– Сегодня мне пришло электронное письмо от твоей мамы, – обратилась Истон к Кристиану, и я прищурился, услышав, что они переписываются.

Я не знал, почему мне это не пришло в голову раньше. Естественно, Бринн поддерживает контакт со всеми учителями Кристиана, чтобы быть в курсе его успехов. Наверное, я посчитал, что Кристиан обсуждает с ней учебу во время их еженедельных бесед по видеосвязи.

– Она в восторге от твоих успехов, – продолжила Истон. – Мы подумали, что ты, возможно, захочешь выбрать историю в качестве профильного предмета.

Профильного предмета?!

– Правда? – Кристиан нахмурился, обдумывая варианты.

– Что-то типа занятий с углубленным изучением? – уточнил я.

– Да, – кивнула Истон. – Их станет вести другой учитель, и требования к знаниям ужесточатся, но я думаю, Кристиану понравится.

– Мне и ваши занятия нравятся, – возразил Кристиан, и Истон рассмеялась.

– Ну… – задумчиво протянула она. – Интереснее заниматься со сверстниками твоего уровня. В Брэддок Отенберри много сильных учеников, но всегда найдется кто-то, кому полезно окунуться в конкурентную среду.

Почему я ничего об этом не знал? Я просматривал его страницы во всех социальных сетях и читал электронные письма от всех его учителей. Может быть, я и опоздал на футбольный матч сына, но в остальном старался ничего не упустить. И с Истон мы регулярно виделись. У нее была возможность рассказать мне об этом.

– Спасибо, – покачал головой Кристиан. – Но мне нравится учиться вместе с друзьями, и мне нравятся ваши занятия. Работа на уроках всегда проходит весело.

Истон попыталась скрыть улыбку, но я видел, что она польщена. И мне тоже не очень-то хотелось, чтобы Кристиан учился у кого-то другого. Конечно, если бы Истон перестала считаться учительницей моего сына, наши отношения не представляли бы такой проблемы, но я не собирался ради своих желаний отказываться от хорошего преподавателя, приносящего пользу Кристиану. Я готов пожертвовать многим. Но только не сыном.

– Можно просто сдать тест, – предложила Истон. – Чтобы оценить твои знания на случай, если вдруг передумаешь.

– Моя мама этого хочет? – спросил он.

Истон на мгновение встретилась со мной взглядом, и я догадался, что ей неловко говорить о матери Кристиана, словно мое мнение не имеет значения. Но я полагал, что Кристиан имеет полное право доверять мнению своей матери больше, чем моему.

– Твоя мама хочет, чтобы ты полностью раскрыл свой потенциал, – ответила она.

Кристиан некоторое время сидел молча, глядя на стол и жуя миндальное печенье, а затем перевел на меня задумчивый взгляд.

– А что ты по этому поводу думаешь?

Мои брови взлетели вверх, и я открыл рот, но не мог вымолвить ни слова. Кристиан только что поинтересовался моим мнением. Я напряг извилины, пытаясь понять, что сын хочет от меня услышать. Или, возможно, что на моем месте ответил бы мой отец.

Такую возможность нельзя было упускать, и я сомневался, какой ответ выбрать, потому что, честно говоря, не испытывал особой тяги переводить сына в класс углубленного изучения. У него будет блестящее будущее вне зависимости от выбранных предметов. Мне лишь хотелось показать Кристиану, что он свободен в своем выборе и в любом случае может рассчитывать на мою поддержку.

– Я думаю, что ты должен поступить так, как хочешь сам, – уверенно произнес я, глядя в глаза сыну. – Только помни, что ответственность за принятое решение ложится на тебя, поэтому хорошенько все обдумай.

И это было все, чему я хотел научить сына. Неправильные решения принимаются либо необдуманно, либо из неверных побуждений. Если Кристиан не допустит подобных ошибок, то будет чувствовать себя уверенно в своем выборе.

Мой сын глубоко вздохнул и посмотрел на свою учительницу.

– Я пройду тест, – сказал он ей. – Просто чтобы оценить знания.


– Сегодня ты добился больших успехов, – сказал я Кристиану, вынимая из холодильника пару бутылок энергетического напитка и бросая ему одну.

Вечером мы вернулись обратно в школу, и Истон благополучно села в свою машину и уехала. Мне очень хотелось подвезти ее прямо домой, но это было невозможно.

– Не хочешь завтра снова попрактиковаться? – уточнил я. – Я имею в виду вождение.

Кристиан закрутил крышку на бутылке и повернулся, направляясь к выходу из кухни.

– Я буду занят.

Вот дерьмо.

Он снова отдалялся от меня.

– Сегодня ты ненадолго забыл, что ненавидишь меня, – напомнил я ему, огибая кухонный островок.

Кристиан остановился и обернулся, в его взгляде сквозила неуверенность, словно он заставлял себя оставаться сердитым, потому что его гордость не позволяла ему простить меня.

– Пойдем, – позвал я сына, проходя мимо него по коридору.

Я толкнул дверь в кабинет, услышал, как Кристиан неохотно бредет следом, и направился прямо к стойке, из которой вынул два кия. Сын задержался в дверях, нерешительно продвигаясь вперед и осматривая просторное помещение, оформленное в темных тонах. Когда Кристиан ко мне переехал, я сразу предупредил его, что это – единственное место, куда ему вход закрыт. Две смежные комнаты, мой кабинет и бильярдная, отлично подходили для развлечений и болтовни с гостями за коньяком и сигарами, но я редко пользовался ими, так как почти никогда не приглашал людей к себе домой; торжественный обед в минувшее воскресенье состоялся впервые с прошлого года.

Я выложил шары, а затем взял бильярдные кии и передал один Кристиану, который принял кий с раздраженным видом.

– Это глупо, – проворчал он.

– Это то, что я умею, – признался я. – Мой отец всегда разговаривал со мной за бильярдным столом.

Мужчины и женщины такие разные. Перед смертью моя мать пыталась усадить меня, пятнадцатилетнего, рядом с собой и поговорить о своей болезни. О том, что ей не становится лучше и скоро она покинет этот мир. Мама все время хотела, чтобы я как-то отреагировал, сказал что-нибудь или поделился своими чувствами, попросил ее помочь, а я лишь не находил себе места, словно стены вокруг меня смыкались.

Тогда отец повел меня в свой кабинет, и мы стали играть в бильярд. Через некоторое время мы начали разговаривать, и к концу вечера я выплеснул все, что накопилось внутри. Гнев и печаль… признание в том, что я не хочу, чтобы мама умирала, и что очень сильно люблю ее.

В этом отношении я хорошо знал своего сына. Так же, как и мне, ему сложно было сесть и поделиться своими мыслями и чувствами с кем-то. Ему тоже требовалось двигаться и что-то делать. Нам нужно было чем-то заняться вместе, и чтобы никто не заставлял нас разговаривать. В конце концов беседа сложится сама собой.

Я начал игру, сделал первый удар – загнал четырнадцатый шар в угловую лузу, но двенадцатый прошел мимо. Кристиан забил сначала номер один, а затем шестерку. Я был приятно удивлен и испытал облегчение. Сейчас ему не пришлись бы по душе мои попытки научить его играть, поэтому хорошо, что он уже все умеет. Обойдя вокруг стола, Кристиан забил четверку, но промахнулся мимо двойки. Мы играли по очереди, и он выиграл первую партию. В ответ на мой вопрос, не хочет ли Кристиан сыграть еще разок, сын просто кивнул и молча стоял рядом, пока я снова выкладывал шары.

– Я знаю, почему ты злишься на меня, – заговорил я после того, как он сделал первый удар.

– Ничего ты не знаешь, – огрызнулся Кристиан, ударил еще раз и промахнулся. А потом, выпрямившись, сердито посмотрел на меня. – А почему ты вдруг об этом забеспокоился?

Я наклонился к столу, целясь в девятку.

– Я всегда об этом беспокоился.

– У тебя дерьмово получается это показывать.

Я загнал шар в лузу и обошел стол, чтобы прицелиться в одиннадцатый номер.

– Ты прав.

Я старался поддерживать сына и желал ему добра, но в конечном счете он был прав. Я не мог с этим спорить, да и не хотел.

Настала очередь Кристиана делать удар, но он не сдвинулся с места.

– Знаешь, сегодня было довольно весело. Мы могли бы проводить так все время. Почему тебя никогда не было рядом?

Я заставил себя взглянуть ему в глаза.

– Я был глупым ребенком, Кристиан. Не желал заботиться ни о ком, кроме себя самого. А потом, позже, не хотел потерпеть неудачу, поэтому даже не пытался.

– И все же ты потерпел неудачу.

– Нет. Я просто еще не все исправил, – ответил я, и легкая улыбка заиграла на моих губах.

Кристиан закатил глаза, но все же не ушел.

Я хотел стать примером для сына. Хотел показать ему, что ошибки можно совершать, но и исправлять их тоже можно. Я никогда больше не буду избегать его взгляда и никогда не позволю ему думать, что он никому не нужен.

– Я не прошу тебя простить меня или вести себя так, словно последних четырнадцати лет не было, – обратился я к сыну.

– Тогда чего же ты хочешь? – пригвоздил он меня к месту суровым взглядом.

На мгновение я уставился перед собой широко распахнутыми глазами и не знал, что ответить. Я точно знал, чего хочу, но боялся, что настанет день, когда мне придется признать, что получить все и сразу не выйдет. Но сын был для меня важнее всего. И мне всегда следовало считать его таким. Важнее чего-либо или кого-либо.

Пусть Кристиан не хочет видеть меня своим отцом, пусть он никогда не простит меня, но то, что происходит между нами прямо здесь, прямо сейчас, я обязан сохранить.

Я посмотрел на сына и мягко произнес:

– Я хочу поиграть в бильярд.

19

Истон

Патрик придержал для меня дверцу «Рендж Ровера», и я забралась внутрь, поправляя короткое платье, которое Тайлер прислал мне сегодня утром, но тут же резко выскочила.

– Подождите, пожалуйста.

Взлетела по лестнице в свою квартиру и повернула дверную ручку, чтобы проверить, закрыт ли замок. Вставив каждый из ключей в три отдельных запора, я дважды проверила, все ли они заперты.

Вчера, вернувшись из школы, я обнаружила, что окно наверху открыто, и весь день бегала по дому, делая субботнюю уборку и проверяя комнаты по два-три раза, чтобы убедиться, что все находится на своих местах. Подушки лежат по две в углу дивана, содержимое шкафчика разложено в алфавитном порядке, шнурки аккуратно заправлены в теннисные туфли.

Может быть, я сама оставила окно открытым. Мы с Тайлером и Кристианом прекрасно провели вечер в «Сукре», после чего я вернулась домой. Наверное, тогда окно и открыла.

Но нет, я бы не оставила его открытым на ночь.

Я забралась обратно в машину, Патрик закрыл за мной дверь. Я потерла рукой грудь над сердцем и сделала несколько глубоких вдохов. Все дело в том, что я потеряла осторожность. Мои мысли либо заняты уроками и работой, либо поглощены Тайлером. Приходящими от него игривыми сообщениями или взглядами, которые он бросал на меня, забирая Кристиана из школы… я постоянно витала в облаках и вполне могла оставить окно и шкафы открытыми.

Но что-то все равно не сходилось. Класть вещи на свои места, перед уходом напоследок оглядеть комнату, чтобы убедиться, что все в порядке, – эти привычки были моей второй натурой. Я выполняла эти действия машинально.

Может быть, кто-то побывал в моем доме?

Страх охватил меня, когда я вспомнила такой же случай в прошлом.

Но это невозможно.

Я заставила себя откинуться на спинку сиденья и пригладила рукой платье, стараясь усилием воли прогнать с лица тревожное выражение.

Нет. Все прекрасно.

Я оглядела платье, обтягивающее бедра, сосредоточившись на том, как хорошо оно на мне сидит, и попыталась помечтать о предстоящем вечере. Я нечасто наряжалась для выхода, а этот наряд смотрелся на мне как вторая кожа. Я была удивлена, что Тайлер угадал мой размер одежды.

Но, конечно же, он знал мое тело.

Сегодня утром Патрик привез коробку с платьем и записку, в которой говорилось, что водитель заедет за мной в десять. Я разозлилась. Во-первых, Тайлер не приглашал, а приказывал. А во-вторых, он решил за меня, что я надену.

Платье было черным, с длинными рукавами, короткое и обтягивающее. По горловине и на лямках, идущих вертикально вниз по моей обнаженной спине, его украшала позолота. Я собрала волосы в сексуальный пучок, и хотя платье было вызывающим, оно не казалось безвкусным. Догадавшись, что мы куда-то пойдем, я сдалась и приняла подарок, сказав Патрику, что увижусь с ним в десять. У меня оставалось достаточно времени, чтобы закончить уборку, сходить за покупками и позаниматься спортом.