Джоанна Троллоп - Друзья и возлюбленные

Он долго смотрел ей в глаза, потом взял за плечи и поцеловал в лоб.

— Спокойной ночи, — сказал он с бесконечной печалью в голосе. — Спокойной ночи, и… как бы ты на меня ни злилась, я все равно рад, что ты приехала.

Она закрыла глаза и ответила:

— Спокойной ночи.

Фергус вышел из комнаты, закрыл дверь и тихо спустился вниз, на кухню, чтобы мыть посуду с Тони Тернером.

— Помнишь старого Гаррисона? Школьного учителя, который оставил мне «Би-Хаус»…

— Конечно, — ответила Джина.

Она положила голову на его голое плечо.

— Однажды он рассказывал нам про зимородков. Греки считали, что зимой, в ясную спокойную погоду, эти птицы вьют на море плавучие гнезда. Разве не поразительно? Я даже помню их греческое название: alkyon. Затем древние поменяли его на halcyon, чтобы оно больше соответствовало легенде о плавучих гнездах: hals означает море, a kyon — зарождение.

— И?

Джине было хорошо и спокойно в объятиях Лоренса. Приятно было прижиматься к нему щекой.

— У меня такое чувство, будто мы свили гнездо на море, в затишье, — объяснил он, глядя в потолок. — Прежде вокруг бушевал шторм, выл ветер, и вдруг все улеглось, потому что мы нашли ответ.

— Тебе правда так спокойно со мной?

— Да.

Джина приподнялась на локте и ласково посмотрела на Лоренса. Он сейчас занимал место Фергуса, но это ее нисколько не смущало.

— Даже несмотря на ложь, тайны и редкие встречи по полчаса?

— Да.

Она перевела взгляд на часы, которые по настоянию Фергуса стояли на его тумбочке. Было уже двадцать минут пятого. Скоро или вернется Софи, или Хилари заподозрит, что муж слишком долго покупает сыр и гречневую муку.

— А мне вот неспокойно. Совсем. Я невероятно счастлива, но не спокойна.

Лоренс провел пальцем по ее лбу, носу и замер на губах.

— Чувствуешь себя виноватой?

— Да. А ты?

— Я тоже. Но не слишком. — Он посмотрел в окно. — Мы с Хилари…

— Не надо.

— Что не надо?

— Не говори «мы с Хилари». Это невыносимо. Хилари…

— Если бы между нами с Хилари все было хорошо, я бы не лежал сейчас в твоей постели. И не влюбился бы в тебя… — Лоренс задумался. — Хотя иногда мне кажется, что я всю жизнь был в тебя влюблен, просто по глупости не отдавал себе в этом отчета.

Джина улыбнулась и поцеловала его.

— Тебе пора.

— Ты пахнешь сливами.

— Это лучше, чем пепельницей.

— С какой стати ты должна пахнуть пепельницей? — удивился Лоренс, вставая.

— Не знаю, просто дурачусь.

— Я тебя люблю.

Она кивнула.

— Не повторяй эти слова слишком часто, не то они надоедят и потеряют красоту.

Лоренс встал и обернул вокруг талии полотенце.

— Глупости!

— Лоренс…

— Да?

— Когда мы увидимся?

Он закрыл глаза.

— Скоро. Очень скоро. Может, в четверг.

— Где-то между паштетом и лимонными пирожными…

— Ага, примерно.

Джина тоже встала и накинула халат.

— Ты расскажешь Хилари?

Лоренс молчал.

— Расскажешь?

— Конечно. — Он пошел в ванную. — Обязательно расскажу. Когда решу, что говорить.

Дверь в ванную закрылась. Джина взяла расческу и стала причесываться.

«Обожаю прямые волосы, — недавно сказал ей Лоренс. — Прямые, густые, блестящие волосы. Ужасно сексуально. Почему волосы так сексуальны?»

Сейчас все сексуально, подумала Джина. Попросту все. Невероятно! Еще недавно она чувствовала себя брошенной и никому не нужной, а теперь так любима. Удивительное, чудесное преображение.

Два дня назад Лоренс написал ей письмо: «Мы наконец отыскали это волшебное место, правда? В шестнадцать лет нам с тобой дали карту, и мы взбирались на горы, брели сквозь леса, реки и джунгли, а потом пришли сюда. Не пойму только, почему мы не пришли раньше».

Ему, оказывается, стало гораздо легче, когда Фергус ушел, и он сам не понимал отчего. Дружить с Фергусом было трудно — они совершенно разные люди. И Лоренс очень любил Софи, больше, чем просто дочь подруги.

— Понимаешь, я все эти годы проходил с повязкой на глазах, и мне ни разу не пришло в голову ее снять.

— У тебя была Хилари. Ты влюбился в нее.

— Да, но ты ведь была рядом.

— Не совсем. Я уехала в По.

— Почему ты все опровергаешь?

— Хочу убедиться, что ты говоришь от чистого сердца. Хочу тебе доверять. Второго предательства я не вынесу.

Лоренс вышел из ванной, одетый и приятно пахнущий мятой.

— Я выгляжу слишком чистым?

Джина хихикнула.

— Скорее, пахнешь!

— Куплю «горгонзолы» и буду всю дорогу мять ее в руках.

— Не хочу, чтобы ты уходил…

— Я тоже не хочу.

— Поверить не могу, что раньше мы так легко прощались, расставались… — сказала Джина.

— До н.л. и после н.л. До нашей любви и после нашей любви.

Она многозначительно подняла указательный палец.

— И назад дороги нет.

— Конечно, нет! Каноэ уже свалилось в водопад, обратно не подняться.

— Слава Богу.

Лоренс улыбнулся.

— Что скажешь Диане Тейлор?

— Пока не думала. Разумеется, никаких имен. Надо признать, что она права насчет любви.

Он поцеловал ее, держа за руку.

— Пока, сладкая. Лоренс Вуд любит Джину Ситчелл.

Она закрыла глаза и тихо выговорила:

— А теперь проваливай.

Из окна гостиной Ви наблюдала, как Адам и Гас Вуды пропалывают клумбы Дэна. Их прислала Хилари, сказав, что общественные работы им не повредят, а ей уже давно хотелось избавиться от них на часок-другой.

— Мужчина без дела — огромная ответственность. И морока, — пожаловалась она Ви. — Надо было нарожать себе дочек.

— Зато сыновья не докучают тебе опекой.

Они не очень-то хорошо пропалывали, Дэну бы не понравилось. То и дело рассыпали по дорожке землю. Надо будет заставить их все подмести и только потом угостить тортом — кофейным тортом с шоколадной глазурью и грецкими орехами. Грецкие орехи такие забавные, похожи на крошечные мозги. Хорошо, что хоть есть кого угощать, а то Софи целыми днями работает, а Дэн и не ест почти — только клюет, как птичка. Совсем усохнет в больнице! Больница называется! Работный дом, не иначе. Столько правил, запретов, а тамошней едой и собаку стыдно кормить. Она бы сейчас сидела с Дэном, угощала бы его всякими лакомствами, да он сам попросил ее нанять кого-нибудь, чтоб пропололи клумбы. Никак они у него из головы не шли. И о чем он там думает, бедняга, один-одинешенек?

Вдруг она вскочила, распахнула окно и закричала:

— А ну глядите под ноги!

Адам удивленно посмотрел на свои ноги в кроссовках, словно и не знал, что имеет к ним отношение.

— А?..

— Лобелии! Ты ж их топчешь, верзила!

Адам убрал ногу с раздавленного голубого кустика.

— Извини…

— Чего уж теперь извиняться!

Адам перешагнул клумбу и подошел к окну. Ви нравилась ему своей сердечностью и прямотой.

— Прости, Ви, я правда не нарочно. Ноги у меня…

Они одновременно посмотрели на его ноги.

— Угу, вижу.

— Я посажу новый кустик, хочешь?

— Нет, — сердито ответила Ви. — Не надо. Все равно они еще молоденькие. Софи видел?

— Сегодня нет.

Ночью они с Гасом соорудили из подушек куклу и положили ее под одеяло на кровать Софи. Получилось неплохо, только у куклы не было головы. Гас пожалел, что негде раздобыть парик. Родители ничего не заметили. Им как раз было не до Софи: они поругались, и Лоренс среди ночи вышел на улицу — «остыть». Адам точно не знал, в чем причина ссоры, но догадывался, что все из-за работы по отелю. Несколько раз они услышали от Лоренса слово «рутина». По большому счету Адаму было плевать, а вот Гас расстроился и все порывался обсудить с братом то, что они подслушали. Даже видео не помогло — он сидел перед теликом, теребил волосы и грыз ногти, пока Адам не потерял терпение и не заорал на него. Вошла Хилари и попросила их не шуметь, потому что у нее раскалывается голова. Еще она сказала, что Лоренс ушел прогуляться.

— Зачем? — тут же спросил Гас.

— Остыть захотел.

— Зачем?

Хилари будто и не видела, как он расстроен.

— Ты что, ничего не слышат?

Потом она легла спать, пришел Джордж, Гас заварил себе горячий шоколад, и они втроем пошли смотреть на подушечную Софи.

— Клево, — ухмыльнулся Джордж.

Адам спросил Ви, не нужно ли что передать Софи, если он ее встретит.

Та вздохнула, сняла с белого кардигана длинную красную нитку и выбросила в окошко.

— Нет, ничего. Просто хотела узнать, как она.

— Немного расстроена.

— Как и все, — сказала Ви. — Как и все…

Адам покачивался на пятках, задрав руки, так что была видна полоска бледной кожи на животе.

— Кроме меня. — Он без тени самонадеянности улыбнулся Ви. — У меня-то все хорошо.

В кладовке на третьем этаже Хай-Плейс Джина наконец нашла то, что искала — коробку из плотного картона, в которой хранились ее памятные вещи из Франции: открытки, карты, путеводители, фотографии, ресторанные счета и статуэтка Генриха IV, в камзоле, чулках и туфлях с розочками, подаренная благодарным учеником из По.

— Я могла бы вернуться во Францию, — сказала она Лоренсу во время их неожиданной ночной встречи. — Давно об этом подумываю.

— Во Францию?! — слегка испуганно переспросил он.

— Да, мы могли бы там жить, устроились бы на работу. Я прекрасно знаю По.

— В По ты познакомилась с Фергусом…

— Это плохо?

Он поморщился:

— Наверное. А вообще для меня сегодня все плохо. Не представляю, что бы я без тебя делал.

— Ну, я-то всегда была рядом…

Они сидели за столом на кухне. Попугайчик Софи спал в своей клетке, повернувшись к ним спиной и сунув голову под крыло.

Лоренс взял Джину за руку.

— Да, но раньше ты была рядом по-другому. Не так, как теперь.

— Теперь вообще все по-другому. Такого никогда не было и не будет. Поэтому я и думаю о По.

Он поцеловал ее руку.

— Прости, любимая, я так вымотался, что ни о чем не могу думать. Кроме одного: не хочу от тебя уходить.

Около часа Лоренс все-таки ушел. Они немного постояли в темном саду, держась за руки, а потом он тихо выскользнул за ворота. Джина заварила себе чаю и на радостях решила отменить утреннюю встречу с Дианой Тейлор и сходить к Ви. Затем она легла спать — в таком чудесном настроении, что самой не верилось. У двери в спальню она на секунду замерла и посмотрела на лестницу, ведущую в комнату Софи. Софи… Когда она вспоминала о дочери, сердце ее падало, словно лифт, сорвавшийся с троса. Ведь надо рассказать все Софи… «Что ж, — как можно решительнее подытожила Джина, — нам обоим предстоят нелегкие разговоры. Лоренс поговорит с Хилари и мальчиками, а я с Софи и мамой».

Она вытащила коробку в коридор, на солнечный свет. Как чудесно снова вспомнить По, его дивные виды на Пиренеи и глупые английские традиции вроде охоты или бильярда (жители По открыли настоящий английский клуб с бильярдной и бюстом королевы Виктории). Джина была там по-настоящему счастлива. Снимала крохотную квартирку на Пиренейском бульваре, по утрам преподавала английский в школе, днем давала уроки фортепиано в высоком тихом доме за Верденской площадью… Солнце пробивалось сквозь длинные кружевные занавеси, на подоконнике стоял горшок с адиантумом, а на фортепиано — метроном в форме Эйфелевой башни из меди и дерева, которым Джина никогда не пользовалась. В По у нее были друзья, с которыми она ездила в долину Оссо и на виноградники Жюрансона. Через одного друга — англичанина и владельца старинной виллы, которую его дедушка построил еще в те славные времена, когда По был излюбленным курортом англичан, — она и познакомилась с Фергусом. Он приехал оценивать мебель в этой вилле, а Джину пригласили на ужин. Она вошла и увидела в дверях салона, выходящих в сад, высокого красивого блондина.

— Вы только посмотрите! — сказал он Джине смеясь. — Чудо! Здесь даже араукария есть, так называемая китайская сосна. Araucaria araucana. Только викторианцы могли ее посадить!

Фергус весь вечер завороженно любовался этим деревом.

Джина открыла коробку и заглянула внутрь. Лучше не вспоминать тот день, потому что мысли о плохом всегда переходят в тоску по хорошему. Да и вообще не хочется думать о Фергусе. Она отправится в По без него, с Лоренсом (или он приедет позже), где будет дышать горным воздухом и заново познавать себя.