Пенни Винченци - Другая женщина

- Только если ты сам хочешь этого. Послушай, еще вчера ты был самым милым, умным, воспитанным человеком, самым разумным из тех, кого я знаю, и таким воспитала тебя мать. Не суди ее строго, Руфус. Ты ведь не знаешь, почему она это сделала. К тому же она не бросила тебя. Тебя и свою семью, включая и твоего отца. Да, да, именно отца, ведь это он вырастил и воспитал тебя, а не этот самонадеянный, нахальный тип, который… - Тилли испуганно замолчала.

- Ты, оказывается не любишь Джеймса?

- Не люблю, - ответила Тилли, - но теперь, зная, что он твой отец, буду к нему лучше относиться. Это тебя устраивает?

- Звучит заманчиво. О Господи, Тилли, твоими бы устами да мед пить. Все не так просто, как ты думаешь. - Руфус встал и молча прошелся по комнате. Тилли видела, что он страдает. Ей от всей души хотелось облегчить его страдания, но она не знала, что сделать. Руфус сел рядом, взял ее за руку и тяжело вздохнул.

- Со временем все встанет на свои места, - сказал он, - но сейчас… О Господи, Тилли, я не знаю… сейчас мне очень трудно принять решение. Мне бы твой прагматизм, Тилли, что же мне делать? Научи меня.

- Если бы знала, то научила.

Руфус засмеялся, его лицо оживилось.

- О, Тилли, почему ты так поступила со мной вчера?

- Потому что я последняя дрянь, - весело ответила Тилли. - А почему бы нам не лечь сейчас в постель?

Тилли открыла глаза и увидела, что Руфус сидит на кровати и смотрит на нее.

- Я люблю тебя! - сказал он.

- И я тебя!

- Тилли, что случилось вчера? Почему ты так внезапно решила уехать? Дело ведь не в контракте, не так ли? Расскажи мне все. - Руфус смотрел на нее глазами, полными боли.

- Если честно, то не в контракте, - ответила Тилли.

- Тогда в чем же?

Тилли вспомнила Джеймса Форреста и свою многолетнюю ненависть к нему. Вспомнила, сколько горя и страданий принес он ее матери. Она подумала о матери, всю жизнь проработавшей на фабрике с потогонной системой, где она по двенадцать часов кряду пришивала блестки к дешевым платьям; вспомнила маленькую табличку на могиле с надписью «Беатрис Миллз» - и все это из-за некомпетентности, предательства и трусости одного человека. И Руфус - сын этого человека. Что она должна рассказать ему?

- Видишь ли, Руфус, все так сложно, - начала она. - Есть одна вещь… - Внезапно ей в голову пришла мысль, что он не выдержит еще одного испытания. После того как он узнал о двойной жизни своей матери, узнал, что человек, которого он боготворил и идеализировал, вовсе не его отец, рассказать ему еще, что у его матери была связь с человеком, который столько горя принес ее, Тилли, семье, было бы бесчеловечно. Тилли почувствовала, что никогда не сможет открыть Руфусу правду, что это выше ее сил. Она смотрела на него, видела, как он страдает, и еще сильнее любила его. И эта любовь заставила ее солгать ему. Это была ложь во имя любви.

- Понимаешь, Руфус, - начала Тилли, тщательно подбирая слова, - я просто боюсь. Боюсь выходить замуж и полностью зависеть от какого-то человека. И дело здесь не в тебе, хотя и в тебе тоже.

- Премного благодарен, - ответил Руфус, обидевшись.

- Руфус, не обижайся, а постарайся понять меня.

- Я и пытаюсь понять. Продолжай, я слушаю.

- Видишь ли, я боюсь той ответственности, которую накладывает брак. Ты меня понимаешь?

- Не совсем.

- Слушай. - Тилли взяла его за руку. - Мы любим друг друга, нам хорошо вместе, мы занимаемся любовью. Что еще нам надо?

- Я хочу, чтобы ты всегда принадлежала мне, а я тебе. Именно так я понимаю брак. Я хочу, чтобы мы были одно целое, а не просто два человека, хорошо проводящие время.

- Вот этого-то я и боюсь.

- Но почему? Что в этом плохого?

- Жизнь всегда вносит свои поправки, и все может быть не так, как мы того хотим.

- Я все же не понимаю, почему мы не можем быть вместе?

- Потому что я хочу сама распоряжаться своей собственной жизнью, делать то, что я считаю нужным, а не спрашивать каждый раз: «Как ты считаешь?» Я хочу прожить жизнь по своим правилам. Я достаточно насмотрелась на жизнь своей матери. Она всегда делала не то, что хотела.

- Тилли, - сказал Руфус, - ты не понимаешь одной простой вещи. Твоя мать жила так, потому что она так устроена. На ее месте ты вела бы себя совершенно по-другому. Ты личность, и ты нашла бы выход из любой ситуации. Ты бы никогда не плыла по воле волн. Ничего страшного не случится, если я всегда буду рядом. У тебя будет свой бизнес. Возможно, ты откроешь ателье по пошиву дамского платья, и я буду только приветствовать это.

- Нет, нет, ты меня не понимаешь. Дело совсем не в этом.

- Возможно. Попытайся объяснить мне снова.

- Тебе со временем может не понравиться, что у меня свой бизнес, или ты будешь считать, что я веду его не так, как надо, и мне придется прислушиваться к твоим советам, идти на компромисс. Вот чего я так боюсь. Неужели ты не понимаешь этого?

- Я все прекрасно понимаю и хочу сказать тебе, что ты глупая упрямица. И кроме того, Тилли, разве все это не связано с любовью? Если любишь, то легко идешь на компромисс. Разве тебя не волнует, что думает твой любимый человек, что его заботит в данную минуту? Неужели тебе никогда не хочется поделиться с ним своими радостями и печалями, спросить у него совета? Неужели тебе не хочется просто о нем заботиться? Вот чего я не понимаю.

- И не поймешь, потому что у тебя своя жизнь, и ты ни от кого не зависишь.

- Ты так считаешь? И ты говоришь мне это сейчас, когда я полностью раздавлен, когда я в таком положении, из которого мне самому не выбраться, когда мне так нужна твоя помощь?

- Вот как раз об этом я и говорю, - ответила Тилли, начиная злиться. - Я не хочу ни от кого зависеть, ни физически, ни нравственно.

- Но так ведь не бывает. Мы всегда зависим от тех, кого любим. Ты ведь не можешь выбросить их из своего сердца, не думать о них, не жить их заботами? Единственный путь быть всегда независимой, это вообще никого не видеть и ни с кем не встречаться. Но какая от этого радость? Такая жизнь скучна и безрадостна.

- Нет, ты меня так и не понял, - сказала Тилли, окончательно разозлившись.

- Хорошо, пусть не понял. Давай оставим эту тему. Давай поговорим о другом твоем утверждении. Почему ты решила, что не подходишь мне?

- Потому что мы совершенно разные.

- Но это же чудесно! Почему я должен жениться на ком-то другом, если я люблю тебя, а ты любишь меня? Ведь это главное.

- Нет, Руфус. Главное в том, что мы совершенно разные люди. Я тебе совсем не пара. Тебе нужна жена твоего уровня, которая любит то, что любишь ты, которая встречается с людьми, с которыми встречаешься и ты. Тебе нужна жена с таким же воспитанием, как у тебя, а не какая-то темнокожая выскочка из Брикстона.

- Ты на редкость несовременна, - сказал с улыбкой Руфус.

Тилли когда-то уже слышала эти слова. Это было давно, но кто же, кто говорил их ей?

- Ты не темнокожая выскочка из Брикстона, а самая прекрасная женщина в мире! Тебе нет равных! Судьба распорядилась так, что я влюбился именно в тебя. А ты, которая может иметь любого мужчину, полюбила меня. Это я должен тебя бояться. Давай будем реалистами и перестанем верить в предрассудки.

Тилли посмотрела на него и внезапно вспомнила, кто говорил ей те же слова много лет назад. Это была ее мать. «Тилли, - сказала она тогда, - сейчас девяностые годы. Твои слова звучат несовременно». И тогда еще мать просила ее забыть о том, что сделал Джеймс Форрест, и постараться простить его.

Тилли молчала, раздумывая над тем, что сказал ей Руфус. Она понимала, что в его словах есть доля правды, что любовь, настоящая любовь, а именно такую она к нему испытывала, сделает ее другой, заставит отказаться от независимости - не без упорной борьбы с собой, конечно. Что любовь заставит ее стать ему хорошей женой, все понимающей и заботливой, поддерживающей знакомство с нужными ему людьми, организующей званые обеды и вечера.

Размышляя над словами Руфуса, она вспомнила и о Джеймсе Форресте, которого она ненавидела всю свою сознательную жизнь, но с которым познакомилась всего лишь день назад. Ей придется забыть о нем, выкинуть его из своей памяти, забыть то, что он сделал с ее матерью, ибо мать совершенно права: нельзя жить прошлым, надо жить настоящим. Что толку, если она разоблачит его перед всеми? Кому от этого станет легче? Ей? Руфусу? Или матери?

- Вот черт, - сказала она вслух.

- Тилли, Тилли, - услышала она нежный голос Руфуса, - пожалуйста, выходи за меня замуж. Я тебя очень люблю, и ты сейчас очень мне нужна. Ты просто не можешь отказать мне. Ты можешь продолжать курить, грубо выражаться, слушать свое радио. Можешь оставаться независимой, ходить куда хочешь, делать что хочешь, принимать решения за нас обоих. Если не хочешь иметь детей, то пусть будет по-твоему. Делай все, что хочешь, но только выходи за меня замуж.

Тилли продолжала молчать, не зная, что сказать, что делать. Руфус посмотрел на нее, и его лицо сделалось грустным. Он встал и сокрушенно покачал головой.

- Тебе лучше уйти, - сказал он охрипшим голосом. - Так будет лучше для нас обоих.

Наступившую тишину разорвал телефонный звонок. Руфус снял трубку.

- Фелиция? Да, она здесь. Это тебя, - сказал он Тилли.

- Слушаю, - сказала Тилли. - Понимаю.

Она посмотрела на Руфуса, который ходил по комнате и молча собирал ее одежду, накануне разбросанную по полу, когда она срывала ее, торопясь заняться с ним любовью. Он начал аккуратно складывать ее, но силы ему изменили, и он опустился в кресло, уткнувшись лицом в ее майку.

- Фелиция, я понимаю, что подвожу тебя, но я изменила свое решение. Я не полечу в Нью-Йорк. Передай им мои извинения, скажи им что-нибудь. Я не могу лететь. Я выхожу замуж за Руфуса. Руфус, ради Бога, зачем ты сморкаешься в мою майку?

Гарриет. Полдень

- Мне вас искренне жаль, - сказала Дженнифер Бредман. - Представляю, в каком вы состоянии. Все это так ужасно!

- Благодарю вас, - ответила Гарриет. Ей даже и в голову не приходило, что эта ослепительно красивая женщина, которая совсем была не похожа на гинеколога в обычном понимании этого слова, будет так потрясена исчезновением Крессиды. - Это действительно ужасно.

- Ваши родители, наверное, очень расстроены?

- Да, мы все расстроены. Я пришла к вам, чтобы докопаться до причин поступка сестры. Возможно, вы знаете, куда она убежала и почему? Я понимаю, что вы должны хранить врачебную тайну, но…

- Это исключительный случай, - сказала Дженнифер Бредман, - и, наверное, для вас не будет секретом, если я скажу, что ваша сестра очень противоречивая натура, но у меня нет ни малейшего представления, где она может быть.

- Но хотя бы она была беременна на этот раз?

- Вне всякого сомнения. Уже четырнадцать недель. Бедная девочка, ее так тошнило. А почему вы сказали «на этот раз»?

- Потому что я нашла ваше прошлогоднее письмо к ней, в котором вы говорите, что она не беременна. По адресу на письме я и разыскала вас. Пока о нем знаю только я.

- Произошла странная вещь, - сказала Дженнифер Бредман. - Такое иногда случается в природе - ложная беременность, когда налицо все ее признаки: прекращение месячных, постоянная тошнота, отвердение груди.

- У сестры всегда был слабый желудок, даже когда она была еще совсем крошкой. Стоило ей съесть что-нибудь не то, и ее начинало тошнить.

- А это уже синдром.

- Какой синдром?

- Это доказывает, что она склонна к истерии. Я сразу заметила. У нее были еще какие-нибудь проблемы со здоровьем?

- Достаточно. У нее была аллергия на молочные продукты, она могла носить только вещи из хлопка…

- У нее болезненно проходили месячные…

- Да, - подтвердила Гарриет, вспомнив, сколько обедов, пикников, теннисных матчей отменили из-за того, что Крессида с лицом, искаженным от боли, и с горячей грелкой на животе часами лежала, стеная от боли, а Мэгги сидела рядом и гладила ее по голове. - Как она отнеслась к ложной беременности? - спросила она.

- Очень расстроилась.

- Это было где-то в сентябре?

- Скорее в октябре. Она собиралась в Нью-Йорк к своему жениху и, несмотря на то что чувствовала себя отвратительно, была очень счастлива и оживлена. Я осмотрела ее и увидела, что матка не увеличена, хотя налицо были все признаки беременности. Анализы дали отрицательный результат. Она разрыдалась и была на грани истерики. Я никак не могла понять, почему она так бурно реагирует, и тогда она объяснила мне, что ваша мать долго лечилась от бесплодия, прежде чем забеременеть, и она в ужасе, что ее ждет та же участь.