Той ночью Мари впервые уснула спокойно, и ребенок больше не стучался и не бился в ее довольно крупном животике. Девушка решила, что назовет его как угодно, только не Дмитрием. Может, он будет похож только на нее и ничего не унаследует от отца.

ГЛАВА 14

Когда Жанна уверенно звонила маминому юному любовнику в дверь, она совершенно не стеснялась. Если честно, в тот момент ей не нужны были ни взятые для храбрости Катя с Лешей, ни даже сама разборка с Сергеем. Куда больше ей хотелось остаться одной и до малейшей детали вспомнить мимолетный разговор с Александром, и его тон, и выражение его лица, и крепость его рук, прижимающих ее к груди. И помечтать о том, как они могли бы пожениться, нарожать детишек и жить долго и счастливо. Сергея Жанна сейчас рассматривала как досадное недоразумение, мешающее ей погрузиться в упоительные грезы, поэтому на звонок нажимала с изрядной досадой.

— Кто там? — послышался тихий старушечий голос.

— Я пришла к Сергею, меня зовут Жанна.

— Сейчас, сейчас.

За дверью закопошились, зашуршали. Наконец дверь открылась. На пороге показалась невысокая полная фигурка, закутанная в заношенный халат. На распухших ногах теплые шерстяные носки и старые тапочки, на голове — темный платок.

— Сереженька! К тебе гости! — прошелестела пожилая женщина, и по ее измученному жизнью голосу Жанна догадалась, что это Сережина бабушка.

«Хотела бы я посмотреть на мать семейства — сектантка же какая-то, как она, интересно, выглядит?» — лениво подумала девушка.

Несколько минут Жанна рассматривала тесную прихожую — много пар старой детской обуви, какие-то залатанные линялые детские же курточки, отваливающиеся желтые обои, на всем отчетливые следы нищеты. «Баптисты, — вспомнила Жанна, и ее существо остро пронзило обидой, — такие вот по десять человек рожают, а я даже одного не смогла».

Сережа вышел, на ходу продолжая поправлять майку, и очень удивился, узнав Жанну. Он, видимо, был близорук — неловко щурился и бормотал:

— Проходите, пожалуйста, проходите, я не ожидал.

Девушка никуда проходить не хотела — ее ждали Катя, Леша и Александр.

— Сергей, — взяла она высокую торжественную ноту и осеклась, когда парень подпрыгнул от неожиданности. — Короче, мы хотим с тобой поговорить, — просто сказала Жанна, — одевайся и спускайся вниз. Пойдем в ближайшее же кафе или куда скажешь, мы на машине.

— А мы — это кто?

— Мы — это я, моя сестра Катя, ее жених Леша и Александр… мой жених! — неожиданно для самой себя гордо выпалила Жанна.

— И зачем я вам нужен?

— Хотим поговорить про нашу маму, Елизавету Аркадьевну. По-человечески поговорить. Бить не будем, честное слово, — пообещала Жанна и улыбнулась.

Сережа тоже заулыбался и пошел одеваться.

«Хорошая у него улыбка, — подумала Жанна, — не был бы альфонсом, был бы вполне симпатичный парень».

Уходя, Жанна услышала, как Сережа спросил: «Мам, что-нибудь купить по дороге?» — и старая женщина прошелестела: «Хлеб белый кончился».

«Так она мать, а не бабушка, — поразилась Жанна. — И если Сережа старший, а ему двадцать шесть, то ей вряд ли больше сорока восьми — пятидесяти лет. Вот это да… Выглядит она настолько старше и такой забитой… Неудивительно, что сын пошел по кривой дорожке!»

Пока ждали Сергея, Жанна спросила у спутников:

— Как вы думаете, а зачем мужчина становится альфонсом?

Думали все вместе, даже поспорили, но готового решения так и не нашли. Не потому, что жизнь такая полосатая, а потому, что не сошлись в определениях — кого уже можно считать альфонсом, а кого еще нет. Вот, например, если мужчина позволяет женщине расплатиться за обоих в кафе — он уже альфонс? А если муж меньше жены зарабатывает — тоже? Короче, как водится, начали размахивать руками и переходить на повышенные тона, и тут появился Сережа. Все разом стихли и в четыре пары глаз принялись рассматривать его с ног до головы.

«А он действительно ничего», — подумала Жанна.

«Неужели ему девчонки не нашлось? Нормальный пацан», — подумал Александр.

«Не ахти… стареет мама», — скривила мордочку Катя.

«Морду я ему бить не буду, что бы девки там ни выдумали, — решил Леша, — он нормальный».

Сережа засмущался. Жанна бодро предложила:

— Выбирай, куда пойдем.

— Да мне в общем-то все равно, — замялся юный Казанова.

— Так и нам тоже. Главное, чтобы можно было усесться и чтобы музыка не орала над головой.

В результате после пятиминутного неловкого мычания и топтания на месте прошли два квартала до «Елок-палок». Похоже, Сережа совершенно не разбирался в инфраструктуре района.

— Что, наша мама по ресторанам не водила? — ехидно поинтересовалась Катя.

— Ваша мама? Да нет, — покраснел Сережа, а Жанна наступила сестре на ногу.

Катя подумала, что Жанна просто оступилась, и глубокомысленно продолжила:

— Не заслужил, видимо… надо было лучше стараться…

Но тут Жанна второй раз наступила сестре на ногу, Катя догадалась, что торопится, и замолчала. На самом деле Катя считала, что сложный Жаннин план — полная ерунда, она бы экспромтом сделала куда лучше, но со старшей сестрой приходилось считаться — Жанна с детства умела в минуту сделать из Кати всеобщее посмешище, если Катя не слушалась.

В «Елках-палках» компания долго не могла сделать заказ — никто не знал, нужно ли в такой ситуации брать еду или ограничиться закусками, можно ли выпить что-нибудь алкогольное. А Сережа и вовсе сидел как на иголках, как будто ждал, пока его начнут бить. Кое-как первые неловкие минуты пережили, и Жанна бодро приступила к делу:

— Сергей, вы уже всех нас знаете, вы понимаете, что моя мама, Елизавета Аркадьевна, для нас человек не чужой. Мы волнуемся, понимаете?

— Да, конечно, но…

Жанна перебила:

— Сергей, вы ее любите?

Парень как-то странно передернулся всем телом.

— Конечно, я ее люблю, она — старинная подруга моей мамы, она просто наша спасительница, она — самая лучшая женщина в мире.

— И вас не смущает разница в возрасте? Все-таки через десять лет мама уже будет старухой, — влезла Катя.

— Да погоди ты, — цыкнула на сестру Жанна, — не об этом речь. Еще спроси, не стыдно ли обманывать папу. Сергей, вы — молодой здоровый мужчина. Симпатичный. Неглупый. Разве вам не стыдно брать у женщины деньги?

Сергей покраснел и встал с места. Катя, взвизгнув, толкнула его, и он сел обратно.

— Нет уж, не сбежишь. — Младшая сестренка перехватила инициативу. — Что тебе нужно от нашей мамы? Чтобы она квартиру тебе завещала? Не дождешься! Ты этого не стоишь!

— Да не нужна мне… — забормотал все больше краснеющий Сергей, но Катя его оборвала:

— Не нужна? Так зачем берешь деньги? Почему тебя мама обувает-одевает-кормит? Любовничек, блин. Альфонс! Мне противно сидеть с тобой за одним столом. Ты не мужчина, ты жалкий слизняк.

Катя гордо встала и пошла по направлению к выходу, красиво ставя длинные ноги. Мужчины отвлекались от еды и с удовольствием смотрели, как она вышагивает. Леша, извинившись, положил на стол деньги и побежал догонять невесту, а Жанна и Александр остались с Сергеем. Тот сделался малиновым и содрогался от злости.

— Вы, — его голос сорвался, — вы уберите от меня эту белобрысую дуру! Если она вернется — я за себя не отвечаю. Вот уж не думал, что у Елизаветы Аркадьевны может быть такая доченька.

Вмешался Александр:

— Девочка просто расстроена.

— Поэтому ей можно поливать меня грязью? — Сережа повысил голос, и пятна на его щеках стали ярче. — Да кто она такая, чтобы я все это слушал?

— Она переживает за маму, — вступилась Жанна.

— Раньше надо было за вашу маму переживать! — Сережа залпом опрокинул в себя остатки чая и попросил у официантки водки. — Между прочим, моя мама ее просто спасла в свое время. И то, что она сейчас нам помогает, — это не благотворительные подачки, а нормальная отдача долга.

— Кому помогает? — недоумевающее пробормотала Жанна.

А Александр уже начал понимать ситуацию и тоже попросил у официанта водки. После чего перегнулся через стол и неуклюже хлопнул Сережу по плечу:

— Слушай, ты на нас не обижайся. Девки решили, что ты — любовник их мамы.

— Любовник? Я — любовник Елизаветы Аркадьевны? — Сережа сначала как-то странно жмурился, а потом вдруг засмеялся. — Это кто такое выдумал-то? Она же старше меня лет на двадцать пять, не меньше, да и муж у нее есть, она про него всегда рассказывает, какой он золотой. Мама еще позавидовала как-то — она же на курсе считалась самой красивой, а Елизавета Аркадьевна на вторых ролях была, и вдруг именно Лизе так повезло, что у нее муж и кормилец, и добрый, и заботливый, и верный…

— Подожди, — перебил парня Александр, — давай выпьем за знакомство, и потом нормально расскажешь все сначала. А я тебе расскажу, как девки целый детектив тут развели.

Красная от смущения и обиженная Жанна покосилась на Александра и ушла в дамскую комнату. Она решила тоже заказать водки. Назло. И не важно, что пить она не умела, могла от пары рюмок водки совсем захмелеть и потерять координацию движений. Не важно. Пусть Александр, раз он такой умный, несет ее домой. С такими мыслями Жанна три раза помыла руки, полюбовалась на себя в зеркало, поправила совершенно свежий макияж и не спеша вернулась к столику. Мужчины уже хохотали в голос.

— Представляешь? Я на тебя целое досье собрал! — говорил Александр, наливая из графина (и когда только успели?) по стопочкам.

— И как только такую ерунду можно придумать? Любовник Елизаветы Аркадьевны! Да еще чтобы из-за денег! Как будто у меня своей зарплаты нет!

Жанна хмуро поинтересовалась:

— Ну и? Так что выяснили на тему мамы?

— Твоя мама очень дружила с моей мамой, — сказал Сережа, — и еще с ними была одна девочка, Марина. Они попали в одну группу, сразу понравились друг другу и стали неразлучны. Самой красивой считалась моя мама, ее Верой зовут, Марина была отличница, у нее весь курс списывал, а твою маму просто любили, у нее характер хороший. Потом моя мама твою маму очень сильно выручила, именно поэтому она и замуж так удачно вышла, иначе не получилось бы ничего.

— А что она сделала? — Жанне стало интересно, про обиду она забыла.

— Секрет. Не могу сказать. Но это действительно очень важно было для твоей мамы. А замуж моя мама выскочила из всей компании первая. Мой отец с ней познакомился прямо на улице — подошел и сказал какую-то банальность про самую красивую девушку в мире. Мама его, естественно, проигнорировала. Он за ней до института проследил и до дома и начал ее каждый день встречать и провожать, пока она не сдалась. Тем более что папа красивый был, на Есенина похож, мама его потом ревновала страшно.

— И он баптист был? — спросила Жанна.

— Да, — просто кивнул Сережа. — И маму тут же взялся обращать в свою веру. Настоял, чтобы она институт бросила. Всех ее подруг разогнал. Первое время и Марина, и Лиза пытались связаться с мамой, и школьные ее друзья, но отец всех отвадил. Он мечтал, чтобы мама ему родила не меньше пятнадцати детей, а лучше двадцать, как раньше в деревнях рожали.

— Это у него вера такая?

— Да. Меня с детства этим так перекормили, я же старший, что я теперь ни одну религию не переношу. Стоит молитву какую-нибудь услышать — противно делается. И вот мама сидела дома, рожала детей, мы подрастали. Жили в страшной нищете. Отец ей работать строго-настрого запретил, даже вязать на продажу что-нибудь или тексты дома набивать на печатной машинке, а сам приносил копейки. Он не стремился заработать побольше, сделать карьеру или даже затеять свой бизнес. Ему было все равно, что у нас, у детей, многого нет — он нам рассказывал про духовные богатства. А меня в школе дразнили, что у меня ботинки дырявые. И учителя нас называли неблагополучной семьей.

Сережа учился изо всех сил. У него никогда не было четверок, хотя особыми талантами мальчик не блистал, все зарабатывал тяжелым трудом. Дома места, чтобы делать уроки, не находилось — по полу ползали младшие сестры и братья, стол был один на всех, отец сделал его сам, в квартире постоянно стоял визг и писк. Сосредоточиться в такой обстановке не смог бы даже знаменитый в учебе Ленин. Сережа просил у учителей разрешения посидеть в пустом классе или оставался в школьной библиотеке и делал свои задания. Добрая пожилая библиотекарша кормила мальчика бутербродами со свежей колбасой. Сереже было очень стыдно есть ее обед, но и удержаться он не мог — дома питались крупами и макаронами, мясо на стол попадало редко. Еще тогда Сережа дал слово, что обязательно вырвется из нищеты сам и никогда не допустит такой жизни для своих детей. Он старательно учился, очень рано пошел работать — уже с тринадцати лет помогал почтальоншам разносить по утрам журналы и газеты, потом раздавал у метро листовки, в пятнадцать устроился на выходные курьером. Дома его никто не ждал, у матери и так хватало забот, поэтому Сережа допоздна засиживался в офисе, работал сверхурочно, помогал коллегам и быстро завоевал репутацию очень старательного сотрудника с прекрасным характером. Потом умер отец. Мама окончательно опустила руки. Жили на детское пособие и зарплату Сережи. Соседи отдавали детям старые вещи, мама благодарила. Со смертью мужа она как будто потеряла интерес ко всему происходящему и окончательно превратилась в старуху. Тенью бродила по квартире, кое-как еще заботилась о питании детей, но уже не занималась воспитанием. Сережа уговаривал ее так и этак, но только с годами Вера стала немного выходить из состояния полного равнодушия к окружающему миру. И однажды вспомнила про своих институтских подруг — Лизу и Марину.