— Вы поругались? — строго поинтересовалась Софья Игнатьевна.

Алексей матери не ответил, воткнул вилку в отбивную, и тогда Софья обратила свой взгляд к невестке.

— Света, что случилось? Не пугай меня.

Света осторожно покосилась на мужа, поняла, что тот не смотрит ни на кого и отвечать, судя по всему, не собирается, и тогда сказала:

— Ничего страшного, Софья Игнатьевна, я уверена, что Лёша разберётся.

После этих слов свекровь заметно расслабилась и согласно кивнула, видимо, не сомневаясь в способностях сына.

— Конечно, Лёша разберётся. Но всё равно мне бы хотелось, чтобы вы нам больше доверяли. Мы с Андреем вполне способны вам помочь, дать совет…

Андреас лишь хмыкнул после этих слов.

— Какой совет, Соня? Мы только в разводах хорошо разбираемся.

— Да типун тебе на язык, — тут же махнула на него рукой Софья Игнатьевна. — Слава богу, мой сын на тебя не похож.

— Да? — с явной издёвкой переспросил Андреас, кинув на Алексея особенный взгляд. — В этом смысле, быть похожим на тебя, тоже ничего хорошего.

— Ой, замолчи, Андреас.

— Мама, на самом деле, давайте поужинаем спокойно, — попросил Алексей. Мучить отбивную ему надоело и он, опровергая собственные слова, тарелку от себя отодвинул.

— У тебя проблемы на работе? — опять спросила Софья.

— Да, — соврал он. И тут же попытался мать успокоить. — Просто много бестолковых людей вокруг, не переживай.

— И кто же такой бестолковый? — заинтересовалась Света.

Алексей посмотрел на неё, встретился с ней взглядом, и предпочёл промолчать. А после ужина закрылся в кабинете, правда, в покое его не оставили. Света сегодня не хотела ему ни минуты для раздумий давать. Только он за стол присел с бокалом коньяка, жена без стука вошла и протянула ему сына.

— Посидишь с Андрюшей? Я Аню на этот вечер отпустила.

Ещё один хитрый ход. Алексей улыбнулся, но никак не добродушно, посверлил жену взглядом, а вот сына у неё принял. К тому же, тот уже от нетерпения принялся вырываться из материнских рук, потянулся к отцу и сразу принялся болтать. Вновь о собаке, о качелях и машине, которую сегодня видел.

— Какая машина была? — спросил его Алексей. Сын раскинул руки в стороны, показывая, что огромная, и заявил:

— Ёлтая.

— Жёлтая? — переспросил его Лёша, зная, что у Андрюшки пока и радуга жёлтая. Света пыталась разучивать с ним цвета, но мальчик упорствовал, видимо, от врождённой любви к жёлтому цвету.

Алексей сына по волосам погладил, разглядывал черноволосую макушку, улыбнулся, глядя, как Андрей разбирает ручки и карандаши на его столе, увлёкся, а его папа, с предательской натурой, тем временем потянулся за телефоном, и набрал номер Иры. Её номер по-прежнему был недоступен, и Алексей мысленно чертыхнулся. Беспокойство разрасталось в душе, было неуютно и хотелось каких-то действий. Поехать, разобраться, что-то решить, вот только на ещё один откровенный разговор с женой его нервов явно сегодня не хватит, а просто уйти из дома не поучится, придётся объясняться. А кто из них сегодня хочет лишних объяснений?

Света уж точно не хотела. Ходила по дому, словно безмолвная тень, занималась своими привычными делами, когда нужно было, улыбалась его родителям, но говорила мало, была сосредоточена на себе. И Лёша ей не мешал. Играл с сыном, даже сам его ужином накормил, поуговаривал, поупрашивал, некстати подумав о том, что занимается этим настолько редко, что понятия не имел, насколько сын не любит овощное рагу. Андрюшка уворачивался от полной ложки и фыркал, требовал молока и печенья, но Алексей даже рад был его упрямству и нашедшемуся важному делу.

— Рот открой, — просил он сына. Андрей крепко зажмуривался и отчаянно мотал головой. Потом звал:

— Мама! — и в этом момент получал ложку рагу в рот. Обиженно смотрел на отца, но глотать не торопился, принимался осматриваться, куда бы эту гадость выплюнуть. Приходилось придерживать его подбородок пальцем, заставляя проглотить, и тогда ребёнок начинал горестно хныкать. — Не хочу!

— Ещё две ложки.

— Неть!

— Да.

— Неть, папа!

— Потом получишь печенье, и будем играть в гонки.

Андрей насупился, проглотил ещё ложку и спрятал руки за спину, демонстрируя нешуточную обиду.

Софья Игнатьевна подошла к ним, внуку улыбнулась, ущипнула того за щёчку и засюсюкала:

— Вот как хорошо, папа нас кормит. Да, золотце? Какой у нас папа хороший.

Алексей на стуле откинулся и хмуро кивнул.

— Очень хороший. Кормит сына впервые за последние месяца четыре.

Софья Игнатьевна и его потрепала по волосам.

— Ну что ты, милый. Ты мужчина, ты работаешь. Дом и дети — это заботы женщины.

Алексей на мать посмотрел, закинув голову.

— Ты, правда, так думаешь?

— Конечно, — вроде бы удивилась она. Наклонилась к нему и за плечи обняла, после чего со смехом сказала: — Ты у меня мамонт.

— В каком смысле?

— Работаешь много.

— А… Только ты перепутала, мама, мамонта как раз убивают. А потом съедают по частям.

Она шутливо стукнула его по плечу, не поняв серьёзности его замечания.

— Какие ужасы ты говоришь, Алёша. Убивают, пилят… Мы с папой хотим выпить чая, ты к нам присоединишься?

— Нет, я с Андрюшкой обещал поиграть.

— А где Света?

— Света… — Он снова зачерпнул ложкой рагу. — У Светы болит голова, ей нужно отдохнуть сегодня.

Софья Игнатьевна понимающе кивнула.

— Да, да, я заметила, что она сегодня не в себе.

Какое точное замечание — не в себе, подумал Алексей. Они все, как оказалось, не в себе. И не в том месте.

Если бы родители не остались у них ночевать, Алексей бы лёг в гостевой спальне. По крайней мере, так он себе представлял поведение провинившегося мужа. Его всегда выселяют на диван или в гостевую комнату, где он должен осознать свою ошибку и прочувствовать степень своего одиночества. Но родители остались, и он отправился в свою спальню, не представляя, что его там ждёт. Самое странное, что ничего не ждало. Света вернулась из детской, укачав сына, на него не смотрела, раздевалась и расчёсывала волосы, всё, как обычно, а Алексей в постели лежал и наблюдал за ней. И больше всего на свете ему сейчас хотелось вздохнуть. Но знал, что вздох выйдет безысходным, и жену это непременно обидит. Но он будто задыхался, не выпускал из руки телефон и набирал и набирал Ирин номер. Знал, что её телефон по-прежнему выключен, но звонил. Как заведённый, как сумасшедший, вместо того, чтобы искать подход к жене, просить прощения и снова что-то обещать, он звонил другой, и никак не мог заставить себя перестать. Даже в супружеской постели, под молчание Светы, он время от времени тыкал по кнопкам и ждал чего-то. Чего, интересно? Что он будет делать, если Ира вдруг ответит? Вскочит и выбежит из спальни?

Света остановилась перед постелью, посмотрела на него с выжиданием, и Алексей был уверен, что она прекрасно знает о том, что у него в руке телефон. Она смотрела с определённым умыслом, потом спросила:

— Выключаем свет?

Он кивнул. А когда свет погас, всё-таки вздохнул, не сдержался, и в досаде положил телефон на прикроватную тумбочку. Приходилось признать, что он в полной растерянности. Точнее даже в раздрае.

Ночь у всех выдалась тяжёлая. Алексей не спал, то ворочался с боку на бок, потом и вовсе встал, когда ему показалось, что жена заснула. Из комнаты вышел и тут же поморщился, когда вспомнил про телефон, забытый на тумбочке. Правда, на часах полночь, и звонить, наверное, уже неудобно. Хотя, что такое неудобно, когда невозможно жить и дышать? Да и был уверен, что Ира тоже не спит. Может, от этого столь тошно — чувствует, что Ира про него думает? И что именно думает.

Света тоже не спала. Когда Лёша из спальни вышел, перестала сдерживать дыхание, одеяло в сторону откинула, и от отчаяния даже зажмурилась, крепко-крепко. Перед глазами поплыли разноцветные круги, но легче не стало. И не помогло слёз избежать. В душе смешалась и обида, и отчаяние, и надежда, что всё пройдёт и наладится. Неделя, месяц, и Лёшка успокоится. Так должно быть, она очень на это надеется. Неизвестно сколько времени прошло, но в какой-то момент она поняла, что лежать больше не может. Вытерла слёзы, сделала глубокий вдох, встала с постели и отправилась искать мужа. Коридоры уже были темны, Света босиком спустилась на первый этаж, заметила свет на кухне, и почти тут же услышала женский голос:

— Я могу сделать чай.

— Нет, не хочу.

Что-то кольнуло, слёзы в момент высохли, Света невольно ускорила шаг и остановилась в дверях кухни, глядя на мужа и няню Аню, которая стояла от Алексея в нескольких шагах, придерживая края лёгкого халатика на груди, и пила чай из большой кружки. А ещё на хозяина посматривала, и эти взгляды Светлану уже всерьёз начинали напрягать.

— Лёша, — позвала она.

Он обернулся, няня на неё глаза вскинула, и Света могла поклясться, что на её лице мелькнул испуг. Пришлось осмотреть девушку более внимательно. И, наверное, её взгляд был весьма выразительным, потому что Лёша тут же напрягся, даже губы поджал гневно и весьма знакомо, совсем как мать. Няня тоже расценила ситуацию верно, поспешно сунула кружку с недопитым чаем в раковину, еле слышно извинилась и поторопилась из кухни выйти. Правда, перед этим ей пришлось довольно неловко протиснуться мимо Алексея, что девушку окончательно смутило, а Лёшу вывело из себя.

— Ты совсем обалдела? — рыкнул он, когда няня вышла, и он остался с женой с глазу на глаз. Кинул в раковину чайную ложку, и та страшно загремела.

Света вцепилась в дверной косяк, не спуская с мужа глаз, и злясь на его реакцию. На такую молниеносную, на такую предсказуемую. И как быстро он всё понял, последние обстоятельства учат.

— Это я обалдела? — куда тише, чем он, отозвалась она. — Это ты… Ты просто… — У неё так и не хватило слов высказать ему всё своё негодование. Ещё секунду сверлила мужа взглядом, после чего развернулась и ушла. А через несколько минут, когда Алексей вернулся в спальню и лёг в постель, сама пожалела о том, что этой ночью они спят вместе. Если бы у неё было больше смелости, она бы сама встала и ушла в гостевую спальню. Благо, в доме она не одна. Но Света осталась. Сунула нос под одеяло, повернулась к мужу спиной, и глотала слёзы в темноте, мучаясь ещё и оттого, что и Лёша к ней спиной повернулся.

Утром стало понятно, что нужно с этой ситуацией что-то делать, как-то проблему решать, потому что невозможно жить, понимая, что муж занят мыслями о другой женщине, не выпускает из рук телефон, ожидая её звонка, или пытаясь уличить момент, чтобы позвонить самому. Отвернуться от жены, спрятаться за дверью кабинета, чтобы поскорее набрать номер. Потому что не находит себе места, потому что не может избавиться от злости и душевного раздрая, и больше ничего не замечает. Даже её состояния не замечает, что очень удивительно. Признаться, Света подобного не ожидала. Была уверена, что Лёша сосредоточится на своей вине перед ней, постарается её загладить, всё наладить, ведь он всегда всё делает для семьи и ради семьи. И зная эту его черту, Света никогда не спорила, когда он бросался по первому зову отца и матери, давно знала, насколько для него это важно. А тут он об этом, кажется, позабыл. Он не смотрит на неё, он не слушает родителей, улыбается сыну, что-то на ухо ему говорит, перелистывая книжку с яркими картинками, Андрюшка смеётся, а больше Лёше, кажется, ничего и не нужно этим утром.

— Когда ты вернёшься? — спросила его Света, когда он собрался на работу. Остановилась за его плечом, наблюдая, как Алексей перебирает бумаги и складывает их в портфель.

— Как всегда, — отозвался он равнодушно.

Ей бы сдержаться, но она спросила:

— Как всегда — раньше, или как всегда — в последнее время? Это разные вещи, думаю, ты сам понимаешь.

Он повернулся и посмотрел на неё, в упор. Пауза, потом весомо проговорил:

— Я вернусь к ужину.

Она под его взглядом сглотнула.

— Я надеюсь.

Вот так, и почему-то она себя чувствует провинившейся. Дверь за мужем захлопнула, постояла немного, собираясь с мыслями и силами, и уже почти готова была сделать вдох, но тут на глаза попалась няня Аня, спускавшаяся по лестнице, и припомнились события минувшей ночи. Её шёлковый халатик, её смущённый взгляд и тихий голос. И опять стало нечем дышать, и обида затопила. Такое ощущение, что её жизнь перевернулась в одночасье, в тот момент, когда она, стоя под дверью квартиры мужа, услышала полный боли голос другой женщины, о том, что она устала ждать, и что у неё ничего нет по вине Светы. А разве она в этом виновата? Как она может быть виновата в том, что имеет по праву, по закону? Ведь это её муж…