Девушка заслушалась рассказом, невольно поймав себя на мысли, что Еремеев очень интересный собеседник, обходительный и притягательный молодой человек…

Мария невольно забыла о Григории Вельяминове, ощутив некое влечение к Еремееву. Она вдохнула полной грудью, свежий прохладный ветерок набежал со стороны залива, ощутив жажду любви.

* * *

В это время, покуда Мария пребывала в обществе эрудированного Еремеева, Григорий, пожертвовав обедом, поджидал у стен университета Полину. Наконец она появилась в сопровождении Ирины. Молодой человек, отбросив всяческие формальности, памятуя о том, что он под магической защитой богини любви, направился к девушкам.

– Позвольте сопровождать вас? – обратился Григорий к Полине.

Та зарделась от неожиданности.

– Конечно…Но меня ждет коляска.

– Тогда, до коляски… – настаивал молодой человек.

Ирина поняла, что ее присутствие стесняет Полину.

– До встречи, Полина. Мне тоже пора… – Сказала она и поспешила уйти.

Полина проводила взглядом чрезмерно догадливую подругу, подумав, что лучше бы та осталась.

– Когда вы снова будете в университете? – поинтересовался Григорий.

– Послезавтра…

– Я буду ждать вас, – пообещал молодой человек, усаживая девушку в коляску. – До встречи!

Полина помахала ему рукой.

– Поезжай, – приказала она кучеру.

Полина как раз успела к обеду. Она вошла в гостиную, уже накрывали на стол. Она подошла к матушке и поцеловала в щеку.

– Я смотрю, ты в хорошем настроении? – заметила Антонина Петровна.

– Да… – рассеяно ответила Полина.

– Тогда садись за стол, обедать пора.

Семейство Матвеев имело привычку обедать чинно и неторопливо. Станислав Александрович обычно между сменой блюд рассуждал о политике. Вот и сейчас не упускал момента поразглагольствовать.

– Ох, уж эти разночинцы! Проходу от них нет! Они – везде! Студенты, как с ума посходили… И молодые чиновники, инженеры – туда же! Свобод им подавай! А что они, позвольте спросить, с этими свободами делать станут? – отец семейства победоносным взглядом обвел своих домашних. – А я вам отвечу: будет то же самое, что и в Италии. Сначала там карбонарии воду намутили, а затем появились анархисты. Да их развилось столько, что полиция итальянская не знала, что делать! Вот, сударыни до чего доводит не умение и не знание элементарных вещей!

Полина, не уловив мысли отца, вяло поинтересовалась:

– Вы, это папенька, что имеете в виду?

– А то, дорогая моя дочь, чтобы в государстве существовал порядок, должны быть органы власти. Итальянские же анархисты всякую власть отвергли. И что же? – по всей стране прокались беспорядки, переросшие в бунт. А бунт, видите ли – вещь страшная, особенно у нас на Руси. Взять того же Емельяна Пугачева…

Полина не пыталась возражать родителю, что весьма удивило матушку.

– Полина! Что с тобой? Ты не споришь с отцом…

Девушка оторвалась от тарелки.

– А… почему?

– Не знаю… – ответила матушка. – Вроде ты пришла бодрая, а теперь сникла. Или тебя, что беспокоит?

– Да нет, ничего. Устала просто… – Ответила Полина и принялась доедать жаркое.

Станислав Петрович удивился не менее своей супруги и, покрутив ус, полюбопытствовал:

– Уж не с карабинерами ли встречалась сегодня?

Полина встрепенулась.

– Ну, что вы, право! То бомбисты, то карабинеры! Теперь вот – разночинцы!

– Отчего ты так разволновалась, дитя мое? – попыталась урезонить ее матушка. – Что за вспышки гнева?

– Извините… – буркнула Полина. – Я сыта, благодарю. Пойду в свою комнату…

Девушка удалилась.

– Вот, это все влияние университета! – резюмировал Станислав Александрович.

Антонина Петровна вздохнула.

– Девочка уже выросла, она жаждет познаний, общества. Нельзя же держать ее в четырех стенах?

– В четырех стенах нельзя, – согласился отец семейства. – А отправить в имение, от греха подальше, вовсе не помешало бы. Да замуж ее там выдать…

Антонина Петровна возмутилась.

– Отчего ты так торопишься, дорогой мой? Ей едва исполнилось восемнадцать. Сейчас не принято рано выдавать замуж…

– И очень скверно! – снова высказался господин Матвеев. – Поэтому у юных барышень в голову лезет всякая политическая дребедень! Я уж не стал ничего говорить при дочери… Вот прочти… – он протянул жене свежую газету «Московский вестник».

Антонина Петровна пробежалась глазами.

– Боже мой! Молодая девица стреляла в полицмейстера!

– Да-с… Так-то вот… Поэтому, если я замечу в дочери перемены, то непременно посажу ее в экипаж – и в Матвеево-Орлово. Там – ни бомбистов, ни столичных эмансипе, ни разночинцев. Лишь помещик Бережной с семейством – с одной стороны, а Утятин – с другой.

– Ах, дорогой мой… Но Полине будет скучно в деревне.

– Ничего, пусть вышивает и варит варенье. Да и очень тебя прошу… – Станислав Александрович выразительно посмотрел на супругу, – не вздумай научить Полину стрелять.

Антонина Петровна округлила глаза.

– Та-а-а-к!!! – возмущенно воскликнула она. – Изволь объясниться!

– Прошу тебя, не обижайся. Стреляла ты по молодости лет просто отменно. Но тогда было другое время, пойми…

Антонина Петровна взяла себя в руки и оценила доводы мужа.

– Ты прав. По правде говоря, я не собиралась этого делать.

– Вот и славно. А что, ты не встречалась с Рогозиными? – как бы невзначай поинтересовался господин Матвеев.

– Но помилуй, Станислав! Рогозины, прежде всего, твои знакомые.

– Конечно, но мне, казалось, что ты нашла общий язык с госпожой Рогозиной…

– Да. Но…

– Так вот, Антонина, я хочу напомнить тебе наш разговор, когда ты упоминала про Анатоля Рогозина…

– Дабы он и Полина…

– Именно, дорогая моя! Надобно возобновить наши встречи. Ведь в детстве Анатоль и Полина были так дружны! – воскликнул господин Матвеев.

– Но пойми… Они выросли и стали стесняться друг друга, это естественно…

– Ты так считаешь? Но все же – что по поводу нашего совместного ужина, или обеда с Рогозиными?

– Нужно все обдумать наилучшим образом, – подытожила Антонина Петровна.

– Так вот, дорогая моя, и займись этим…

Станислав Александрович развернул газету и углубился в чтение.

* * *

Наконец Полина уединилась и попыталась собраться с мыслями: «Как это странно… Но я чувствую меланхолию… Я растеряна, но отчего же? Неужели оттого, что красавец Вельяминов, наконец, решился подойти ко мне? Или я предпочитала знакомству его взгляды? – это так романтично… Но он приятен… А матушка? Если она узнает, то будет крайне недовольна, что я вожу знакомство с молодым человеком не нашего круга… Но я не собираюсь ей ничего говорить… Матушка слишком проницательна и умна…»

Таки мысли проносились одна за другой в прелестной голове юной барышни. Она пребывала в растерянности, не в силах разобраться: рада ли она знакомству с Григорием Вельяминовым? Или лучше бы все оставалось, как раньше?

* * *

Вечером по прибытии домой из университета, Григорий отужинал в обществе маменьки.

– Как прошли лекции? – поинтересовалась она.

– Как обычно…

– А в газете я прочитала ужасную новость, – продолжила госпожа Вельяминова, – некая курсистка стреляла в полицмейстера! Ты можешь себе это представить!

– Нет…

– Ох, уж эти современные нравы. Молодые барышни в дни моей молодости и пистолета-то в руках не держали. И откуда такая дерзость? – взять и убить человека, да еще и в чинах!

Григорий поддакивал матушке, сам же предвкушая, более приятные вещи, например, как он напишет письмо Полине, или проведет ночь с Анфисой…

– Что ты молчишь?! – возмутилась госпожа Вельяминова. – Неужели тебе безразлична судьба государства?!

– Но что вы, матушка, отнюдь. Но император слишком слаб духом, чтобы вводить жесткие меры. А чем полиция и жандармы становятся более жесткими, тем чаще появляются разного рода террористы, ратующие за светлое будущее. Как будто при помощи взрывов это самое будущее можно приблизить! Глупцы!

– Да, да! Совершенно с тобой согласна, – поддакнула матушка, удивившись суждениям сына.

– А девушки, матушка, тоже – разные. Кому-то пострелять хочется, а кому-то и поучиться на Высших Бестужевских курсах, или уж замуж выйти, детей нарожать… все лучше, чем на каторге пребывать остаток жизни. И что девицу эту, террористку, задержали?

– Да! Она и бежать не пыталась! Вот, что удивительно!

– Да, если уж барышни начинают стрелять, то в нашем «датском королевстве» явно что-то не впорядке… – Решил Григорий.

Отправившись в свою комнату, Григорий тотчас переключился на более приятный образ Полины Матвеевой. Он решил написать ей письмо, дабы признаться в своих чувствах. Проведя за письменным столом остаток вечера, покуда совсем не стемнело, он так и добился желаемого результата: вокруг него валялись скомканные листки бумаги с разными вариантами письма, показавшимися ему неудачными.

– Никогда не думал, что написание любовного послания может занять столько времени. Вероятно, я начисто лишен литературных талантов… Да не то, что талантов, а элементарных способностей. Что же делать?..

Немного подумав, Григорий отправился в библиотеку и выбрал сборник сонетов Шекспира.

– Пожалуй, сие подойдет…

И снова занялся написанием послания. Буквально через полчаса на бумаге появились строки:

«Сравню ли я тебя с днем светлым лета?

Милей его ты, кротче и нежнее.

Холодный ветер – злобный враг расцвета,

дни летние могли бы быть длиннее.

Порою око неба слишком знойно,

Иль золото его закрыто тучей,

И красота боится беспокойно

Природы иль случайности летучей.

Твое лишь лето вечное не минет,

И красота не будет скоротечность.

Смерть с похвальбой тень на тебя не кинет,

Когда в стихе изведаешь ты вечность.

Пока есть люди и пока есть зренье,

Жив будет стих и ты, его творенье.[11]

Простите меня великодушно, Полина, что свои слова я подменяю словами Шекспира. Увы, но я лишен литературных талантов, а сей английский поэт очень точно передает мои чувства…

Григорий Вельяминов»

* * *

В течение нескольких дней Полина не посещала университет, та как не было лекций на интересующую ее тему. Все эти дни она проводила дома за чтением конспектов и книг. В один из таких дней в комнату Полину вошла матушка и начала совершенно неожиданный разговор:

– Мы решили пригласить на обед семейство Рогозиных. Как ты к этому отнесешься?

– Маменька, вы как я понимаю, все обсудили без меня. И наверняка будет Анатолий? – поинтересовалась Полина.

– Безусловно!

– Насколько я помню, вот уже несколько лет он избегал наносить нам визиты. Не понимаю, право, почему? – посетовала девушка.

– Все очень просто, дитя мое. Он – взрослый мужчина, недавно ему минуло двадцать лет, а ты – очаровательная барышня. Да и потом он жил в Германии…

Полина передернула плечиками.

– Вот если бы я была бабой-ягой, он вероятно, тогда бы приезжал к нам…

Антонина Петровна рассмеялась.

– При всем своем желании ты за бабу-ягу не сойдешь. А теперь давай поговорим серьезно. Семейство Рогозиных – наши давние друзья. Их торговое дело процветает и приносит отличные доходы…

Полина перебила матушку:

– Все ясно! Вы меня хотите сосватать за Анатоля!

– Да. – Призналась Антонина Петровна. – А что в этом плохого? Анатолий окончил Берлинские финансовые курсы и вполне взрослый, самостоятельный и образованный человек. А, если ко всему этому добавить его ум, привлекательность и богатство, то вполне получиться достойная рекомендация для жениха.

Полина насупилась.

– Маменька! Ну почему я должна делать так, как решили вы?! Я уже взрослая.

Антонина Петровна, понимая, куда клонит дочь, напряглась:

– Признайся, ты влюблена.

Матушка попала в цель и оттого Полина покраснела.

– Не то что бы влюблена…

– Но некий молодой человек тебе нравится. Не так ли?

– Да…

– И он – студент…

– Да…

Антонина Петровна едва сдерживалась: прав был супруг, вот они – плоды свободы.

– И что же ты намерена делать дальше? – наседала матушка.

– Ничего. Мы просто встречаемся в университете ничего более. Он – будущий филолог.

– Филология в наше время не кормит. – Со знанием дела заявила матушка. – На что вы будите жить? Знаешь, есть такая мудрая поговорка: женщина – сокровище, а мужчина – сокровищница…

– Право же! – воскликнула раздосадованная дочь. – Он не делал мне предложения… И потом…

– Что потом? – переспросила Антонина Петровна, стараясь держать себя в руках. – Он, как порядочный человек должен явиться в наш дом и просить разрешения ухаживать за тобой.