— Кто? — с любопытством спросила Дженни. На девушке была сверхкороткая гофрированная нефритово-зеленая мини-юбка, ее голые ноги были изумительно длинными и загорелыми, как у Модели из рекламы солнцезащитного крема «Бэн де солей».

По лицу Ллойда расползлась широченная неискренняя улыбка.

— Неважно, — процедил он сквозь сияющие белые зубы. — Сама увидишь.

Загорелая девушка спрыгнула со сцены и расцеловала Дженни в щеки.

— Дэн говоррит, что ты его сестр-р-раэ, — сказала она с сильным французским акцентом. — Я так завидйу твоим шшикаррным гррудьям! — Она протянула руки и хорошенько сдавила обе груди Дженни.

Би-бип!

— Оччен жьенственные, nоn?

— Моника, я бы не… — хотел было предупредить Дэн.

— Спасибо, — перебила его Дженни к удивлению всех присутствующих, ее самой в том числе. Тема груди всегда была для нее довольно деликатной, по понятным причинам, но бурное приветствие Моники показалось ей истинно французским комплиментом.

Кроме того, ее вполне устраивал тот факт, что теперь Дамиан и Ллойд знали, у кого в клубе самые большие сиськи.

— Дженнифер, это Моника. Моника — Дженнифер, — представил их Ллойд. — Моника приехала к Дам…

— С визитом из Сан-Тропе, — перебила Моника и метнула в него яростный взгляд, так и кричащий: «Заткнись, идиот!» — Ты идйёшш с нами в отель «Плаза»? — спросила она у Дженни.

— Нет, ей надо домой, — выдавил из себя Дэн. — Уже поздно. — Он обвел клуб затуманенным взором. — Или как?

Да уж, вид у него был определенно не блеск. Правило обращения с младшей сестрой номер два: даже и не пытайся давать ей указания.

— Ни за что, — возразила Дженни братцу. — Еще как иду!

Дамиан соскользнул по пожарному шесту и в два прыжка оказался рядом с ними. Он успел переодеться в оливково-зеленый спортивный костюм с надписью «Подои меня», намалеванной на заднице белой краской.

— К беспределу готова, а? — спросил он, хлопая Дэна и Ллойда по спинам.

Моника одарила его улыбкой в стиле «я тебя терплю только потому, что ты знаменитый» и собственнически взяла Дэна под руку.

Ллойд сгреб Дженни в охапку и сдавил ее в эдаком медвежьем объятии на троих с Дамианом.

— Дамиан, знакомься: Дженнифер. Дженнифер, знакомься: Дамиан,

Хорошо, что Ллойд так крепко обнял Дженни, иначе она бы не устояла на ногах от перевозбуждения. Дамиан преувеличенно восторженно ахнул, как откровенный гей при виде миловидного юного нимфоманчика. Затем чмокнул Дженни в кончик носа.

Так что, может, он и не был новым парнем Серены.

— Давайте, Дэн с Моникой заберут лимузин? А мы все втиснемся в такси, — предложил Дамиан.

— Я могу сидеть у кого-то на коленях, — вызвалась Дженни.

— Это само собой, — сказал Ллойд.

— Это само собой, — поддакнул Дамиан.

Это само собой.

ЗДЕСЬ ВСЕ СВОИ

— Я больше всех в классе посещаю факультативов, и у меня средний балл «отлично», — пожаловалась Блер.

— Тогда тебе надо было подавать на досрочное поступление, — посоветовал Стэн-5.

— Да ты не понял. Я поцеловала парня из приемной комиссии, — громко прошептала Блер, напоминая заевшую пластинку. — Мой советник по поступлению сказал, что меня ни за что не возьмут досрочно.

Стэн-5 пожал плечами.

— Там конкурс меньше. Больше шансов блеснуть.

Блер заскрежетала зубами, чтобы не разразиться потоком ругани. Она планировала досрочное поступление в Йель с тринадцатилетнего возраста. Почему она послушалась этого дебила мистера Глоса с его париком и кровью из носа, вместо того чтобы довериться собственной интуиции? И почему она не встретила Стэна-5, скажем, на год раньше, когда от него действительно был бы толк?

Они лежали на животе посреди двуспальной кровати в комнате, отведенной специально для Стэна-5 его дедом, и уже пролистали все йельские брошюры с 1947 года, смеясь над одеждой, которую носили в то время, и пошлыми подписями под фотографиями. Например, «За наше здоровье!» и «Здесь все свои!». Комната была набита йельской продукцией: здесь были вымпелы йельской команды по плаванию, бакалаврский диплом по английскому языку и драматургии Стэна Третьего, вырезка из нью-хейвенской газеты, где Стэн Третий назывался самым выдающимся юным актером в Йеле, и желтая карточка с выпиской Йельского университета, где были указаны все семестры, когда старик Стэн Третий попадал в деканский список лучших студентов.

— Такое ощущение, что для твоего деда Йель — это вся жизнь, — заметила Блер. Ее босоножки были наполовину обуты, наполовину сняты, и она покачивала их на пальцах ног.

Стэн-5 перевернулся и уставился в потолок.

— Ага, — без всякого выражения ответил он.

Блер не могла понять, чем он так недоволен. В конце концов, для нее Йель тоже был всей жизнью, но она до сих пор не выкарабкалась из списка ожидания,

Стэн-5 протянул руку и накрутил прядь темных волос Блер на палец.

— Давай лучше оставим эту тему, — сказал он, отпуская их, — а то тебя и вправду накроет депрессия.

— Но… — начала была Блер. Когда ж они уже станут составлять план по ее приему в Йель?

Стэн-5 подкатился к ней и взял ее за руки, притягивая к себе.

— Давай вообще просто помолчим, — сказал он, жадно вглядываясь в ее лицо. — Я же сказал, мы с дедушкой на очень короткой ноге. Так что не волнуйся насчет поступления, о'кей?

В кино после этого замедлилась бы музыка, головы бы сблизились, а мальчик и девочка принялись бы целоваться так страстно, что их одежда в итоге оказалась бы сваленной в кучу на полу, а окна бы запотели. Стэн-5 устроит ее в Йель! Но по какой-то причине — может, из-за количества йельских сувениров на стенах и по всему полу, может, из-за того, что она выпила четыре бокала шампанского на вечеринке, куда ее даже не приглашали, а может, из-за того, что целоваться с кем-то, кроме Нейта, казалось настоящей авантюрой, — Блер не могла вот так вот просто закрыть глаза и поцеловать Стэнфорда Пэрриса Пятого. У нее получалось только фыркать и хихикать, как двенадцатилетняя девочка. Она оттолкнула его, фыркая и хихикая с такой силой, что аж поперхнулась.

— Что такое? — спросил Стэн-5, приподнимаясь на локтях. Его светлые волосы упали ему на глаза, и он поправил их рукой.

Блер снова фыркнула. Она чувствовала себя как-то непонятно и запутанно, и ей было крайне необходимо по-женски поболтать с Сереной.

— Не знаю. — Она встала и сунула ноги в босоножки. — Э-э, мне нужно кое-кого найти. Может, патом как-нибудь пообщаемся?

Казалось, Стэну-5 нравится быть возбужденным и раздосадованным. Он дерзко улыбнулся ей и выгнул свои светлые брови.

— Может.

Выходя из комнаты, Блер постаралась собраться. Не может, а точно.

ЖЕНЩИНЫ УМНЕЕ

— Я никогда не воспринимала Гамлета как такового трагичным, — неожиданно для самой себя говорила Серена Стэнфорду Пэррису Третьему. Она только просмотрела «Гамлета» по диагонали, когда о нем надо было писать сочинение по английской литературе, но она всегда умела мастерски пудрить мозги. Даже по обрывочным фразам она заметила, что Гамлет напоминает ей Дэна Хампфри, с которым она познакомилась незадолго до того. Такой же несчастный и нервный. — В смысле, ему бы только успокоительного дать какого-нибудь, типа «золофта», так завоевал бы, небось, всю Скандинавию и завел бы по жене в каждой стране.

Будем знакомы, мисс Я-Знаю-О-Шекспире-Все-Все-Все.

Мистер Пэррис кивнул.

— «Велбутрина». Я всегда его принимаю.

Типа ей это очень интересно.

— Я люблю читать, — продолжала Серена, ошеломленная словами, так и сыплющимися из нее. — Если делать нечего, — тут же поправилась она.

То есть почти никогда.

— Я думаю, это и будет моей главной проблемой, когда я буду выбирать, ну, профильный предмет. Я не смогу выбрать между языком и театром. — Она улыбнулась и застенчиво потянула свою коротенькую юбочку к коленям.

С каких это пор главную тусовщицу города волнует профильный предмет?

— Элементарно, моя дорогая. Именно поэтому и придумали широкий профиль! — Мистер Пэррис щелкнул подтяжками, явно радуясь возможности поделиться своей бескрайней мудростью со столь умопомрачающе прекрасной и умной юной леди.

— Слава богу, что я тебя нашла! — на одном дыхании выпалила Блер. Она мельком глянула на мистера Пэрриса. — Извините, что отвлекаю, сэр, но это срочно!

Серена всегда знала, когда у Блер что-то стряслось или просто крыша поехала, потому что ее ноздри начинали раздуваться, как у дикого зверя, и она забывала моргать. Сейчас она напоминала бешеную белку. Серена встала и пожала руку мистеру Пэррису.

— Мне было очень приятно побеседовать с вами, мистер Пэррис.

Мистер Пэррис наклонился и поцеловал ей руку.

— Мне было не менее приятно.

Блер закашлялась. Естественно, Серена уже успела околдовать старика, что было совершеннейшей несправедливостью, поскольку околдовать его нужно было ей, Блер. Нужно.

— Это правда срочно, — нетерпеливо выпалила она.

Не лучшее заклинание.

— Ладно, иду уже, — пробормотала Серена. Она взяла Блер под руку, и та потащила ее в парадный холл, где тут же вызвала лифт.

— Мы, кстати, куда? — поинтересовалась Серена, когда двери лифта открылись.

— В «Плазу»! — пискнула Блер, затягивая ее внутрь.

Резонно было предположить, что по прибытии туда они вряд ли будут обсуждать Шекспира.

А ВЫ-ТО ДУМАЛИ, ЧТО ЭНДИ УОРХОЛ МЕРТВ

Ванесса и Беверли поднялись по закрытому пандусу, ведущему в складское помещение в Уильямсберге, где проходила вечеринка друзей Беверли. Изнутри доносилась музыка — что-то воздушное и ритмичное, типа Бьорк, но Ванесса не могла определить наверняка. Какая-то женщина открыла черную железную дверь в конце пандуса и прошагала мимо них; на ней была желтая бандана, черные гольфы и флуоресцентно-желтые сабо. Судя по ее виду, она недавно рыдала. Левую руку женщина прижимала к груди.

— Эй, Бетена, — окликнул ее Беверли, но она не обратила на них внимания.

— А это что такое? — Ванесса заглянула в стоявшее посреди пандуса ведро, набитое, как она надеялась, очень натуралистичными мягкими игрушками.

— Котята, — ответил Беверли, будто это все объясняло.

Пандус служил чем-то вроде выставочного помещения, потому что тут и там были разбросаны различные предметы искусства. Около ведра с котятами стояла восковая фигура Санта-Клауса в натуральную величину, несущего огромный прозрачный пластиковый мешок, полный голых кукол Барби с оторванными головами. У ног Сайты стоял ночник с воском, в котором плавали весьма реалистичные глаза. Пандус напоминал комнату страха, только чуть более жуткую.

Чуть?

— Здесь все художники, — объявил Беверли, — а эту вечеринку они проводят с марта.

Ванесса кивнула, хотя не очень поняла, что имеется в виду под «проведением», вечеринки. Чем-то это напоминало творческие «хэппенинги» на «Фабрике» Энди Уорхола в 1960-х — куча стильных творческих людей совместно творит стремное искусство, которого никто по-настоящему не понимает и которое даже не имеет особой ценности.

Поднявшись, Беверли толкнул дверь, и они зашли внутрь. Помещение представляло собой громадный склад, прохладный и темный, не считая света четырех огромных ночников с воском наподобие того, что им встретился по дороге. Никто не поздоровался с ними; к удивлению Ванессы, на складе было всего человек тридцать. Они маленькими группками сидели на полу, скрестив ноги, рисуя пальцами на страницах старых энциклопедий. Казалось, что они в полнейшем отрубе, будто не спали с марта, когда началась вечеринка. Никто ничего не пил и не ел, никто даже не разговаривал. Эта была такая антивечеринковая вечеринка.

На глазах у Ванессы женщина в мохнатом красном халате и красных резиновых сапогах отрезала клок своих длинных темных волос и бросила в громадный котелок, стоящий на электроплитке на полу. Высокий бледный тощий парень, на котором из одежды были только черные семейные трусы и черная же фетровая шляпа, подошел к котелку и помешал в нем деревянной линейкой.

— Брюс, — Беверли кивком приветствовал парня. — Это Ванесса. Она снимает фильмы.

Брюс кивнул и продолжал кивать дольше обычного, все помешивая в котелке. Ванесса очень пожалела, что у нее нет с собой видеокамеры. Она никогда не видела ничего подобного.

— Вы пришли сделать пожертвование? — спросил Брюс.

Ванесса не могла понять, к кому он обращается. Честно говоря, она впервые в жизни почувствовала себя совершенно растерянной. Все вечеринки, на которых ей раньше доводилось бывать, были предсказуемыми вплоть до безнадежной нудности. Она осторожно улыбнулась Беверли. Это был в общем-то приятный сюрприз.