Анастасия Драготи - Друзья по преступлению

- Что тебе надо? – небрежно спросила я и сделала пару шагов назад, чтобы не задирать голову вверх, а спокойно, с чувством своего достоинства, посмотреть Кирану в глаза.

Он стоял передо мной, небрежно засунув здоровую руку в карман, одетый в джинсы и какой-то белоснежный свитер с довольно широкими рукавами, что позволяло спокойно надеть его на загипсованную руку, и слабо улыбался одним уголком губ, потому что на втором красовалась огромная ссадина. Да уж, Артур постарался на славу.

- Я вновь пришёл уговорить тебя вернуться в Лондон, - просто сказал он, из-за чего я даже закатила глаза и цокнула языком.

- Я так посмотрю, тебе не хватило разговора с Артуром, - злобно съязвила я, кивая головой на его руку. – Могу его позвать.

- Эми, ты никогда не пряталась за спинами других, - пропустив мою угрозу мимо ушей продолжил Киран. – И явно не той, кто уходит от разговора.

Я фыркнула и свободной рукой почесала бровь.

- Мы уже обо всём поговорили, Киран, - отрезала я и слабо пожала плечами. – Я не вернусь в Лондон.

- А если я найду очень вескую причину? – внезапно спросил он и, видимо заметив небольшое смятение в моём взгляде, усмехнулся. – Через три дня состоится суд над мужчиной, из-за которого умерла Китти. Его собираются оправдать, потому что им не хватает твоих показаний и доказательств его вины, которые можешь предоставить только ты.

Мне показалось, что земля внезапно исчезла из-под моих ног, и я оказалась в состоянии свободного падения в самой глубокой бездонной яме без начала и конца.

Убийца Китти, человек, который разрушил мою жизнь, будет гулять на свободе?

Этого не может быть…

Я же оставляла все доказательства его вины.

Там было всё, чтобы дать ему пожизненное заключение.

А теперь он?..

Почти оправдан?..

Моё дыхание сбилось, и подставка с кофе едва не вылетела из моих рук.

Я запустила свободную руку в волосы, пропустила их сквозь пальцы, а затем вцепилась в ворот рубашки, потому что мне почему-то внезапно перестало хватать воздуха.

Я задыхалась на улице полной такого необходимого мне воздуха.

Но не могла заставить себя сделать хотя бы один вдох.

Приоткрыв рот, я попыталась сделать вдох хотя ртом, но вместо этого лишь выдохнула все остатки из своих лёгких вместе с тихим хрипом.

Руку, всё ещё сжимавшую ворот рубашки ледяными пальцами, пронзила крупная дрожь, и мне пришлось приложить все усилия, чтобы прекратить её. И у меня не получилось это сделать.

Плечи самовольно опустились вниз, и я сильно сгорбилась, словно на меня давило несколько тонн.

Это ложь…

Мне кажется, из-за того, что я даже не могла сделать вдох, перед глазами всё потемнело, а тело словно парализовало.

Я честно пыталась сделать вдох.

Один вдох.

И это поможет.

Правда поможет.

Но.

Китти умерла зря?..

Киран среагировал как всегда быстро и тут же дотронулся до моего плеча и чуть присел вниз, так, что его глаза оказались на уровне моих глаз и губами показал мне, как он медленно выдыхает воздух, а затем его ноздри расширились, что означало, что он сделал глубокий вдох.

И, как ни странно, это помогло.

Я смогла сделать один большой вдох, что причинило мне практически физическую боль.

- Давно у тебя уже не было панических атак, - заметил он и слабо улыбнулся.

Резко сбросив его руку со своего плеча, я вскинула вверх подбородок и стараясь как можно быстрее привести все мысли в порядок, чтобы вновь не показаться уязвимой.

- Может быть, тебя просто не было рядом? – уточнила я, чуть сузив глаза, наблюдая за тем, как Киран вновь становится в полный рост.

- Эми, я понимаю… - начал он, но, видимо поняв, что это бесполезно, замолчал, а затем полез в карман и достал оттуда какую-то бумажку. – Если тебе не всё равно на то, что случилось с Китти, то ты просто обязана сегодня улететь со мной в Лондон.

Он быстро вложил билет мне в руку, прежде чем грустно улыбнулся и, посмотрев на меня в последний раз, развернулся, чтобы уйти. Сделав один шаг от меня, он внезапно обернулся и бросил через плечо:

- Китти была и моим другом тоже.

И с этими словами он растворился в толпе, оставив меня в одиночестве стоять посреди улицы, всё ещё сжимая в руках один билет на самолёт до Лондона.

Я же обещала себе, что больше не вернусь туда…

Артур Шедвиг.

Прошло уже три недели после того. Как Эмили улетела обратно в Лондон и с концами исчезла там.

Три грёбанных недели без единой весточки.

Причём, она даже не сказала мне о том, что собирается улететь. Я узнал об этом от капитана Майзла, когда он вызвал меня к себе в кабинет.

Могла написать хотя бы одно сраное сообщение.

Я обещал себе, что не буду думать об этом её внезапном отъезде. Что мне глубоко насрать на это. Пусть даже остаётся там. Мне какое дело?

Но каждую грёбанную ночь, как только я закрывал глаза, мне виделся платиново-золотой вихрь, кружащийся по моей гостиной, а после я раз за разом тонул в океане глаз, который норовил утащить меня на самое дно, утопить, раздавить, уничтожить, чтобы я больше никогда не увидел света. И, что хуже всего, я был готов позволить ей это.

После этого я просыпался и ненавидел себя за это. За мою слабость. И эта слабость появилась ещё давно. Просто только сейчас я так ясно осознал её существование.

Я вставал со своей кровати, потому что больше не мог уснуть, брал в руки кисти и рисовал.

Рисовал. Рисовал. Рисовал.

Я не мог перестать рисовать тонкие изгибы её тела, слегка вьющиеся волосы, волнами спадающие на её плечи, пытался передать её немного хищный взгляд. Все эти небольшие зарисовки были разбросаны по моей комнате, но была одна единственная картина, которая аккуратно стояла в углу, бережно укутанная в футболку, на которой она сидела на стуле, чуть повернувшись в мою сторону, её волосы были растрёпаны, а губы слегка приоткрыты.

Понятия не имею, откуда такой образ взялся у меня в голове, но он просто сводил меня с ума. Единственное что – я никак не мог передать её взгляд.

Чтобы нарисовать портрет без натуры надо иметь или большой опыт, или фотографическую память с щепоткой гениальности в крови. К счастью, я обладал фотографической памятью, и именно она была моим козырем в работе.

Так же обычно у каждого художника должна быть своя муза. Кажется, я её нашёл.

И я ненавидел себя за эти мысли.

Ненавидел себя за то, что позволил этой негодяйке так глубоко коснуться моей души.

Когда-нибудь это уничтожит меня.

Она уничтожит меня.

Это был какой-то непонятный микс из чувств: боли, скуки, ожидания, надежды, эйфории, наслаждения, самобичевания и ненависти.

Все это крутится в небывалом вихре, я бы даже сказал, урагане, который протыкает меня насквозь и выворачивает наизнанку. А я не могу сопротивляться этой слабости.

В моей комнате не осталось ни одного клочка бумаги, где бы ее лицо не светилось. Мне становится мучительно от того, что ее образ преследовал меня, как призрак.

Вот она смотрит на меня из картин: Эмили танцует, Эмили задумчиво смотрит куда-то в сторону, Эмили смеется или смешно надувает губы. Я глажу ее силуэты, пускай пальцы ощущают лишь холст. Но моё сознание пытается воспроизвести ее бархатную нежную кожу, теплую и такую притягательную. Этот пронзительный холодный взгляд, шелковистые волосы и утонченные формы.

Я даже пытался рисовать что-то другое. Сраные вазы с фруктами. Но каждая линия неизменно превращалась в изгибы её тела, что невероятно злило меня, я мял и выкидывал бумагу, садился рисовать снова, и всё повторялось. Раз за разом. Всё неизменно было так.

После этого я ненавидел её ещё сильнее. Я просто не мог поверить, что в такой личный, только мой, уголок сознания, как рисование, смог пробраться кто-то ещё.

Боже.

Если бы Бог сделал ее запретным плодом, то я бы с радостью согрешил, причем несколько миллионов раз.

Хотя разве я уже не делал это?

Пора забыть про это своё небольшое увлечение.

Уж слишком я заигрался, пора прикрывать лавочку диких мыслей.

Но, твою мать, я не могу.

Это больше походило на болезнь. Тяжёлую, ещё совершенно неизученную.

С летальным исходом.

И я, блядь, скоро сдохну, если это продолжится.

Я ощущал себя планетой, сошедшей с оси.

И ещё больше ненавидел себя за это сравнение.

А затем мой персональный ад повторялся снова и снова.

Хотя иногда я ловил себя на мысли, что мне просто её не хватает. Самую капельку. Я до такой степени привык ощущать её на каждом шагу, что не слышать о неё три недели было уже безумием. Обычно она всегда нагло врывалась в мою жизнь, а я даже не мог взять телефон и нажать на зелёную кнопку, чтобы услышать её. Но я правда пытался. Все сраных три недели пытался, но затем слышал небольшие отрывки разговоров Адама, в которых он говорил, что у Эмили всё хорошо. И мне этого хватало.

Всё же она мой напарник.

И я продолжал говорить себе, что скучать по своему напарнику нормально.

Мне было с ней комфортно.

А ещё, ладно, надо признать, заниматься с ней сексом было просто прекрасно.

Поэтому надо её просто опять трахнуть и окончательно избавиться от этого.

Вот оно, моё лекарство.

Правда, я несколько раз мастурбировал, глядя на её фото, но даже это не принесло хотя бы каплю облегчения.

Примерно так и прошли мои три недели.

Надо перестать об этом думать и сосредоточиться на более важных вещах.

Уже на этой неделе начнётся любительский чемпионат между отделами полиции по регби, и уже второй год подряд мы занимали второе место, проигрывая северному отделу, что ужасно злило всех.

Поэтому мы чертовски много тренировались. Хорошо, что сейчас было не так много преступлений, поэтому, по большей части, мы проводили чертовски много времени на поле или в тренажерном зале.

Мне действительно нравилось это. Особенно если учитывать, что меня поставили в нападение, а это означало, что я могу размазать этих мудаков в лепёшку и мне за это ничего не сделают. Особенно после моего ареста мне хотелось сделать это ещё больше.

Выключив воду, я вытерся полотенцем и обмотал его вокруг бёдер. Пора одеваться, я же не хочу пропустить тренировку, где можно без опаски сбивать с ног людей.

Надевать экипировку для регби стало уже очень просто, поэтому это не заняло очень много времени и уже через десять минут я стоял на поле в окружении парней: Брюс, Лео, Кевин и Адам, обсуждая детали сегодняшнего вечера, а точнее, дня рождения Лео, который мы собирались провести в клубе.

В какой-то момент я совершенно случайно заметил, как лицо Адама озарила широкая улыбка, а в следующую секунду меня окутал запах манго. Проклятый запах манго, который, как мне казалось, только выветрился из моей машины. Из моих лёгких, которые я три недели травил сигаретным дымом.

Я узнал о её присутствии раньше, чем увидел её, и тогда внутри меня что-то щёлкнуло, как будто последняя деталь пазла наконец встала на своё место, а внутри наконец прекратился ураган, бушевавший так долго.

- Привет, мальчики, - поздоровалась Эмили своим томным голосом, из-за чего по моей спине едва не пробежали мурашки.

Я резко обернулся, из-за чего даже хрустнула шея и уставился в её лицо, словно её не было не три недели, а три месяца, сразу отметив, что она похудела ещё сильнее, из-за чего о скулы теперь действительно можно было порезаться, а светлые, золотисто-платиновые волосы стали ещё светлее, и губы, накрашенные красной помадой, притягивали меня, испуская какие-то волны желания.

Короткая чёрная обтягивающая юбка на пуговицах (я уже слышал звук ударяющихся о пол пуговиц, когда я срываю эту юбку), белоснежная футболка, чёрная кожаная куртка и дополняющие весь этот образ её любимые чёрные туфли на высоком устойчивом каблуке с застёжкой, обхватывающей лодыжки. Хотя бы её стиль остался прежним.

Подавив дикое желание прошептать «детка» (до сих пор вспоминаю тот последний день, когда она откликнулась на это прозвище), я натянул на губы усмешку и, отсалютировав ей двумя пальцами, слабо склонил голову и поздоровался:

- Зануда.

Она тоже усмехнулась и, прежде чем обнять меня, слабо кивнула головой и поздоровалась в ответ:

- Трепло.

От такого я даже опешил. Она могла обнять Адама, но никак не меня.

Хотя факт того, что она обняла меня, проигнорировав Адама, приятно грел душу.