— Девочка моя. Я весь месяц о тебе думал.

Пальцы скользили по его голому торсу, дразня и разжигая, расстегнули пуговицу на джинсах, а Ира голову подняла, чтобы встретиться с его губами. Он целовал её, будто позабыв о времени. Ирины руки постоянно двигались, она гладила его, ласкала, раздевала, а Алексей лишь держал её лицо в своих ладонях и целовал. Она даже застонала в какой-то момент. Застонала, задохнулась, голову вскинула, сделав прерывистый вздох, и засмеялась, когда он опустился перед ней на колени и прижался губами к её животу. Было и щекотно, и приятно, и жарко. Ира пальцы в Лешкины волосы запустила, и сильно зажмурилась, когда он стянул белое кружево с её ягодиц, сжал их пальцами, а языком обвел впадину пупка.

— Как же я тебя хочу. — Ира на постель опустилась, руки раскинула и потянула его к себе. Леша навис над ней, смотрел в глаза, потом на его губах появилась задорная улыбка. — А знаешь, кого я всегда видел, когда смотрел на «Геру»? Даже до нашей встречи в Лондоне. Я всегда видел тебя.

— Неправда.

Он кивнул.

— Всегда. Как ты стояла на берегу моря… — Он наклонился и поцеловал её. — Такая красивая… — Ещё поцелуй. — Расслабленная после секса. Само совершенство.

Ира волосы с его лба отвела, чуть приподнялась и прижалась губами к его губам. Лешка так смотрел на неё в этот момент, будто ждал каких-то откровений, но в то же время Ира была уверена, что они ему не нужны. Он был сильно возбуждён, его руки исследовали её тело, не останавливаясь ни на секунду, Ира коленями его бёдра обхватила и покрылась мурашками, ощутив, как он прижимается к ней. Чуть шевельнулся, и она застонала. А Алексей всё глаз с неё не сводил, впитывая каждую эмоцию.

— Я совершенство? — тихо проговорила она и сама же улыбнулась, показывая, что не собирается поддаваться на его уловку и верить каждому его слову, оброненному в столь пикантных обстоятельствах. Вместо ответа он её поцеловал. Прикусил зубами её нижнюю губу, сунул одну ладонь под её ягодицы, а другой сжимал грудь. Один его рывок, и вместе застонали, слились в поцелуе и задвигались, не сразу попав в единый ритм. А потом Ира просто позволила ему всё сделать самому, закрыла глаза, сделала пару прерывистых вздохов, отдаваясь ощущениям, и вцепилась в Лёшины плечи, впиваясь ногтями в кожу. А он всё целовал её, губы скользили по острому подбородку, по шее, чувствуя, как судорожно сжимается Ирино горло всякий раз, как входит в неё резко и сильно. Она стонала, а он смотрел на неё, и насмотреться не мог в этот момент. Кожа стала горячей и скользкой, стоны всё более глубокими, а движения резкими. Время перестало существовать, важно было лишь двигаться, не сбиваться с темпа, потому что это грозило немедленной смертью от острого неудовлетворения и разочарования, и они старались, вместе, спеша к удовольствию, где-то граничащему с болью. От впивших в плоть пальцев, от крепких поцелуев и резких толчков. Наверное, прошло всего несколько минут, от перенапряжения и нехватки воздуха, растянувшихся на вечность. А затем несколько мгновений, когда они по-настоящему растворились друг в друге, Ира в Лёшу вцепилась, вся превратившись в комок оголённых нервов, её затрясло, из горла вырвался протяжный стон, а потом она расслабилась, руки ослабли и соскользнули с мужских плеч. Ему понадобилось ещё несколько секунд, он продолжал тяжело дышать ей в шею, по его спине прошла крупная дрожь, и вот он уже откатился в сторону, и лёг рядом с ней, раскинувшись на смятой постели. Ира осторожно повернулась на бок, прижавшись ягодицами к его бедру, а после недолгого колебания нащупала его руку за своей спиной и положила себе на живот. Его пальцы тут же отозвались и пощекотали, но у неё не было сил реагировать. Алексей придвинулся к ней, прижался к её спине и обнял крепче. Так они и лежали следующие несколько минут. Не говорили, не ласкали друг друга, лишь обнимались и ждали, пока сердца перестанут бешено стучать. Лёшкино сердце, казалось, прямо о её спину барабанило, и его торопливый, сильный стук приводил Иру в восторг, она ничего не могла с этим поделать. Лежала и улыбалась, хорошо, если Лёша этого видеть не мог, щекой к её плечу прижимался и вроде бы дремал. Правда, это оказалось обманчивым впечатлением, потому что он первым заговорил. Вдруг спросил:

— Хочешь пить?

— Хочу, — созналась она. Осторожно перевернулась на спину, и на Лёшку посмотрела. Провела пальцем по его подбородку, потом коснулась его губ. Он её палец губами поймал, но почти тут же отстранился и с кровати поднялся. Ира смотрела на его спину, на голые ягодицы, а он даже не потрудился за джинсами наклониться. Так из спальни и вышел, а она на постели раскинулась, никак не желая взять себя в руки и усмирить в душе нестерпимый восторг. Вот откуда он взялся? Да и не к месту он в данных обстоятельствах. Ничего хорошего и благостного для её души не происходит, разве что для тела, а это не то, чему следует слепо доверять.

— Есть сок и минералка. — Алексей в комнату вернулся, сел на кровать рядом с ней и протянул ей высокий стакан с апельсиновым соком. Ира к тому моменту уже успела взбить подушки и прикрыться краем одеяла. Сделала несколько глотков, губы облизала и рассмеялась, когда Лёша её поцеловал, едва дождавшись, когда она отнимет от губ стакан. — Значит, любовницей моей ты быть не хочешь? — спросил он, поддразнивая.

— Считаешь, что это почётно?

Он улыбнулся, оценив иронию. Потом в знак примирения пригладил её волосы.

— Я шучу. И в любовницы не зову, но ты ведь знаешь, как сильно я тебя хочу?

Ира посмотрела на картину на стене напротив. Скромный пейзаж, незамысловатый, но милый и уютный.

— Ты даёшь мне это понять… при каждой нашей встрече с глазу на глаз.

Он рассмеялся, и сунул за спину подушку, устраиваясь поудобнее. Ладонью накрыл её коленку и принялся выводить на ней пальцем какие-то узоры.

— Ты особенная, Ириш. По крайней мере, для меня — точно.

— Потому что тебя завожу?

— И поэтому тоже.

Ира голову на подушку откинула, непонятно зачем вглядываясь в пейзаж.

— Запретный плод сладок, Лёш. Ты получишь меня в своё полное распоряжение и быстро остынешь.

Он голову повернул, вгляделся в её отстранённое лицо.

— Ты на это надеешься? Что я тебе надоем?

А чем чёрт не шутит?..

— Может быть.

Алексей на бок повернулся, голову рукой подпёр, с интересом к ней приглядываясь.

— А если этого не случится?

Ира вздохнула, после чего нервно улыбнулась.

— Тогда я состарюсь в тоске по тебе, — попыталась пошутить она. Но не насмешила, Лёша даже не улыбнулся. Коснулся пальцем кончика её носа.

— А зачем тебе тосковать по мне? Я и так с тобой.

Ира не ответила. А что можно было сказать? Напомнить ему, что он с ней, только пока лежит с ней в постели, пока касается её? А в реальной жизни, его жизни, властвует другая женщина, законная жена, мать его ребёнка, и у неё все права. А Ира лишь воровка, которая крадёт у неё внимание мужа. Но что делать, если ей не так повезло? Если Лёшка когда-то выбрал другую?

Эти мысли заглушил поцелуй, жадный, страстный поцелуй. Ира глаза закрыла, позволила опрокинуть себя на подушки, и с готовностью обняла мужчину, единственного, который был способен заставить её позабыть и о правде, и о лжи, и о доводах разума. Но она ещё сопротивлялась, не позволяла себе даже мысленно произнести это слово: люблю. Помнила, каково это: любить его, а потом начинать всё сначала, с разбитым сердцем. А её сердце уже было однажды разбито, во второй раз оно разобьётся вдребезги, Ира была в этом уверена.

7

Ира осторожно, стараясь не шуметь, открыла дверь родительской квартиры, и замерла на одно короткое мгновение, прислушиваясь. Было тихо и темно, все спали, что и не мудрено, третий час ночи. Она прикрыла за собой дверь, сразу скинула с ног туфли, и шагнула к двери своей комнаты. И вот тут уже вздрогнула, ощутив за своей спиной чье-то присутствие. Повернулась и выдохнула громким шепотом:

— Господи, Гоша, напугал до смерти. Что ты бродишь?

— А ты? Знаешь который час?

— Знаю, — огрызнулась Ира, но вполне беззлобно. К брату присмотрелась, после чего потрепала его по плечу. — Иди спать.

Открыла дверь в свою комнату и вошла, но Гошка уходить не спешил, привалился плечом к косяку и спросил:

— Ирка, ты себе мужика нового завела? Вот Мишка-то обрадуется.

— Иди спать, — повторила она уже более настойчиво, и закрыла дверь. Замерла в темноте, обдумывая слова брата. То, что Миша не обрадуется, с этим не поспоришь. А Ира не сомневалась, что до мужа, в конце концов, дойдет весть о том, что у его жены кто-то появился. Они с Лешкой встречались уже неделю, если их свидания можно было охарактеризовать таким простым и банальным словом, как свидание. Он назначал ей встречи в ресторанах, она приезжала куда и когда он просил, просто чтобы побыть с ним лишние полчаса, разговаривала с ним по телефону по несколько раз в день и летела, как на крыльях, если он собирался освободиться раньше. Бесконечные разговоры за ужином при свечах, долгие сладкие, но выматывающие часы занятий любовью в его квартире, и иллюзия того, что они никуда не торопятся и ни к кому не спешат. Уже неделю Ира появлялась дома за полночь, и понимала, что у родителей все больше вопросов возникает, а она все еще торопится убежать от них, не желая объясняться. Не желая самой себе до конца признаваться, что обратной дороги уже нет.

Миша звонил ей пару раз, обратно не звал, и тон его был сдержанным, было понятно, что почву прощупывает. Но толкового разговора все равно не получилось: он все еще старался понять, что случилось и что у нее в душе так внезапно перевернулось, а Ира никак не могла набраться смелости и сказать ему все, как есть. После каждого звонка мужа ругала себя за трусость, но решимости поставить окончательную точку, вывалить на Мишу всю свою накопленную в браке с ним неудовлетворенность, не находила. Считала несправедливостью обвинять во всем его. Ведь это ей не хватило, она изменила, а Миша был хорошим мужем, что бы он лично в это понятие не вкладывал. Все, что был в состоянии отдать, он ей отдал, вот только она оказалась до безобразия жадной до голых неприкрытых эмоций, на которые ее муж не был способен. Или она не способна оценить и понять? Ей, как тому глупому мотыльку, жизненно необходимо раз за разом лететь на яркий свет, обжигаться, но не набираться мудрости. Каждый новый день она теперь встречала в ожидании. В ожидании звонка, смски, признания и наконец, свидания. Первого прикосновения, восторг от которого уничтожит сомнения и принесет ясность.

Она и следующим утром проснулась от короткого звукового сигнала, глаза открыла и протянула руку за телефоном. Улыбнулась, прочитав: «С добрым утром, сладкая».

— С добрым, — проговорила она в тишину комнаты и потянулась.

Отец прозорливо прищурился, когда она появилась на кухне, все еще заспанная и в халате. Ира подошла к нему и поцеловала в щеку, всего на мгновение позволив себе повиснуть у отца на шее.

— Привет, пап.

— Привет. Пельмени будешь?

Ира головой покачала и даже поморщилась.

— Нет, для пельменей еще слишком рано. А вот кофе и тост…

— Не так уж и рано, одиннадцать.

Ира напустила на себя побольше печали.

— Да, нельзя позволять себе так долго спать.

Николай Иванович присел за стол, придвинул к себе тарелку и посмотрел на пельмени, с удовольствием посмотрел и в предвкушении.

— Если домой в три приходить, то ничего удивительного.

Ира замерла перед открытым холодильником, потом все же протянула руку за банкой джема, а когда к отцу повернулась, спросила:

— Гошка рассказал?

— Сам знаю.

— Ты на дежурстве был.

— А вчера и позавчера не был.

Ира замялась перед ним с банкой в руках.

— Я просто закружилась с друзьями.

— Какими?

— С Милой встретилась. Ты вряд ли ее помнишь, мы вместе учились и в школе, и в институте… — Ира поневоле затараторила, а взгляд отца стал поистине пронизывающим. Под ним Ира сбилась на полуслове и замолкла. Некоторое время собиралась с мыслями, после чего пообещала: — Я постараюсь больше так не поступать.

Отец снова сосредоточился на пельменях, и Ира вздохнула с облегчением. Но надолго его молчания не хватило.

— Ты говорила с Мишей?

— Да, — не стала она скрывать.

— И что он думает обо всем этом?

— Папа, пожалуйста… Что он может думать? Ничего хорошего, — закончила она негромко.

— И знаешь, я с ним согласен.

— Как ни странно, я тоже. Но я не хочу с ним жить. — Наконец поставила банку на стол, со стуком.

— Что он сделал?

Ира не знала, что ответить. Сказать, что ничего? Что это она сделала и все испортила?