы не он, она бы так легко не взлетела в небо. Правда, если она решила по какой-то причине исчезнуть, то могла бы это сделать и другим путем, но именно он облегчил ей задачу. До сих пор у него, в ушах звучат ее слова: «Пожалуйста, Тео, пожалуйста, не говорите им. Вы же знаете, какая я беспомощная, и все всегда смеются надо мной. Я не хочу, чтобы смеялись и на этот раз, когда я не сумею научиться летать. Если у меня все получится, для них это будет большим сюрпризом».

Глядя в невинные голубые глаза Крессиды, он, как всегда, не смог отказать, поцеловал ее и велел сказать в летной школе, чтобы все счета за ее обучение присылали ему. «При одном условии, - добавил он при этом. - Ты возьмешь меня с собой в свой первый полет». - «Конечно, Тео, конечно. Даю слово».