За эту неделю она второй раз ночевала дома. И все равно не выспалась. Правда, несмотря на это, как и все последние дни, ощущала не только усталость, но и какой-то будоражащий “подрыв”, как называл это Виталий. Похоже, Казак испытывал схожие с ней чувства.

Таня улыбнулась, лениво расколачивая сахар в чашке.

Даже не думала, что все обернется именно так. Что ее захватит настолько. Никогда не зацикливалась на человеке. А тут — отлепить себя от Виталия не могла. А если и расставались, только и думала о нем. Мысли самовольно сворачивали в далекую от работы сторону. Вот, вроде не восемнадцать и не двадцать лет. Гораздо больше. А такого восторга в душе, такого искрящегося удовольствия от общения с мужчиной — не помнила. Да и не чувствовала, Таня точно знала.

Бог знает, что такого особенного было в Виталии, но он ее покорил. Хотя, чего лукавить? Все в нем особенное было: и напор, и уверенность, казалось, непробиваемая в себе. И в то же время, какая-то такая… Даже не неуверенность. Таня не могла подобрать слова, но что-то в поведении, словах, взглядах иногда так задевало ее… До дрожи внутри, до острой боли. Цепляло до глубины души, заставляя всматриваться и вслушиваться в этого мужчину.

Влюбилась она, что ли? Так это бывает?

Наверное. Похоже, впервые в жизни влюбилась.

Одно время, даже, хотела понять и ощутить, попробовать — вот и сбылось, судя по всему, это желание. И раньше какие-то эмоции были, с другими, и желание она испытывала. Но чтоб так, когда тонешь в человеке, захлебываешься им — и радуешься этому. Глубже “занырнуть” пытаешься…

Интересно. И пугающе, если откровенно. Видимо, из-за того самого отсутствия опыта. Нет, Казак не был первым мужчиной в ее жизни. Но и богатым прошлым в этом плане, особенно чувственном, Таня не смогла бы похвалиться. Более того, она всегда считала себя достаточно “спокойной” в отношении чувств и сексуального притяжения, тоже. Встречалась с парнями в университете, с одним даже до секса дошло. А вот долгих отношений не сложилось. Разбежались, наверное, не имея ни практики, ни умения, ни желания как-то выстраивать совместную жизнь. Потом, уже после университета, долго “встречалась” с коллегой. Можно, даже, сказать, что они “жили” вместе, хотя, по факту, скорее ночевали друг у друга пару раз в неделю из-за загруженности дежурствами и ординатурой. Ходили на свидания, в гости к друзьям, оставшимся с университета. Все ждали, что они поженятся. Даже мать Тани была уверена в этом. А она сама…

Ровно все было. Гладко. Без вспышек. И в постели неплохо, в чем-то даже хорошо. “Отлично” сейчас не смогла бы сказать. С Виталием этот эпитет о сексе узнала, как и многие другие. Но раньше-то казалось, что и так все здорово. И оргазм она испытывала, пусть и не каждый раз, но и не казуистически. Партнер об этом заботился. Да и она всегда считала себя достаточно откровенной и раскрепощенной, чтобы рассказать, чего хочет. Возможно, специфика работы избавила от стеснительности. Так и тянулось это все.

А вот расстались они из-за нее. Точнее, парень тот ей предложение сделал. А Таня поняла, что не готова. Да и не хочет с ним вот так и дальше жить, только всю жизнь. Тяжело ей было проводить с ним времени больше, чем два дня подряд. Хотелось перерыва и одиночества. И как представила, что день за днем, ночь за ночью будет с ним… Угнетало.

Не правильно, вот как она это ощущала. И честно сказала об этом, не желая обманывать или лукавить. Как и о том, что не стоит им, наверное, продолжать эти отношения.

Он обиделся. И, разумеется, не настаивал. Она умом понимала его чувства, и не пыталась как-то себя обелить или оправдать. Не горело и не дрожало внутри нее ничего, и обидно не было. Разве что, дружбы жаль. Но Таня мыслила здраво, и прекрасно понимала, что в таких обстоятельствах, не стоит и пытаться продолжать общаться. Карма у нее такая, что ли? Привлекает чем-то тех, кто ее вообще не задевает, как тот же Вадим?

Мать тогда расстроилась сильно. Пыталась ее увещевать, настаивать, советовать. Предрекала одинокую старость и толпы кошек в квартире. Или собак.

Но Таня не особо внимала. А животных, вообще, никогда не боялась, наоборот, любила. И с удовольствием бы кого-то завела, просто не хотела надолго бросать питомца одного в квартире, при ее-то графике работы.

В общем, жила себе Таня и жила, вполне уже смирившись с одиночеством и отсутствием в себе страстных порывов и горячих чувств. А потом — бац, и Виталия встретила. И влюбилась впервые за свои, тридцать с лишком лет. До сих пор поверить не могла, что так бывает. Больше походило на какой-то дурман, если честно. Но ей было настолько здорово, настолько хорошо с ним, и не только в плане секса, что лихорадило просто. Они провели, считай вместе, все ночи, кроме одной, позавчера; все вечера. То просто у него во дворе сидели, то выходили куда-то: на набережной в ресторане сидели, один раз она его даже вытащила в парк, а он ее на выступление ультра-популярной столичной группы в каком-то элитном клубе. Да и в течении дней — созванивались по два-три раза.

Только в пятницу Казак оказался занят. И все равно, заехал, забрал ее из клиники, привез домой, зацеловал до одурения, до звезд в глазах и сбившегося дыхания, до испарины на затылке под волосами — и лишь после этого уехал. С явно видимой неохотой, что должен прерваться.

И вчера он занят был. Тоже домой ее привез. Она попросила, кстати. Виталий предлагал отвезти ее к нему в дом, чтобы Таня там и ждала, когда он освободится. Но она со смехом открестилась, намекнув, что ей хоть бы пыль дома вытереть надо. Да и вещи перестирать. А то уже по утрам из шкафа свежего таскать нечего. Хотя, на самом деле, немного боязно стало. Как-то глупо и суеверно. Пугала такая потребность в другом человеке. Такая скорость отношений. Захотелось немного притормозить и разобраться в себе, в этих эмоциях и чувствах.

Однако, с анализом не сложилось. Поначалу, Таня, изнуренная таким непривычным темпом жизни, просто уснула. В гостиной, на диване, под включенный телевизор и с горящим светом. А проснулась в час ночи от трели дверного звонка. Не могла сориентироваться несколько минут, не выходило прийти в себя полностью, выбраться из сна. Успела даже испугаться, совершенно не представляя, кто мог прийти к ней в такое время? И меньше всего, наверное, ожидала увидеть Виталия, который стоял за ее дверью, опираясь одной рукой на косяк.

— Меня ждала? — требовательно спросил он, стоило Тане открыть дверь.

Усталый, видно было. Какой-то измотанный, даже. И все равно, прущий вперед самим своим норовом, характером, что ли. Так, что Таня сама не поняла, как отступила назад, в коридор, освобождая ему проход.

— Тебя, — сонно зевнула она, вдруг поняв, что это правда.

Виталий улыбнулся. Тоже как-то утомленно. И вошел. Сам закрыл все замки.

— Я свет увидел, решил, что можно, — “пояснил”, видимо, свое появление.

Наклонился и поцеловал ее в губы. Сильно. Коротко.

— Проходи, — немного запоздало пригласила она, обняв Виталия.

И, опять зевнув, уткнулась носом в его шею. Казак пах сигаретами и самим собой. И у нее аж до какой-то щемящей боли внутри все сжалось от внезапного понимания — скучала. Дико. И правда, ждала.

Как можно так к человеку за неделю привязаться? Или это потому, что оба своих чувств и эмоций не скрывали? Взрослые и много видевшие уже, вот и открылись друг другу, переплелись на каком-то, слишком уж глубоком и непонятном уровне?

Таня понятия не имела. Так и продолжала обнимать его, одновременно испытывая и радость, и те самые опасения, с которыми не успела разобраться.

— Я сразу в спальню, — хмыкнул Виталий, крепко ее обняв и, сбросив обувь, потянул ее в комнату. — Устал жутко, спать хочу. Отрубаюсь просто. Но и к тебе хотелось.

Поскольку Таня тоже спать очень хотела, то и не спорила. Да и вот это вот его “к тебе хотелось” — поняла очень хорошо.

По дороге они выключили все в гостиной и добрались до ее спальни. Где оба и отключились.

Сейчас Виталий мылся в душе. Ему позвонили десять минут назад, разбудив их обоих. А Таня заварила чай и себе, и ему, кофе у нее все равно не было. И размышляла над всем этим.

— Какие планы на сегодня?

Виталий, уже одетый, хоть и с мокрыми еще волосами, вошел на кухню, застегивая ремешок часов на руке. Глянул на нее исподлобья и усмехнулся. Только от этого все ее страхи почему-то тут же забылись.

— Выспаться, — улыбнулась Таня в ответ.

Махнула рукой на его чашку и на тарелку омлета с овощами, который приготовила сейчас, на скорую руку, потому что…

Вот. Виталий сел у окна, распахнул створку и щелкнул зажигалкой, прикуривая.

А она не хотела, чтобы он курил на голодный желудок. Уже изучила его привычки с утра.

— Спасибо, Таня, — Казак наклонился, отставив левую руку с сигаретой в окно, и поцеловал ее в губы. Учитывая масштабы ее кухни, с близостью не было никаких проблем. — Неожиданно, но приятно. Не знаю, когда бы так успел поесть.

— Без проблем, — наблюдала, как он вновь затянулся. — Не могу разобраться, — улыбнулась снова. — Ты левша или нет? Часы на правой руке, почти все держишь левой, а пишешь, вроде, правой. Расписываешься, по крайней мере, — вспомнила она, как он картой рассчитывался.

— Левша, переученный только, — Виталий усмехнулся, докурив. И взялся за вилку, тоже левой рукой. — В школе, таки приучили писать правой. Знаешь, как это у нас умели. Одна училка, особо ретивая, в интернате, линейкой по пальцам била, стоило забыться и не в ту руку ручку взять. А что, у тебя с этим какие-то проблемы?

Он вздернул бровь, быстро жуя завтрак.

Таня, сначала улыбающаяся, опешила. Даже руку прижала к губам. У нее никого из знакомых в “левшах” не было. И о таких методах перевоспитания она не знала. Ее это шокировало. Как и упоминание об интернате.

— Нет, — откашлялась она. — Мне левши всегда такими таинственными казались. Необычными… Не знала лично пока ни одного. Вот, наверное, в чем секрет твоей притягательности, — хмыкнула она, пытаясь разрядить обстановку. — Блин, неужели, настолько дикие люди и злые? Еще и учителя? — все же, не удержалась от возмущения она. — Сейчас же уже доказали, что нельзя переучивать и ломать!

Казак пожал плечами.

— Старая школа — старая закалка, — хмыкнул он, похоже, не особо по этому поводу переживая.

— А почему интернат? — рискнула уточнить она. Даже в голову не приходило, что у него в семье могли быть проблемы такого рода. — Ты, разве, сирота?

Усмешка Виталия превратилась в ухмылку. И он какое-то время помолчал. Даже есть перестал. В упор смотрел на нее. Таня так и застыла, держа чашку с чаем в воздухе.

— Не сирота, к сожалению. Да и интернат, не приют. Я на выходных дома был, — наконец, ответил он, вернувшись к завтраку. — У матери проблемы с алкоголем имелись. Вот меня опекунская служба, то и дело: забирала, отдавала, таскали туда-сюда. Я убегал пару раз. В итоге, после четвертого класса они устали со мной морочиться, да и у меня опекун появился. Друг своего отца уговорил за мою мать поручиться. Оставили в покое, я в нормальную школу попал.

— Ясно.

Она не знала, что еще сказать и стоит ли развивать дальше этот разговор. Наклонилась и, отставив чашку, уткнулась лбом в его плечо.

— А у тебя, какие планы на сегодня? — решила тему сменить.

Казак поднял правую руку и всю пятерню в ее волосы запутал. Поцеловал в макушку.

— Не знаю точно, Зажигалочка, — подвинув к себе чашку, прикурил новую сигарету. — Не все от меня зависит. Но я буду держать тебя в курсе, обещаю.

— Хорошо, — она так и не подняла голову от его плеча. — Виталя, — позвала Таня минуты через две, решившись на то, о чем вчера вечером только раздумывала.

— Мм? — откликнулся он, глотнув чай.

— Мы тут, с коллективом, на пикник собираемся, на следующие выходные. Традиция у нас такая, в мае и в конце августа на природу выбираться. Что-то вроде корпоратива: шашлык, бадминтон, волейбол, купания. Мы, обычно, на берег речки выезжаем. Пойдем со мной? Приглашаю официально.

Таня с улыбкой посмотрела на него снизу вверх.

Виталий скосил на нее взгляд, затягиваясь. Так внимательно и пристально смотрел. Даже прищурился. Или это от сигаретного дыма кажется?

— Ну, если официально, — наконец, отложив недокуренную сигарету на тарелку, он притянул к себе ее лицо, обхватив ладонями. — Пойду обязательно, Танюш, не могу такой случай пропустить: ты и в купальнике… Сказка!

Он прижался к ее рту, сходу сминая, целуя так, что у нее пульс, в который раз рядом с ним, подскочил до ста десяти, однозначно. И всю сонливость согнало.