Снова спряталась от его голоса и реальности в ванной, захлопнула за собой дверь и посильнее включила воду в душе. Не смотря на два часа рядом с любимым, на душе было тяжело.

— Так кто тебе работу предложил? Мила?

Ира вышла из спальни, уже одевшись и приведя себя в порядок, посмотрела на Лёшку, который доедал ресторанный салат, сидя на широком подоконнике в гостиной. Обед они заказали на дом, чтобы не терять время в ресторане, поели наспех, а теперь Алексей, судя по всему, навёрстывал. Ира подошла и взяла с тарелки несколько виноградин.

— Почти. Патрик.

Алексей жевать перестал, медлил, вспоминая.

— Почему почти?

— Ну, это ведь она меня с ним познакомила.

— А-а, — протянул он, правда в его голосе не было и намёка на понимание. — И что?

Ира посмотрела на него.

— Ничего. Он вчера предложил, а я вот думаю.

— Это тот Патрик, которого я у клуба видел?

Она кивнула. Убирала со стола грязные тарелки, и поэтому не сразу заметила повисшую паузу. А когда заметила, на Лёшку посмотрела. Он выглядел насторожившимся, жевал и за ней взглядом следил. А Ира тут же возмутилась.

— Лёша, нельзя меня ревновать ко всем мужчинам вокруг.

— А я и не ко всем. Только к тем, кто заинтересован.

— Что ты имеешь в виду?

— Белобрысого верзилу с тоскливым взглядом.

— Боже. — Ира глаза закатила, хотя, это и выглядело глупо. Но не глупее дурацких претензий, что она только что услышала. Отнесла тарелки в раковину, оставшиеся фрукты убрала в холодильник, своим выразительным молчанием показывая, что не собирается объясняться, а тем более оправдываться. Но Лёшка тоже молчал, и он был упрямее, она это отлично знала. Поэтому сказала: — Ты видел его один раз, и то секунд тридцать. Из машины, Лёша!

— Ты хочешь сказать, что я ревнивый дурак?

— Да!

— И ты собираешься согласиться на эту работу?

Ира повернулась к нему, руку в бок упёрла и взглянула с вызовом.

— Двадцать минут назад ты сказал мне, что это отличное предложение.

Он промолчал, вилку облизал, а когда Ира подошла, чтобы забрать у него тарелку, отдал её не сразу. Пришлось задержаться и посмотреть ему в глаза.

— Скажи мне что-нибудь, что меня успокоит.

Это был откровенный шантаж, но Ира поддалась. Негромко сказала:

— Я люблю тебя.

Короткая пауза, потом он снова тарелку у неё отобрал, поставил на подоконник, а Иру притянул к себе и поцеловал. Поцелуй был короткий, но крепкий и чувственный, а потом его руки сомкнулись вокруг неё, и Ира закрыла глаза, окончательно сдавая свои позиции.

— Прости, — шепнул он. Волосы её пригладил и прижался губами к её щеке. — Я больше не буду вести себя, как дурак.

— Мне всё равно. Я тебя и дураком люблю.

Он коротко и не слишком весело рассмеялся.

После её признания Лёшка изменился, Ира заметила. Это удивительно, насколько для него эти слова оказались важными. При этом он в ответ никаких признаний не делал, то ли нужды в этом не видел, то ли считал, что его отношение к ней само собой разумеется. Но пока вёз её от своей квартиры к дому Ириных родителей, пребывал в благодушном настроении, брал её за руку, и о Патрике ни разу не вспомнил. Ире даже любопытно стало, насколько его сговорчивости и понимания хватит до новой вспышки собственнического инстинкта. И на себя смешно было: неужели, понимая все недостатки человека, его всё равно любить можно? Вот так, глубоко и безрассудно? Или она всё ещё наслаждается Лёшкиной сложностью и открытым проявлением чувств, даже если это ревность? Миша её никогда не ревновал, даже намёка на это не было, не говоря уж о претензиях или замечаниях по отношению к проявленному к ней интересу других мужчин. А Лёшка настораживался в один момент. И это было смешно и приятно одновременно. Поэтому и поцеловала его на прощание со всей страстью. Поцеловала, отстранилась, скользнула языком по своим губам и попросила:

— Не думай о всяких глупостях.

Хорошо ей говорить: не думай. А Алексей не мог об этом не думать. У неё был муж, который ещё ждал и верил в её возвращение, а теперь ещё и поклонник объявился. И у всех полно времени, которое они готовы уделять только ей. А у него этого времени нет. Точнее, его не так много, как хотелось бы. Потому что работа, семья и круговорот проблем.

Алексей посмотрел в зеркало заднего вида, когда выезжал со двора дома Ириных родителей, увидел, как она приостановилась на крыльце, глядя вслед его машине, потом даже рукой махнула. А он буквально заставил себя отвернуться и тронуть машину с места. Если бы Ирка знала, сколько времени каждого забитого делами дня, он думает о ней, наверняка впечатлилась бы. И её сегодняшнее «люблю» стало небольшой компенсацией за все его мысли и мечты. Очень бы хотелось верить, что на самом деле любит, что не ошибается и не на пике эмоций это говорит. Хотя, что делать с её любовью, да и своей… страстью, во избежание осложнений, лучше пока называть это так, понятно до конца не было. С каждым днём ситуация всё больше запутывалась. И ясно, что долго это продлиться не может, и нужно будет что-то решать, а он пока не представлял в каком направлении пойдёт, раскручивая клубок.

В офисе его поджидал отец. Что было странно и необычно. Обычно Андреас избегал офисов, его раздражала суета и показная занятость сотрудников, и даже кабинет сына на шестнадцатом этаже высотного здания, с красивейшим видом из окна, никогда не впечатлял. Оказываясь рядом с звонящими без конца телефонами, пищащими факсами и энергичными работниками, он принимался морщиться и впадал в депрессию. Поэтому Алексей и удивился, застав отца в своём кабинете. Правда, совсем не удивился бокалу с коньяком в его руке, видимо, стресс снимал.

— Пап, ты заблудился?

Андреас голову вскинул, на вошедшего сына посмотрел и сказал:

— Витя меня о том же спросил. Сговорились, что ли?

Лёша хмыкнул, прошёл к своему столу и положил папку с документами, которую ему подсунули по пути от лифта к его кабинету.

— Это говорит о том, что тебе точно нечего здесь делать.

— Алексиус, я тебе отец или не отец?

Теперь уже Лёша поморщился, причём не скрываясь.

— Папа…

— Что?! — Андреас голос повысил, а Алексей подумал о том, что он от бывшей жены актёрских штучек всё-таки нахватался, за тридцать с гаком лет-то. — Это имя твоё. Я его тебе дал! В честь прадеда. — Он коньяка отхлебнул и куда тише добавил: — А то звали бы тебя Эрнестином. Посмотрел бы я, как бы ты тогда морщился.

Алексей усмехнулся, в кресло своё сел и на отца посмотрел в открытую.

— Что ты хотел? Я занят немного…

— Виллу хочу продать. На Закинфе.

Алексей удивлённо посмотрел.

— С чего бы это? Ты же её любишь.

— Люблю. Но свои корни уважаю больше. Дед твой ещё говорил: не забывай, сынок, откуда ты родом. Под старость в чужих стенах некомфортно.

— О-о, — в некоторой тоске протянул Алексей, приглядываясь к хмурому отцу. — Пап, у тебя что-то болит?

— Болит, — недовольно отозвался тот, косясь на графические картины на стенах. — Голова и нервы шалят. Поживёшь с твоей матерью пару недель, вообще мозг отключится. И сердце прихватит.

— И как связаны родные стены и твои нервы?

— Решил я о душе подумать, вот как связаны. Ты помнишь, где я родился? Где мы все, Вагенасы, родились? В Портарье.

— Я родился в Москве, — поторопился поправить его Алексей, — в роддоме номер 10 по улице Азовской.

Отец просверлил его нетерпимым взглядом.

— Ты отцу не перечь, а послушай, что тот говорит. Деньги мне нужны. Виллу продам, и в свою деревеньку вложу. Улицы там подремонтируем, стадион… церквушку на холме. Помнишь церквушку?

— Папа, — Алексей даже прищурился, — ты на памятник при жизни рассчитываешь, что ли?

Андреас вдруг ухмыльнулся, коньяка ещё хлебнул и сказал:

— Ну, по крайней мере, на мемориальную доску. — И тут же ткнул в сына пальцем. — Но я серьёзно. Память потомкам о себе оставить надо.

— Да ты уже её оставил, в половине самых известных музеев мира. Да и мы с Андрюшкой, чем не достойные экземпляры и продолжатели рода?

Андреас руку в кулак сжал, пристроил его на деревянном подлокотнике, и Алексей тут же руки вскинул, сдаваясь, и рассмеялся.

— Ладно, ладно, как скажешь. Кто я такой, чтобы спорить с гением?

— А ты чего такой довольный? — задал отец неожиданный вопрос.

— Довольный? — переспросил Лёша, уводя взгляд в сторону. Потом плечами пожал. — Настроение хорошее.

— Ага, — отозвался Андреас, и что-то в его тоне Алексея насторожило.

— Что «ага»?

Отец головой качнул, вроде отказываясь продолжать, но уже через секунду передумал.

— Обычно я такой довольный по одной причине бываю: любовница новая завелась.

— Что, сама взяла и завелась? — попробовал Алексей пошутить. Но отец его одёрнул.

— А ты не шути. Скажи как есть: загулял?

Помолчал, потом поднялся и отошёл к окну. А Андреас, наблюдая за сыном, рукой на того махнул.

— Я не удивлён. Ну, не может такого быть, чтобы ты на меня в этом плане похож не был. Сколько можно уже у юбки сидеть? Сначала у матери, потом у жены.

— А ты, кажется, этому рад?

— Я не рад. Чему тут радоваться? Но этого следовало ждать. — Он рукой повёл, к сыну приглядываясь. — Такой красавец, грек! Кровь горячая, бурлит!.. — И тут же поинтересовался, игнорируя насмешливый взгляд Алексея: — Красивая? Блондинка, брюнетка? Или рыжая?

— Папа! Я не буду с тобой это обсуждать, это ненормально.

— Почему? Не такой уж я и старый, как твоя мать говорит. Она каждый день меня уверяет, что у меня суставы ломит и давление скачет. А ни черта у меня не скачет, скажу я тебе. То есть, скачет давление, но совсем в другом месте! — И захохотал, довольный собой. — А твою мать это бесит. Ещё с тех пор, как мне тридцать было, с тех пор и бесит.

— Я рад за твоё здоровье, — сказал Алексей, посмеиваясь. — Надеюсь, оно и мне передалось, по наследству.

— Здоровье поддерживать надо, чтоб ты знал. Заниматься… им. Рекорды ставить. Ты мне скажи, отпуск себе устроил ради работы или ради… занятий?

— Светка что-нибудь говорила?

— Я не слышал. Может, матери что говорила. А ты обнаглел?

— Не знаю. Надеюсь, что нет.

— Но крышу снесло, да?

Алексей отвернулся и тогда уже кивнул.

— У тебя сын, Лёха, — сказал Андреас. Даже назвал сына на необычный манер, очень редко так к нему обращался, и каждый раз пытаясь заставить осознать важность своих слов. — Ни одна женщина не стоит твоих с ним отношений. Ни одна. Даже его мать, и даже женщина, которую любишь.

— Я запомню.

А когда отец ушёл, подумал, подумал, да набрал номер жены.

— Привет. Как дома дела?

Света, судя по голосу, его звонку обрадовалась.

— Привет. У тебя свободная минутка?

— Да. Отец приходил, от работы отвлёк. — Хмыкнул. — Заставил вспомнить о семье. Как Андрюшка?

— Хорошо. — Света невольно засюсюкала, и Лёша понял, что в этот момент на сына смотрит. — Мы проснулись, покушали, теперь требуем неведомо чего. Немного скандалим.

В подтверждение её слов, Алексей услышал требовательный крик сына:

— Хочу, хочу!

Заулыбался.

— А зачем приходил Андреас?

Почему-то сразу припомнился разговор о любовницах и богатырском здоровье Вагенасов в этом смысле, и стало неудобно. Заставил себя отвлечься.

— Придумал дорогу жёлтым кирпичом себе в рай вымостить. Церковь в Портарье отреставрировать, школу построить и чего-то там ещё.

— Ого. Откуда такие стремления?

— Наверное, мама на него так действует. Обычно, сбегая из Москвы, он себе жену новую ищет, а тут о душе задумался.

— Уже неплохо.

— Ещё неизвестно, чем эпопея с наследием потомкам закончится. Возможно, развод нам бы обошёлся куда дешевле.

Ещё пообсуждали, осторожно посмеялись, Лёша даже с сыном поговорил, попросил того вести себя хорошо, тогда вечером они гулять пойдут. Пообещал сыну и жене вечернюю прогулку, а сам задумался о том, где этот вечер без него Ира проведёт. Опять в компании Патрика? Нужно как-то выяснить, кто он такой и что из себя представляет. А заодно Ире почаще звонить, контролировать процесс её устройства на работу.

— Папа! — раздался в трубке требовательный детский голос, и Алексей от своих мыслей отвлёкся и ещё раз пообещал:

— Да, мой хороший. Папа скоро будет дома.


— Кто тебя подвозил? — Гошка встретил её в дверях кухни, глаза смешно вытаращил и с особым выражением поинтересовался: — Он?

Ира пихнула брата в живот и негромко шикнула, умоляя заткнуться. А когда на кухню заглянула, матери улыбнулась.