— Конечно, я говорю о Вите. Галя мне только в субботу говорила о том, что он собрался жениться, но я не верю.

Леша удивленно вздернул брови.

— Витька жениться хочет? Ну, если только ради тети Гали. В нем я подобного желания не замечал.

— Вот и я о том же.

— А ты из-за чего переживаешь? Опять с отцом поругалась?

— Он сказал, что не собирается приезжать на юбилей Ганина. Как тебе это нравится? Неблагодарный дикарь. Я убеждала Родиона включить в цикл передач сюжет о выставке в Питере, а этот негодяй, получив свое, даже не собирается в качестве благодарности ответить на приглашение. С какими глазами я появлюсь на юбилее одна?

— Ты можешь сказать, что отец переживает и сломлен разводом.

Софья Игнатьевна презрительно фыркнула.

— Как же, сломлен он. Не удивлюсь, если узнаю, что он нашел себе новую дуру, только ради того, чтобы поднять себе настроение. Твой отец — бабник, Алексей. Не будь таким.

Он даже кофе от неожиданности этого высказывания поперхнулся, и поспешил кашлянуть в сторону.

— Господи, мама. Ты иногда как скажешь…

— А что, разве я неправду сказала? Всю жизнь таким был, и всегда будет. Пока уж совсем не обессилит. И к кому он тогда, интересно, подастся? К нам с тобой!

Алексей хотел поинтересоваться, не этого ли дня мама уже тридцать лет с нетерпением ожидает, но в последний момент заставил себя смолчать. Подобный намек мог привести к неожиданным последствиям, мама могла впечатлиться не на шутку, и тогда ему пришлось бы очень постараться, чтобы загладить вину.

В комнату вошла Света с сыном на руках, и Алексей невольно улыбнулся. А уж когда сын нетерпеливо потянул к нему руки, на душе и вовсе потеплело.

— Привет, чемпион. Как у тебя настроение сегодня?

Андрей за его шею уцепился и принялся рассказывать ему про собаку, которую вчера видел на прогулке. По большей части лепетал и коверкал слова, и лишь одно повторял раз за разом и с большим значением:

— Собака!

Глазенки на Алексея таращил, а тот смеялся.

— Большая была собака?

Андрей тут же раскинул руки в стороны.

— Вот такая!

— Садитесь за стол, — пригласила Света.

Алексей помедлил, ожидая, когда мать присядет, а потом сел во главе стола, усадив сына к себе на колено.

— Леш, посади его в кресло, — попросила жена, остановившись рядом с ними, но Андрюшка тут же вцепился в ткань его рубашки мертвой хваткой, и решительно замотал головой.

— Неть.

Алексей кинул на Свету веселый взгляд.

— Слышала? Неть.

Софья Игнатьевна кинула на внука быстрый взгляд, после чего протянула руку и потрепала его по щеке, как совсем недавно сына. Это была ее фирменная ласка, Алексей помнил, что она делала так каждый вечер его детства, собираясь уходить из дома, она всегда была занята — спектакли, рестораны, друзья-приятели.

— Кушай омлет, дорогой, он полезный.

Алексей едва слышно хмыкнул в ответ на ее нравоучительный тон, обращенный к двухлетнему ребенку. А Андрюшка сунул палец в тарелку и повозил им там, видимо, пробуя полезность наощупь.

— Когда ты планируешь вернуться сегодня? — поинтересовалась Света, а Алексей даже не сразу сообразил, что она к нему обращается, столь нейтральным был ее тон. Голову поднял, посмотрел на жену. После чего пожал плечами.

— Надеюсь, что не поздно.

Света присела на соседний стул, заставила сына повернуться к ней и поднесла к его рту ложку с омлетом. Андрей рот открыл и тут же зажмурился, и даже нос наморщил, подозревая, что в полезной пище ничего для себя привлекательного не найдет. Алексей же жевал тост, стараясь избежать взгляда жены. Он понятия не имел, во сколько вернется, а перспективы этого дня попросту лишали остатков рассудительности. С того момента, как проснулся и открыл глаза, думать больше ни о чем не мог, кроме как об Ире. Вчерашние сорок минут в его машине, их поцелуи после разлуки, ее дыхание и пальчики на пряжке его ремня, отбили всякое желание что-либо обсуждать и принимать решения. Тем более, верные. Ведь, правильным было бы — не звонить ей сегодня, и постараться больше не встречаться. Но он даже не задавался вопросами, как этого добиться, потому что знал — желание пересилит любые доводы рассудка и даже угрызения совести.

— А что с ужином? Ты пригласил Катаняна?

С ответом Алексей помедлил, после чего с неохотой признался:

— Я ему намекнул, а он пообещал подумать.

— Как-то странно, — удивилась Света, а Алексей лишь плечами пожал.

— Я же тебе говорил, что его жена из дома никогда не выходит.

— Она сумасшедшая? — с долей заинтересованности спросила Софья Игнатьевна. — Помню, знавала я такую особу. Носа из дома не казала, ей продукты социальный работник приносил. А когда умерла, к ней в квартиру вошли и нашли там мумию кошки. Сдохла, бедняжка, за шифоньером, и там же и усохла.

Света замерла с ложкой в руке, потом на свекровь посмотрела, которая как ни в чем не бывало наслаждалась тостом с джемом.

— Фу, — сказала Света, а Алексей рассмеялся. Но все-таки решил мать пожурить.

— Здесь же ребенок, мам. — Кофе одним большим глотком допил, и тогда уже из-за стола поднялся, передал ребенка жене. — Мне пора. Мама, я тебя вечером увижу? — спросил он лишь с легким намеком на насмешку. — Решила пожить у нас?

— У меня вечером спектакль. Буду очень польщена, если ты придешь. Ты даже на премьере не был, Алеша! — Тон поистине обвиняющий.

Но Алексею было чем ответить.

— Помнится, я как раз на Кипр в тот вечер вылетел. Если мне память не изменяет, конечно. — Поцеловал сына и жену, а когда подошел к матери и наклонился к ней, собираясь прижаться к ее щеке в крепком сыновьем поцелуе, добавил: — А она мне не изменяет. Так что, у меня справка о непосещении от родителя.

— Как всегда, — недовольно заметила Софья Игнатьевна, неспешно помешивая кофе серебряной ложечкой. — На него у тебя время есть…

— Я обязательно приду, мама, обещаю. Но не сегодня.

— Папа!

Он обернулся на возглас сына, улыбнулся ему и из комнаты вышел. Убрал с лица улыбку и посмотрел на часы. Половина десятого. Это рано или уже не очень?


В доме Павловых завтраки проходили не столь официально. Никто не накрывал стол в столовой, и там не собирался, потому что столовой не было. Да и времени у домочадцев по утрам зачастую не находилось. Первым поднимался Николай Иванович, торопливо варил себе кофе и резал бутерброды, собираясь на дежурство, в процессе появлялась Наталья Викторовна, пытавшаяся заставить мужа взять с собой на работу хоть немного домашней еды, а не питаться в больничной столовой когда придется. А проводив мужа до дверей, шла будить сына, который безудержно зевая и ворча на всех и вся, что встречались ему на пути в ванную комнату, тоже начинал собираться на работу или по своим, только ему ведомым, делам. Делать это тихо Гоша не умел, и если кому-то не повезло встать с ним в одно время, все равно просыпались, потому что терпеть шум, который он производил, было невозможно.

Вот и сегодня Ира проснулась оттого, что за стенкой что-то с грохотом упало. Она открыла глаза, некоторое время бездумно смотрела на потолок, а когда неясный грохот повторился, вздохнула и стукнула кулаком по постели.

— Гоша, ты можешь шуметь потише?!

Дверь ее спальни без промедления открылась и показалась вихрастая голова брата.

— Как можно шуметь потише? — задал он абсолютно глупый и оттого радующий его вопрос.

— Как нормальные люди это делают! Ты на работу собираешься или переезжаешь в обнимку со своим шкафом?

— Ой, — изобразил он испуг от ее тона, и тут же проницательно прищурился, приглядываясь к сестре. — Так-так-так, а что это мы с утра такие нервные? И в глаза не смотрим. Может, потому что у нас глазок нет? И головка бо-бо, да? Как не стыдно, взрослая женщина ведь…

Ира швырнула в него плюшевого медведя, что на полке сидел и находился в пределах ее досягаемости.

— Скройся с глаз, паршивец, — и тут же натянула на голову одеяло.

Гошка дверь закрыл и зычно протянул:

— Мам, а у Ирки похмелье! Деградация личности на лицо.

Вот ведь паразит, вздохнула Ира под одеялом, не расслышав, что ему мама ответила. А потом в некоторой панике прикоснулась к своему лицу, ощупала, а в следующую секунду уже вскочила с постели и подбежала к зеркалу. Посмотрела на себя, сухие губы облизала. Ну нет, не все так страшно. И глаза видно, и нос не опухший. Только взгляд немного осоловелый. Все-таки она вчера лишнего выпила.

Конечно, нечего и думать о том, чтобы снова лечь спать. Да и просто вернуться в постель, залезть с головой под одеяло, отгородившись от нового дня, было бы слабостью. Да, она сегодня не в форме, но это не значит, что надо себя жалеть весь день. К тому же, что жалеть, раз сама виновата? Нечего было пить. Поэтому похлопала себя по бледным щекам, сунула руки в рукава легкого халата, и из комнаты вышла. Столкнулась в коридоре с братом, и стукнула его по плечу, когда он рассмеялся, глядя на нее.

На кухне мама жарила котлеты. От запаха жареного мяса слегка замутило, но Ира заставила себя присесть на стул у окна, и вздохнула, не зная, как снова встать и сварить себе кофе. Наталья Викторовна глянула на нее через плечо, окинула изучающим взглядом, пытаясь оценить состояние.

— Поздно вернулась?

— Да не особо. Просто переборщила с коктейлями. Сколько раз себе говорила: в них гибель. Совершенно не чувствуешь, что пьянеешь, пока поздно не станет.

— Хорошо, что тебя отец не видит. Он бы тебе сказал пару ласковых.

Ира голову рукой подперла и печально кивнула, совершенно не собираясь спорить.

— Съешь котлетку?

Иру аж передернуло.

— Ни за что. А кофе буду.

— И бутерброд тебе сделаю с сыром. Надо обязательно съесть, Ириш.

Ира поднялась, но прежде чем из кухни выйти, мать обняла.

— Спасибо, мама. Я обязательно съем.

Наталья Викторовна улыбнулась.

— Подлизываешься, что ли?

— Чуть-чуть.

После крепкого кофе и бутерброда жить стало намного приятнее. Ира даже на сковороду с пожаренными котлетами взглянула с определенным интересом, но затем головой мотнула, отбрасывая даже саму мысль. Десять утра, для мяса слишком рано.

Осталась в квартире одна, все разошлись по работам, а она осталась наедине со своими мыслями. И если вчера днем обещала себе, что сегодня обязательно позвонит Мише, хотя бы для порядка, то сейчас об этом и речи идти не могло. На фоне воспоминаний о вчерашнем вечере она попросту не справится с голосом, он будет звучать виновато, и Миша без сомнения обо всем догадается. По крайней мере, поймет, что она что-то натворила. А ей еще и Леша сегодня звонить должен, обещал. И ей надо понять, как на его звонок отреагировать. Это вчера ее разум алкоголь затуманил, а сегодня она понимает, как неправа. Не может же она в самом деле всерьез раздумывать о том, чтобы с ним встретиться? После вчерашних экспромтов в машине, сомнений нет, что ни один разговор не займет их надолго. А он семейный человек, и об этом нельзя забывать. Она всегда презирала женщин, нагло разбивающих чужие семьи, а сама туда же. В Лондоне все было по-другому, он был там проездом, и на их семейное положение та ночь повлиять не должна была. Но получилось, что повлияла, по крайней мере, ее брак рухнул, но у Лешки ребенок, совсем маленький. Но при мысли о том, что он не позвонит, как обещал, становилось невероятно тоскливо. Разве она виновата, что у него жена и ребенок?

К тому моменту, как телефон зазвонил, Ира окончательно извелась. Каждая минута знаменовалась разительной сменой настроения: она попеременно чувствовала вину и тоску; хотела, чтобы он звонил, и не хотела, во избежание дальнейших страданий и неприятностей. А взяв в руки телефон, увидела на экране его имя: Леша. Это когда она его в список контактов внесла? Вчера вечером, под впечатлением от крепких объятий?

— Уже не рано, — сказал он вместо приветствия. — Я ждал, сколько мог.

Ира невольно улыбнулась и присела на диван.

— Привет.

— Привет. Как себя чувствуешь?

Она отклонилась назад, прислонившись к спинке дивана.

— Нормально. Я очень пьяная была?

— Я бы сказал: опьяняющая. Пообедаешь со мной?

Она кинула взгляд на часы. Приглашение в ресторан лучше, чем приглашение сразу в гостиницу, правда? Но она все равно сомневалась, и он это понял. Принялся подначивать:

— Ну давай, Ириска, соглашайся. Я стойко вытерпел три часа, прежде чем тебе позвонить.

— Просто пообедаем?

— Просто пообедаем, — поддакнул он, подозрительно поспешно. Только дура бы ему поверила.

Ира не поверила, но все равно согласилась. А следующие полтора часа в суматохе приводила себя в порядок, в надежде скрыть даже малейшие следы вчерашнего опьянения. Макияж более тщательный, чем обычно, волосы распущены по плечам, новые босоножки на танкетке, чтобы не покачнуться не дай бог на тонкой шпильке, а платье, платье от Шанель. Легкое, непритязательный фасон и облегающий покрой. Благо на улице жаркий солнечный день, и выбор наряда можно списать именно на него, а не на тщательную подготовку к свиданию с мужчиной, который сводит тебя с ума. Простое совпадение… Правда, таких совпадений не бывает, когда в крови бурлит предвкушение. И за это предвкушение и нетерпение, Ира не переставала себя ругать. Одна внутренняя «она» себя ругала, а другая благополучно от этого отмахивалась.