Ольга Горовая - Дурман

— А у меня дом, на “Лугу”.

Таня понимающе улыбнулась. Ожидаемо, в принципе.

— Большой дом? Сам живешь? — вернула его вопрос.

Рука дрожала. Каждый палец. И он это ощущал. Она видела. И продолжал гладить, не оставляя в покое.

— Один. Совсем, — он подмигнул с намеком. — Раньше думал, что в самый раз. Сейчас, точно как ты, только спать и успеваю. А иногда по паре суток в офисе живу.

Таня понимающе кивнула, вновь отпив коктейль. Последний глоток. Но ретивый официант тут же поставил перед ней новый, забрав пустой бокал.

— Так зачем было такой дом тогда? — с интересом уточнила она. — С квартирой проще.

— Хотелось, — пожал плечами Виталий. — Надо было.

— Имидж? — хмыкнула она.

— Типа того, — он широко улыбнулся.

Посмотрел как-то странно. Она не поняла. Наконец-то отпустил ее руку, позволив Тане проглотить еду нормально, хоть и с ощущением некоторого сожаления. И принялся за свою порцию.

— Я тебя сегодня не отпущу, ты же понимаешь? — отрезая от своего бифштекса кусок, поднял на нее прямой и жадный взгляд. Начал жевать.

Она застыла.

Страшно? Нет? А живот и грудь сводит. Но не от страха. Мандраж какого-то незнакомого предвкушения.

— Маньяк, все-таки? — вздернув бровь, поинтересовалась Таня, делая вид, что жует легко и без принуждения. Вновь отпила вино.

А он снова расхохотался. Словно ждал от нее другой реакции.

— По ходу, ты меня если не маньяком, то немного повернутым точно сделаешь, Зажигалочка, — заметил Виталий, пожав плечами.

И голос у него ниже стал. И с хрипотцой.

Все, лишнее было вино. Сейчас она сама к нему через стол целоваться полезет. И по боку, что странное и глупое поведение, не типичное для нее. Всего хотелось с ним. Не испытывала такого искушения и предвкушения раньше. И в омут с головой не бросалась никогда. Но и Виталия она раньше не знала.

Она пила, вроде, а ему все больше било в голову. Интересный феномен, прямо.

Может, и ему в кофе чего-то домешали? Хотя, откровенно, его в голову бахнуло еще там, на крыльце ее клиники, во время первого поцелуя. Накрыло так, что “мама не горюй”. И не отпускало до сих пор, по ходу. А чем больше он смотрел на Таню: такую веселую, открыто-откровенную и прямую, без лукавства и всяких зажимов, тем больше мозг в штопор входил. Когда Таня обернулась и столик наугад тыкнула (видно было, что даже не посмотрела), его этим взглядом ее — накрыло сверху, “пробило до аорты”, до солнечного сплетения, прям.

Хотел ее?

Ха! Казак сейчас и за тысячу баксов не смог бы описать, чего он от этой женщины захотел, ни с того, ни с сего. Сам точно понять не мог.

Познакомиться ближе? Да, хотел, когда искать начал сегодня со всеми этими ветеринарками. Потому что вчера — таки зацепила его Зажигалочка.

А когда поцеловал у дверей клиники (утерпеть не мог, прям искусила она его своими улыбками и заявлениями, отпором, огоньком в глазах), впервые за последние годы так накрыло, что чуть контроль над собой не потерял. Уже и не помнил, когда его так баба заводила, чтоб до “ста” за три секунды от старта. Как Димку упекли, вообще баб побоку большей частью пускал. Не хватало еще и на них времени. Так, когда уж совсем все доставало, расслаблялся. Но, и то наспех, без кайфа. А тут — от одного поцелуя такой мандраж. И, блин, по-пацанячьи, а захотелось пыль в глаза пустить: на машине прокатить, и чтоб все посмотрела-пощупала, оценила; и в такой ресторан, куда ее тот придурок на “ланосе” точно не позовет, не додумается даже, да и не потянет; еще и на террасу… Сам понимал, что смешно даже, как подросток. А сопротивляться этому оказался не в состоянии.

И сейчас смотрел на нее, в эти глаза, которые Зажигалочка не отводила, да и застенчивость не играла, не манерничала — и понимал, что, возможно, она и права в чем-то. Может, он и маньяк, просто раньше не в курсах был об этой своей особенности? Вот не водилось за ним такого, вроде. А как Таню встретил, так и влип. На полной скорости, выходит, в “нее въехал” и завяз, пробуксовывает, как в песке, выгрести не может.

Загреб бы в свои руки и не отпускал, хрен знает сколько.

Когда свои розыски начал, думал — отвлечется-расслабится, передохнет от всего. А как поцеловал — капец полный! Как в омут затянула. Укротительница, елки-палки! Как же! Да ведьма, небось, к тому же, черная.

Но Виталия такая тяга не то, что не испугала, даже интересно стало. И приходилось себя по-серьезному сдерживать, чтобы, и правда, здесь на нее не наброситься.

Отставил свою тарелку. Этот голод утолил. А вот другой — только сильнее мучить стал.

Не шутил. Маньяк, не маньяк, а сегодня он ее точно не отпустит. Не сумеет, хоть стреляйте в него.

— Ты что на десерт хочешь, Таня? — постарался отвлечься хоть немного.

Снова прямо посмотрел на нее, достав из пачки новую сигарету. Не врал, нравилось ему курить. Особенно, когда смог позволить себе хорошие сигареты, а не докуривать чьи-то “бычки” в жалкой и тупой попытке хоть так немного согреться. Сейчас он удовольствие получал от этой привычки. Прикурил, выдохнул, наблюдая за тем, как она доедает.

Таня, в свою очередь, отодвинула тарелку. И так же уверенно встретила его взгляд.

Твою налево! Как же она него смотрела! Словами не описать. И то ли вино так на нее повлияло, то ли заставило Таню что-то расслабиться сейчас — но огонек в ее глазах просто пылал, и она не торопилась его прятать. Не развязно, что, бывало, не так и редко встречалось ему; не нарочито-искушающе, или с расчетом.

Честно. Так, что не ясно, кто и на кого первый готов наброситься. И дрожь ее тела явно ощущал, когда держал Зажигалочку за руку. Дрожь возбуждения, а не страха перед “маньяком”.

Закачаешься, просто!

— Десерт? — медленно переспросила она, отпив еще коктейля. Отставила бокал. — Мороженое хочу. Шоколадное. И тебя. Можно вместе. Или в другой последовательности…

Ответ повис в воздухе между ними, словно дым от его сигареты.

Раз. Один удар. Два сокращения сердца. И жар в голову.

Нафиг контроль. Несколькими словами — в лохмотья. И теперь уже — основательно и надолго.

Он сдвигает все в сторону и поднимается, вновь ловит ее руку. Тянет Таню за собой. И она не отказывается. И руку не забирает. Встает.

— Я тебя завалю этим мороженым. Смотри, не охрипни. Потом. А начнем со второго пункта…

Усмехнулся.

Хотя дико хотелось послать официанта к чертовой матери и завалить Зажигалочку на эти мягкие диваны. И не хотелось, в то же время. Из-за того самого желания “покрасоваться”. Как павлина тянуло хвост распустить, поразить ее.

Блин, связался, на свою голову с ветеринаром, только животные и лезут на ум!

Кинул на стол тысячу. Знал, что с избытком хватит. А волокита ему сейчас вообще не нужна.

Таня спорить не спешила. А вот к лифту пошла более чем охотно. Он дернул ее на себя и стал целовать, как только двери закрылись. В этот раз находились в лифте одни. И хрен с тем, что там с улицы видно! Оторвался. Дал себе волю.

Впился в губы, погрузил пальцы в волосы, сжал ее виски ладонями…

Перемкнуло вдруг. Такая жадность нахлынула! Когда всего хочешь. Сразу. В этот же момент. И отступить, ослабить, дать “задний” хоть немного — не хватает выдержки. Силы воли в этом — нет. Ноль полный.

Впился в ее рот, прикусывал губы. Без силы.

Не пытался причинить ей боль. Просто жар этот в голове горел, выжигал разум. Да и Зажигалочка так ему в ответ в губы впилась, что полыхнуло еще сильнее.

Только звонок прибытия на первый этаж и спас их от нарушения морали в общественном месте. Потому как, по ходу, ему стало без разницы. Да и Таня, вот вообще, не ломалась. Свое с него брала с такой же алчностью, как и он на нее кидался.

Нра-вит-ся.

Казак понял, что ему это — офигеть, как нравится. Она вся.

И даже как-то немного жутковато стало, что ж будет дальше? Когда они к этому ее “десерту” перейдут? Может, все же, повернуть назад? Такое ощущение вдруг появилось, словно несется “лоб в лоб” по встречке. Адреналин пульс разгоняет под сотню. И не вильнет уже, вдруг, в последнюю секунду.

Попался на эту адреналиновую иглу. В лоб, так в лоб.

Как пришла эта мысль, так и пропала, канула в Лету.

А они едва оторваться друг от друга успели. Выскочили из лифта. Вот этот вот жар гнал. Горячечный. Лихорадка, прям.

Не то, чтоб тащил ее за собой. Просто Таня и сама ни на шаг не отставала. И смеялась, что характерно. Кураж вокруг нее просто в воздухе витал. Чувствовался. Казалось, пощупать можно. Бери, и загребай пригоршнями.

Но он, вместо этого, ее на себя то и дело дергал. Не мог отпустить больше, чем на пару шагов, почему-то. И когда в машину помогал садиться, снова ко рту прижался.

Елки-палки! Вот, действительно, с какой-другой, доехал бы до первой лесопосадки, и затащил бы на заднее сиденье, просто и без затей, коль аж так уж припекло. Но вот это вот его дурное желание наизнанку вывернуться, показать себя “фильдеперсовым”, как Димка иногда говорил — с ней не давало так. Подгоняло. Давило.

И повез ее не абы куда. В тот самый дом, о котором рассказал. Благо, отсюда до него не так и далеко было ехать. Наверное, даже ближе, чем до района ее клиники.

Таня, хоть и задыхалась еще, и щеки горели, и волосы растрепанные все никак с лица убрать не могла, а направление засекла верно:

— Мне завтра на смену. На восемь. Желательно бы дома оказаться не поздно. Чтоб собраться…

Он начал смеяться.

— Приличная девушка? В кровать надо лечь в девять, чтоб в одиннадцать быть дома? — вздернул бровь, отвернувшись от дороги, пока на светофоре стояли.

Таня пару раз моргнула, кажется, растерявшись от его подначки. Задумалась:

— Не знаю, — улыбнулась со всем своим возбуждением и страстью, которая никуда из ее взгляда не делась. — У меня давно не было повода выработать себе расписание…

Он как-то забыл, по ходу, что надо на дорогу смотреть. Так и глядел в ее глаза.

Честная. И смелая. И прямая.

Сзади посигналили. Он игнорировал.

Точно сказал еще после первого поцелуя — прямо насквозь прожгло. И сейчас только больше края этой дыры обугливало. Глубже с каждым словом и взглядом ее, с каждым поцелуем и касанием.

Взял ее руку, которой Таня пробовала волосы собрать. Обхватил ее пальцы своими, накрыл.

— Нет, Зажигалочка, — таки тронулся с места, повернувшись вперед, чтоб не въехать, не дай Бог, никуда, теперь уж точно не хотелось. — Не попадешь ты домой сегодня. На работу, так и быть, отпущу. Наверное. Там разберемся.

И поехал к поселку самой короткой дорогой.

Может, это вино на ней так сказалось? Или, все-таки, дело было в этом мужчине, который сейчас открывал перед Таней двери огромного дома — но в голове все еще не появилось ни одной здравой мысли.

Только звон какой-то легкий и радостный. И уверенное (что характерно и странно довольно) желание поддаться и “пуститься с ним во все тяжкие”. А почему нет, в конце концов? Что останавливает? Оба взрослые и без всяких обязательств, вроде бы.

Да и никто ее так не заводил еще. Никто не будил в Тане такие бешеные ощущения и эмоции. Когда все на грани, на пределе. И сердце тарахтит, как сумасшедшее, уже второй час кряду. Может, и вредно. Но иногда такие встряски и полезны. А то живет так, словно уже пенсия пришла. Все себе запрещает. Да и не хотелось ничего, если честно, пока с Виталием не столкнулась. Зато сейчас — через край желаний просто. За пять последних лет, наверное, не испытывала столько, сколько с ним за два неполных часа.

И губы горели. Да и вся кожа. Не понимала: внутренний жар это или из-за жары на улице она горит?

Лжет себе. Знает.

Его руку на своих плечах, его пальцы на своем затылке — ощущает каждой клеткой. И грудь от этого “болит”. Не болью. Чувственностью. Господи! Как так можно? Она, вроде бы, могла представить себе физиологию, но так… И почему с ним? Как так? Что в этом Виталии такого, что все ее гормоны бесятся?

Не могла понять. В глазах его, во взгляде бесбашенном и ненасытном тонула, просто заявляющим на нее какие-то права, которые Таня никому давать никогда не думала, а тут — отказать не могла. Нет у нее аргументов, чтобы этот взгляд опровергнуть. И на заявление, что “на работу отвезет, возможно”, улыбнулась только, предпочтя посчитать, что шутит…