— Взаимно, Ира.

Она осторожно освободила свои пальцы и отступила. Щеки горели, казалось, что внутри пожар начинается. И нетерпение, нетерпение бурлило в крови, и Ира едва сдерживала себя, чтобы не помчаться к выходу, расталкивая людей, попадающихся встреч. И вместе с этим понимала, насколько глупо себя ведет. Это волнение, сухость во рту, томление в душе — разве Лешка стоит этого? Он испортил в ее жизни все, что мог, а она бежит к нему, боясь, что он передумает, не приедет или не захочет ждать, даже минуту.

Вышла из клуба, остановилась неподалеку, и принялась оглядываться. Рядом останавливались машины, стояли молодые люди, курили и весело переговаривались, а она напряженно смотрела на дорогу, и ни одна клеточка ее души не испытывала опасения и не кричала ей разумное: беги! Ира облизала губы, не отрывая глаз от подъездной дорожки, провела ладонью по бедру, разглаживая блестящую ткань платья от Амекс, и вздрогнула, почувствовав кого-то за спиной. Обернулась и увидела Патрика.

— Я не дал тебе свою визитку, — сказал он, и протянул ей карточку. Улыбнулся. — На всякий случай.

Визитку Ира взяла, потом кивнула, даже улыбнуться себя заставила.

— Хорошо. Только у меня визитки нет.

Патрик прищурился.

— Может, дашь мне номер телефона?

Ира замешкалась с ответом, никак не могла вспомнить свой же номер, а все потому, что мысли были далеко, и она продолжала то и дело кидать взгляды на дорогу.

Номер продиктовала в конце концов, и сама рассмеялась из-за своей забывчивости.

— Это был очень хороший вечер, спасибо тебе.

— Может, тебя отвезти домой?

— Нет… За мной заедут.

— Хорошо, как скажешь.

Ира обернулась, когда услышала короткий автомобильный сигнал, увидела темный «Лексус», а в следующую секунду дверь водительского места открылась, и появился Алексей. Смотрел на нее выжидательно, облокотясь на дверь своей машины, а Ира, при виде него, от волнения сглотнула. Лешка явно не знал, как поступить, подойти к ней или нет, и она принялась торопливо с Патриком прощаться. Видела, что он посмотрел в сторону Алексея поверх ее головы, но давать какие-либо объяснения не собиралась. Еще раз сказала «до свидания» новому знакомому, уже почти забыв о нем, настолько сосредоточилась на встрече с Алексеем, и направилась к его машине. Шла медленно, на подгибающихся ногах, встретилась с ним взглядом, и запаниковала в душе. А Лешка тоже глаз не отводил, в самый последний момент сел в машину, своей дверью хлопнул, а для нее дверь открыл. Но Ира, прежде чем сесть, остановилась, и на Алексея посмотрела, глаза в глаза. Он моргнул, окинул ее взглядом, потом попросил:

— Садись.

Еще секунда сомнений, а потом она оказалась на соседнем с ним сидении, в тридцати сантиметрах от него, окруженная запахом его одеколона, а автомобиль тут же тронулся с места. И вместо «здравствуй», «привет», «как живешь?», он спросил:

— Кто это?

Ира, растерявшись от его вопроса, машинально оглянулась назад, посмотреть на мужчину, которого оставила у дверей клуба.

— Это Патрик, — сказала она, будто имя все объясняло.

— И кто этот Патрик?

Ира пожала плечами, вдруг осознав, что ее смешат его реакция и глупые вопросы.

— Издатель.

Алексей головой качнул и выдохнул:

— Замечательно.

Они выехали на дорогу, Ира на Лешу смотрела, а он на дорогу, даже хмурился от сосредоточенности, и вез ее непонятно куда.

Ира понятия не имела, что он так же, как и она, не знал, для чего все это делает. Зачем позвонил, зачем приехал, вместо того, чтобы, как примерный муж, поспешить домой на семейный ужин. Он обещал жене быть вовремя, но когда уже собрался уходить из офиса, вдруг схватился за телефон, решившись в один момент, и Ире позвонил. Всего несколько слов, пара ничего не значащих вопросов, и вот он уже мчится к «Морино», чтобы ее забрать. От кого, куда? Черт знает, но он ехал к ней и нервничал, как никогда в своей жизни. А теперь она смотрит на него, как на самую большую ошибку в своей биографии, а он ей это позволяет и продолжает молчать. Да еще какой-то Патрик-издатель объявился!..

— Где твой муж?

— В Лондоне.

Алексей нахмурился.

— В Лондоне?

— Я приехала одна.

— А сегодня днем, в торговом центре?..

Он, наконец, посмотрел на нее.

— Это был мой брат, младший.

Алексей смотрел ей прямо в глаза, они остановились на перекрестке, в длинном потоке машин, и, наверное, впервые ему не хотелось, чтобы пробка быстро рассосалась. Он руку опустил, наощупь нашел кнопку ремня безопасности, и щелчком его расстегнул. А Ире сказал:

— Иди ко мне.

Он еще договорить не успел, а она уже придвинулась, и ответила на поцелуй. За шею обняла, его имя выдохнула, стараясь прижаться крепче, а Алексей от острого удовольствия, которое принесла ее близость, зажмурился. Сжал ладонью Ирин затылок, голову ее повернул и поцеловал.

— Леша, я так скучала.

Он прикусил зубами мочку ее уха, вытащил из ее волос заколку и тут же сжал их в кулаке, сколько смог. Оттянул ее волосы назад, заставляя Иру отклонить голову, и прижался губами к ее шее. Ее горло судорожно дернулось, когда он впился в ее плоть, изголодавшись, и спустя полминуты Алексей с трудом заставил себя отодвинуться. В лицо ей посмотрел, видел, как она облизала сухие губы, а потом сглотнула. Взгляд был растерянным и перепуганным. Он голову наклонил и теперь смотрел не просто в глаза, а прямо в душу ее заглядывал.

— Я весь месяц о тебе думал.

— А я о тебе. — Ира погладила его по щеке. — Леш, я от мужа ушла.

Его взгляд лишь на одну секунду стал недоверчивым, потом он потерся носом о ее нос.

— А если бы мы не встретились сегодня, ты бы так и не позвонила?

Ира головой покачала, подтверждая его догадку.

— Я стерла твой номер.

— Почему-то я не удивлен. Ты вернулась в Москву?

— Наверное. Я не представляю, что буду делать дальше.

Он снова ее поцеловал, долгим, затяжным поцелуем, от которого у нее внутри что-то задрожало. Ира вцепилась в Лешины плечи и поерзала на сидении, чувствуя жаркую тяжесть в животе.

Сзади нетерпеливо засигналили, Алексей чертыхнулся, оторвавшись от Ириных губ, и поторопился взяться за руль. Машина медленно тронулась с места, а Ира, четко ощущая головокружение после выпитого этим вечером и нехватки кислорода после жадного поцелуя, посмотрела на мужскую ладонь, которая уверенно легла сначала на ее колено, а потом поднялась выше, сдвигая ткань платья. Сильные пальцы сжались, а она лицо руками закрыла, не в силах справиться ни с тем, что происходило, ни со своими мыслями, ни с чувствами.

Алексей же понимающе усмехнулся.

— Ты даже на вкус, как дайкири. Сколько ты выпила?

— Не знаю, много. — Руки опустила. — Отвези меня домой.

Его пальцы скользнули чуть выше, и Ира сжала ноги, чтобы не пустить их дальше. Алексей же недоверчиво хмыкнул.

— Ты хочешь домой?

Ира губы вытерла.

— Нет. Поэтому отвези меня домой.

Его рука оторвалась от ее бедер и сразу поднялась к лицу, заправил ей волосы за ухо. Затем вздохнул, принимая ее решение.

— Хорошо, сладкая.

Ира на сидении сжалась, повернулась, чтобы Лешку видеть, и прижалась щекой к мягкой коже подголовника. На Лешку смотрела, и сама не верила в собственное безрассудство. Но что стоит безрассудство против необходимости и счастья видеть его, быть рядом с ним и чувствовать его желание? Острое, тяжелое, даже воздух в машине, кажется, раскалился. Назвала ему свой адрес, и теперь лишь смотрела на его руки, сильные, крепкие, с большими ладонями, которые уверенно держали руль, а она вспоминала, как эти руки держали и ласкали ее тело, и от этих воспоминаний покрывалась липкой испариной. Ей вообще было невероятно жарко. В какой-то момент не выдержала и дотронулась до него, пальцы скользнули по линии пуговиц на его рубашке, сначала вверх, потом вниз, и вот тут Алексей руку ее перехватил.

— Не делай так.

А она улыбнулась. Больше всего на свете ей хотелось вцепиться в него, почувствовать его губы на своем теле, и не думать ни о каких преградах и препятствиях.

— Я позвоню тебе завтра, — сказал Алексей тоном, не терпящим возражений. Очень странный тон, для человека, которому пришлось прервать глубокий поцелуй для того, чтобы эти слова произнести.

Ира уткнулась носом в его шею и кивнула. Потом усилием воли убрала руку от пряжки его ремня, и услышала, как Лешка тихо рассмеялся. Его ладони гладили ее бока, доходили до груди и снова спускались к бедрам, и казалось, что остановить их невозможно. Ира попыталась отодвинуться, отвернуться от него, но он вдруг голову опустил и прижался губами к ее груди в вырезе платья. Ира даже застонала, и голову его оттолкнула.

— Хватит. — Попыталась дыхание перевести.

— Ты, правда, бросила мужа?

Она рассеяно обвела языком припухшие от поцелуев губы, поправила бретельки платья и приказала себе успокоиться и немедленно выйти из машины.

— Это трудный вопрос, Леша. Я еще не готова на него ответить.

— Но ты же здесь. — Он помолчал и добавил: — Со мной.

Ира бросила на него быстрый взгляд.

— Вот это точно странно. Я не к тебе ехала.

— Ирка…

Она заставила его замолчать, прижав к его губам палец.

— Перестань. Мы сейчас договоримся до того, что мне потом придется объяснять родителям, как я могла заниматься сексом в машине, и почему весь двор об этом узнал. Лучше я пойду.

Она торопливо пригладила волосы, еще раз губы вытерла, а когда дернула ручку двери, Алексей ее за руку поймал. Напомнил:

— Я позвоню тебе завтра.

— Только не рано, я буду спать.

Он улыбнулся, руку ее отпустил, правда, успел пальцем провести по ее голому предплечью, отчего Ира в одно мгновение мурашками покрылась.

— Не рано, — пообещал он. — Пока, Ириска.

Ира из высокой машины выпрыгнула, но прежде чем захлопнуть дверь, в салон заглянула и сказала:

— Ты понимаешь, что ириска — это липкая, вязнущая к зубам конфета?

Он широко улыбнулся.

— Знаю. Моя любимая.

6

— Это было очень некрасиво с твоей стороны.

— Знаю, извини.

Судя по тому, как Света возмущенно фыркнула, его извинения приняты не были. Алексей спорить не стал, и убеждать жену, что подобное никогда не повторится, не стал, потому что это была бы откровенная ложь, и оба это знали. Поэтому действеннее было видимое осознание вины, и он именно этим все утро и занимался. Даже на работу решил поехать позже, чтобы спокойно позавтракать с семьей. Спустившись в гостиную, тут же увидел мать. Она, несмотря на достаточно ранее утро, девять часов, выглядела так, будто полночи только тем и занималась, что прихорашивалась для совместного завтрака с сыном. Софья Игнатьевна была бодра, свежа и румяна, хотя последнее относилось к достоинствам ее макияжа. Волосы как всегда убраны в замысловатую прическу, на каждой руке по перстню, а в глазах застыла вся всемирная скорбь. Явный признак того, что несмотря на ранее утро, она уже успела пообщаться по телефону с отцом. Что и неудивительно, Андреас всегда поднимался ни свет, ни заря, и любил говорить, что он, в отличие от некоторых, встретил в своей жизни бесчисленное количество рассветов, значит, его жизнь прожита не зря.

Алексей подошел к матери, наклонился и поцеловал ту в щеку.

— Доброе утро, мама.

— Доброе утро, милый. — Она даже по щеке его ласково потрепала, как в детстве. — Ты сегодня не торопишься на работу?

— Решил дать себе маленькую поблажку.

— Правильно. Для чего нужны подчиненные, если ты сам за них все делаешь?

Алексей понимающе усмехнулся.

— Что-то мне подсказывает, что ты говоришь о Викторе. — Он налил себе кофе, торопливо сделал первый глоток, и тогда уже повернулся к матери, хотя и без того знал, что увидит ее с выразительно поджатыми губами. Виктор, зам Алексея, был сыном давней подруги Софьи Игнатьевны, и она отчего-то была уверена, причем с самого детства мальчиков, что из Вити толка не выйдет. Наверное потому, что его мать, с которой Софья Игнатьевна когда-то училась в театральном, бросила институт на третьем курсе, ради замужества и ребенка. И хотя они продолжали дружить все эти годы, Софья Игнатьевна считала этот поступок полным безумием и безрассудством, а уж когда отец Виктора ушел из семьи, оставив жене в память о себе только сына, невероятно на него похожего, Софья Игнатьевна на мальчике и поставила крест. От которого Виктор не мог ни избавиться, ни отступить, правда, не слишком и старался, куролеся и меняя женщин с легкостью, которой бы в свое время позавидовал и Казанова. Но он был толковым проектировщиком, и на все остальные его недостатки, не касающиеся работы, Алексей готов был закрывать глаза. Но его матери моральные устои этого мальчика, как она продолжала его называть, всё время забывая о том, что этому мальчику недавно исполнилось тридцать три, не давали покоя.