Ее семейная жизнь перестала складываться так, как она наметила себе несколько лет назад. Вот только кроме нее этого никто не замечал.

— Ты что, с Мишей поругалась? — спросила ее Сьюзи, когда Ирино недовольство стало попросту бросаться в глаза.

Но она все же попыталась прикинуться непонимающей.

— С чего ты взяла?

— Наверное с того, что ты только что отказалась купить новое платье для ужина у его непосредственного начальника. Годлиф ведь его начальник, я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься. — Ира окинула зал кафе беглым взглядом, размешала каппучино ложечкой, начисто уничтожая пышную пенку. Потом дернула плечом. — У меня целый шкаф платьев. Неужели не найду, что надеть?

Сьюзи взбила короткие темные кудри на своей голове отработанным движением — чтобы на макушке появилась пышность и при этом челка не топорщилась.

— Найдешь, конечно. Просто я удивилась. Раньше ты каждый его деловой ужин воспринимала всерьез, а сегодня такое равнодушие. И, вообще, ты странная в последнее время. Печальная какая-то.

— Я не печальная, Сьюзи, я уставшая.

Сьюзи сделала глоток кофе, слизала с верхней губы пенку, и спросила:

— Ты беременна?

Ира даже не сразу поняла, о чем она спрашивает. Потом вскинула на подругу испуганный взгляд.

— Ты с ума сошла?

Та на ее реакцию рассмеялась.

— А что? Я просто спросила.

Ира же трижды постучала по столу, абсолютно машинально, на самом деле перепугавшись подобной перспективы. И наверное в этот момент по ее лицу можно было прочитать весь ужас, что накрыл ее после не столь уж и нелепого предположения, потому что Сьюзи вытаращила глаза и от изумления даже застыла на пару секунд с открытым ртом.

— Ира, что ты натворила?

Она посмотрела в глаза подруги, поняла, что та заподозрила неладное, и откровенно поморщилась.

— Я бы предпочла сделать вид, что эту тему мы не поднимали.

— Ты бы предпочла, ты бы не хотела, и вообще до смерти напугана перспективой оказаться беременной… — Сьюзи прищурилась, не спуская с ее лица проницательного взгляда. — Ты изменила Мише?

— Нет!

— Ты спятила, подруга, — уверенно заявила Сьюзи, будто и не услышав Ириного восклицания. — Как тебя угораздило? И когда? Точнее, с кем? Это куда интереснее.

Ира в нетерпении скомкала салфетку и кинула комок на стол.

— Сьюзи, я не хочу об этом говорить. Это… неважно с кем. Главное, что я понимаю, как сглупила, и больше никогда и ни за что…

— Ты предохранялась?

Ира в нетерпении развела руками.

— Я не беременна!

— Это очень хорошо. Но кроме ребенка от незнакомого мужика можно получить еще парочку неприятных подарочков.

Ира неуютно заерзала на стуле, всеми силами стараясь не встречаться с подругой взглядом. В конце концов через силу проговорила:

— В этом плане тоже все нормально. Просто… я не могу смотреть Мише в глаза.

Сьюзи понимающе хмыкнула.

— Надо думать. — И тут же встрепенулась: — Надеюсь, ты не собираешься перед ним покаяться?

— Ты всерьез думаешь, что мне хватит смелости?

— Ну, может не смелости, может глупости на фоне серьезных душевных терзаний?

Ира печально кивнула.

— Да, терзания присутствуют.

— И это заметно, я тебе скажу. И Миша наверняка видит. Так что завязывай страдать. — Сьюзи вздохнула в явной тоске, после чего сделала неопределенный жест рукой. — Было и было. Что ж теперь поделаешь. Помни о том, что было хорошо, и себя не мучай. Ведь хорошо было? — Она пытливо на Иру взглянула, а та в ответ фыркнула.

— Прекрати.

Сьюзи рассмеялась.

— Чистое любопытство.

Надо сказать, что откровенный разговор с подругой, облегчения не принес. Вот совсем. Ира на это понадеялась, расставшись со Сьюзи у кафе, но ничего из этого не вышло. Конечно, их беседу нельзя было назвать откровенной, по сути, Ира лишь в измене созналась и покаялась. А вот если бы рассказала все, как на духу, про Лешку и про то, какая он на самом деле сволочь, а она дура полнейшая, раз снова легла с ним в постель, то возможно легче бы и стало, а так… Но признаться Сьюзи по поводу Алекса Вагенаса, это совсем другое. У Иры в голове до сих пор его образ в единое целое не складывался. Она даже в газете, когда читала статью про выставку и смотрела на Лешкину фотографию рядом, никак не могла связать одно с другим. Мужчину, с которым любовью ночь напролет занималась, и сына знаменитого греческого скульптора, известного в России архитектора. Наверное, потому что любовью она занималась со своим прошлым, а не с его нынешними регалиями. И грустила она именно по прошлому, поэтому и не стоит на этом зацикливаться. Прошлого не вернешь, да и не был Лешка никогда таким, каким она его для себя придумала.

Вот только газету почему-то не выбросила, для себя сохранила. На вечную память?

— Завяжешь мне галстук?

Ира через плечо обернулась, вдела в ухо сережку, после чего кивнула.

— Конечно, иди сюда.

Миша подошел, предложил ей на выбор два галстука, а когда она за одним из них потянулась, руку отвел. Сам смотрел Ире в лицо, а встретив легкий укор в ее взгляде, улыбнулся.

— Твое настроение исправилось?

— Кажется, да. — Ира вовремя отвела глаза, забрала у него галстук и аккуратно продела его под воротником рубашки.

— Это хорошо. А то я переживать начал.

— Не о чем. Обычная женская меланхолия.

— Которой раньше ты подвержена не была.

Она легко пожала плечами.

— Все бывает в первый раз. — Рискнула улыбнуться. — Я становлюсь старше, печальнее и страннее.

Он хохотнул.

— Да, ты у меня совсем старенькая. — Изловчился и поцеловал ее в щеку.

Ира отклонилась.

— Миша, подожди, я завяжу.

Его руки легли на ее бедра и сжали их.

— А когда завяжешь, что будет?

— Мы с тобой пойдем в гости. Потому что иначе опоздаем.

Ее тон был легким, и это Мишу, кажется, успокоило. Он разжал руки и отошел от нее, как только это стало возможным. Еще подтянул узел галстука, а когда заговорил, в голосе зазвучали деловые нотки.

— Чувствую, Годлиф будет уговаривать Чарльза Брекмана на совместную работу. Чарльз не в восторге от подобной перспективы, у нас с ним совсем недавно был любопытный разговор на эту тему. Его зовут работать в Канаду, но он не может запросто расторгнуть контракт. И, думаю, сегодня мы все станем свидетелями, как эти двое будут выкручиваться каждый на своей сковороде.

Ира выслушала это без особого интереса, повернулась к зеркалу и посмотрела на себя, стараясь трезво оценить свою внешность. Что ж, совсем неплохо. Платье от Тома Форда, туфли Маноло Бланик, пара бриллиантовых серег и клатч, который стоил почти, как платье. По ценовой категории она вполне готова для делового ужина.

— А как это отразится на тебе? — спросила она, понимая, что муж ждет проявления хоть какого-то интереса. Естественно, это же касалось его карьеры.

— Вот сегодня и узнаем.

Миша довольно улыбнулся, во взгляде проскользнула насмешка, но уже в следующую секунду он отвернулся, и взял пиджак. Ира наблюдала за тем, как он сует руки в рукава, одергивает полы, а затем решительно расправляет плечи. Приходилось признать, что костюм от Армани ему очень шел. Хотя, Армани идет всем, на то он и Армани. Стильно, дорого и деловито.

Вечер вышел не то чтобы утомительным, скорее долгим. Если в начале вечера Ира улыбалась вполне радушно и естественно, общалась со знакомыми, то спустя час темы для досужих разговоров сами собой иссякли, мужчины заговорили о работе, и Ира примолкла, не найдя в себе сил обсуждать с Лизой Годлиф домашние дела и заботы. Немного отвлеклась на тему о последних показах и распродажах, но в конце концов замолчала, не прислушиваясь к разговорам за столом. Пила вино, смотрела то на картину над камином, то на блюдо с запеченным гусем в центре стола, то рассеянно улыбалась, когда за столом начинали смеяться, чтобы казаться увлеченной, как и все. А думала опять о своем. О том, что это и есть ее жизнь, и что жизнь ее, не смотря на странные мысли, мучившие в последнее время, сложилась и удалась, муж рядом, деловой и без сомнения талантливый, а она, дура, все портит. Просыпается по утрам, смотрит на себя в зеркало, говорит себе, что все в порядке, но уже через минуту, целуя мужа и желая ему доброго утра и хорошего дня, снова начинает все портить. Червь сомнения и неудовлетворенности точит и точит, а она не понимает, как от него избавиться. Как вытравить его из своей души, а заодно заставить себя забыть то, что случилось, и зажить, как прежде. Когда нечего было ждать, не о чем тосковать, и она жила спокойно, можно сказать, что в свое удовольствие. Ведь было же такое, еще совсем недавно было!

А потом случился он. Именно случился, и почему-то опять с ней. Лучше бы он Сьюзи соблазнил, это бы Ира как-нибудь пережила. А вот заставить себя забыть, куда труднее.

— Ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит? — спросил Миша, когда они ехали домой на такси. Его хорошее настроение улетучилось, как только они простились с хозяевами на крыльце их дома, и сели в машину.

Ира заметила любопытный взгляд таксиста, когда он услышал иностранную речь, почему-то все таксисты реагировали одинаково. А интонация, требовательная и даже обвиняющая, обмануть не могла. Даже в Сингапуре всякий бы понял, что грядет скандал.

Но так сразу признавать себя виновной, Ира не хотела. Поэтому и переспросила, хотя была уверена, что это приведет мужа лишь в большее негодование:

— А в чем дело?

— В чем дело? — Миша глянул ей в лицо. — Дело в том, что ты весь вечер просидела с отсутствующим видом, Ира.

— Извини. — Подумала и добавила: — У меня болит голова.

Слышала, как Миша недоверчиво хмыкнул.

— В последнее время она у тебя болит постоянно, тебе не кажется?

Ира плечами пожала.

— Это ненормально, — сказал он через минуту.

Она недовольно поджала губы.

— По-моему, на нашей сексуальной жизни моя головная боль никак не сказывается. Так чем ты недоволен?

Миша голову повернул и посмотрел на нее, очень внимательно. А Ира сглотнула, сжала руку в кулак, но понимала, что уже поздно. Ей не стоило этого говорить, не стоило заострять внимания. Нужно было заткнуться вовремя, а теперь вот пытливый, непонимающий взгляд мужа, и она похолодевшая от страха.

— Ира, что происходит?

Она отчаянно замотала головой и отвернулась от него. Нижняя губа затряслась, и Ира поторопилась прикусить ее. Не хватало только разреветься. За прошедшие три недели она ни одной слезинки не пролила, даже наедине с собой, и если это случится сейчас, это будет оплошность, которую не исправить.

— Миша, прости меня. — Она догнала его на дорожке к дому, впечатленная тем, с какой злостью муж хлопнул дверью такси полминуты назад. — Прости, я просто… это пройдет, — высказала она наконец.

— Что пройдет? Ты же не желаешь мне ничего рассказать. Что происходит в твоей голове?

Ира вошла в дом, ненадолго замерла в темноте, прежде чем Миша успел включить свет в прихожей, а думала о его словах. В ее голове как раз полный порядок, а вот что творится в душе, только богу ведомо. Но как это объяснить мужу?

Она прошла в комнату, скинула туфли и опустилась в глубокое кресло, наплевав на то, что тонкий шелк платья непременно сомнется под ее весом, оно не рассчитано на то, чтобы валяться в нем на диване или в кресле, вытянув ноги.

Миша подошел, наклонился к ней, облокотившись на спинку, и проговорил ей на ухо:

— Тебе мама что-то сказала?

— Нет, Миша.

— Не ври мне. Я с ней поговорю, она не будет тебя доставать.

— Твоя мама не при чем.

— Тогда что?

— Не знаю, — покривила она душой.

Он выпрямился.

— Замечательно. И сколько мы будем жить в этом твоем незнании?

Его тон вывел ее из себя. Ира едва удержалась, чтобы не съязвить в ответ, но понимала, что из-за ее слов ссора лишь разрастется, а что сказать мужу, чем защищаться, она не знала. У нее не было оправданий.

— Надеюсь, что недолго, — проговорила она, поднимаясь. Ушла в спальню, расстегнула платье, и оно легко соскользнуло с ее тела на пол. Ира перешагнула через него, и оставила лежать невыразительной кучкой, хотя в других обстоятельствах так бы никогда не поступила. Ушла в ванную, дверь за собой закрыла. Все делала автоматически, потому что ничто, ни одно действие, не приносило облегчения. Умылась, разобрала прическу, и только вздрогнула, когда дверь открылась, и появился муж. Уже без пиджака и галстука, рубашку расстегнул, а когда взгляд на ней остановил, опустил руки.

— Ириш, может, ты устала?