Когда Чесли привез ее в Лондон, о ней никто и не слышал. Как дядя сказал Куину, он сделал это ради ее отца. Вивиану послали в Лондон, чтобы прославиться, и Чесли добился этого. Уже через год она пела в Театре Его Величества, за несколько месяцев перейдя на главные роли. Старшее поколение труппы было поражено ее талантом. Некоторые даже завидовали. Высший свет бросал розы к ее ногам.

Но Куин познакомился с Вивианой еще до периода зависти и роз. Да, до того как она стала знаменитой, она принадлежала ему, по крайней мере он так думал. Конечно, она была еще и дочерью прославленного Алессандри. И была неописуемо красива. Но никто, и меньше всего Куин, не догадывался о поклонении, которое вскоре ожидало ее.

Когда Вивиана закончила петь в Лондоне и порвала с Куином, она бросила все и уехала так же неожиданно, как и появилась. Она бросила его, даже не попрощавшись, и вернулась в Италию к другой обожавшей ее публике и блестящему замужеству, давшему ей респектабельность, которой оперной певице, даже самой знаменитой, было нелегко добиться.

Девочка и Чесли исчезли из виду. Куин стоял в коридоре Амфитеатра Эстли и не мог думать ни о ком другом, кроме Вивианы. Она хотела только двух вещей: славы и благородного мужа.

Кажется, ее отец обеспечил ее и тем и другим. В мае она еще была в постели Куина, а в июне – уже в постели могущественного графа Бергонци. Вскоре коллеги Вивианы шептались о том, что целью ее возвращения в Италию было убедить Бергонци жениться на ней. Богатый и влиятельный граф многие годы был покровителем ее отца.

Вивиана должна была хорошо его знать. Возможно, она давно была влюблена в него. Возможно, они были любовниками. Возможно, каждый раз, когда она плакала в объятиях Куина, она думала о Бергонци. Куин повернулся и зашагал по коридору.

Ему было безразлично, насколько респектабельной теперь стала Вивиана. И уж конечно, ему было совершенно безразлично, какой хорошенькой была ее дочь. О чем ему следовало беспокоиться, так это о том, где можно усадить леди Таттон, чтобы она была довольна. Из зала уже доносилась музыка, звуки веселой, зажигательной увертюры. Куин прогнал из головы все мысли о Вивиане Алессандри и отправился исполнять обязанности почтительного жениха.

Глава 3,

в которой устами леди Элис говорит разум

Кортеж, который спустя несколько дней отправился в имение графа Чесли в Бакингемшире, производил впечатление. Чесли и его новый кандидат в святые в области симфонической музыки, лорд Диглби Бересфорд, ехали в первой карете. Бересфорд был композитором, обладавшим немалыми достоинствами, но за пределами Лондона и Парижа его мало кто знал. Его наброски будущего либретто, как заявлял Чесли, выглядели многообещающими.

Во второй карете ехали Вивиана с отцом, а дети, их няня и гувернантка следовали в третьей. В четвертой помещались камердинеры джентльменов и горничная Вивианы. Далее двигались две телеги с багажом, на одну из которых по просьбе детей поместили дикого кабана лорда Чесли. Замыкал вереницу фургон с мягкой обивкой внутри, в котором везли арфу и скрипку Вивианы, а также пианино ее отца и его коллекцию струнных инструментов. Отец скорее покинул бы Венецию без чулок и панталон, чем оставил там свои музыкальные инструменты.

Путешествие было недолгим. Погода испортилась, и, завернувшись плотнее в черную бархатную накидку, Вивиана смотрела в окно кареты на голые деревья и безжизненные пастбища Англии, которую она плохо помнила. Не сделала ли она ошибку, вернувшись сюда? Душевные потрясения были ей ни к чему.

Но был ли выбор? Отпустить отца так далеко одного? Аорд Чесли был хорошим другом им обоим. Он попросил об услуге, очень незначительной услуге, и отец Вивианы откликнулся с небывалым энтузиазмом. Великий синьор Алессандри вновь обрел смысл и цель жизни. Лорда Диглби Бересфорда.

Чесли выделял Бересфорда среди других как артиста, достойного его благодеяний. И когда Бересфорд признался, что хочет написать оперу, Чесли попросил отца Вивианы помочь ему. К сожалению, у Бересфорда было два недостатка: плохо знал классическую оперу и был англичанином. Но Алессандри знал сочинения Бересфорда и верил, что стоит им заняться. А Вивиана верила, что это продлит отцу жизнь. И поэтому она уложила в дорожные сундуки свои вещи, взяла детей, всю свою жизнь, какой бы она ни была, и отправилась в далекое путешествие в те места, о которых ей не хотелось вспоминать.

К концу дня Вивиана стала замечать дорожные знаки, указывающие путь в деревушку под названием Арлингтон-Грин. Отец спал, слегка покачиваясь в такт движению кареты. Вивиана откинулась на спинку сиденья и впервые после их остановки в Саутгемптоне почувствовала, что начинает расслабляться. Она с облегчением оставила Лондон, потому что боялась... встретиться там с ним.

Да, она, научившаяся ничего не бояться, боялась снова увидеть Куина Хьгоитта. Но она не увидела его. Правда, она почти не покидала дома Чесли. Что касается Куина, то, насколько Вивиане было известно, он давно переехал в деревню. Или умер. Или женился. Или то и другое вместе.

Нет, если бы Куин умер, она бы почувствовала это. Между ними существовала какая-то связь, Вивиана боялась, что даже могила не разорвет ее. Вероятнее всего, Куин уже женат на своей бледной белокурой английской мисс. Вот и хорошо. Она желала ему счастья. Честно говоря, Вивиана мало в чем обвиняла Куина. Куин ни разу не солгал ей. Он был беспощадно честен. О, как она любила его!

Вивиана познакомилась с Куином через лорда Чесли. Она провела свои первые две недели в Лондоне, когда на прием в честь какого-то французского дирижера, имя которого Вивиана давно забыла, его дядя пришел в сопровождении Куина. Чесли, как он тихо объяснил ей, пытался придать лоск манерам мальчика, поскольку Куин большую часть своей жизни провел в уединении в деревне под надзором властного отца. И Куин наслаждался роскошью и излишествами Лондона впервые в жизни. Ему исполнилось всего девятнадцать лет.

Вивиана была слишком занята усилиями выжить в этой роскоши и излишествах Лондона, чтобы обратить особое внимание на племянника Чесли, каким бы красивым он ни был. Оказавшись одна в Лондоне, она пребывала в растерянности, потому что впервые проделала путь из Венеции сюда без надежной защиты своего отца. Она все силы прилагала к тому, чтобы играть роль обходительной европейской женщины и каждую свободную минуту отдавать работе.

Но Куин встал на ее дороге и упорно преследовал ее. Вивиана была старше его на три года по возрасту и по крайней мере на десять лет по знанию жизни. Сначала ее немного забавляли ухаживания такого молодого и такого неопытного юноши. Но Куин проявлял настойчивость, преследуя ее. И она не могла сказать, что ее не влекло к нему. О нет. Она хотела его так сильно, что это пугало ее.

Только мысль о позоре, который она навлечет на отца, и о тех жертвах, которые он принес ради нее, останавливала Вивиану. Но потом это уже не имело значения. Куин Хьюитт получил то, что хотел. И может быть, то, что хотела сама Вивиана. Она не знала. Прошло три года, а она все еще не знала. Возможно, это чего-то и стоило. Возможно, несколько минут истинного счастья – это все, что можно надеяться получить на этой земле.

Глубоко вздохнув, Вивиана снова посмотрела в окно и решила думать о чем-то другом. О том, что было для нее важно. Куин Хьюитт не имел к этому отношения. Какие бы чувства она ни испытывала к нему, они угасли с годами. Вивиана уже была другой. Она изменилась, от прежней Вивианы ничего не осталось. Она достигла удивительного успеха в своей карьере, вышла замуж и родила троих детей. Пережила страшное потрясение, выжила, стала еще сильнее, и в ней произошли необратимые изменения, которые никто другой не смог бы понять.

Нет, об этом она тоже не будет думать. Она будет думать только о том, что имеет значение сейчас. О детях. Об отце. О своей музыке.

Наконец они добрались до странной деревушки Арлингтон-Грин. Красные лавочки и дома, построенные из мягкого старого камня, располагались очень близко к дороге. В центре деревни стояла приземистая церковь с колокольней, а напротив на рыночной площади – старинный каменный крест. Впереди Вивиана увидела широкие величественные ворота, сделанные из мрамора, и примыкающую к ним большую сторожку. Она ожидала, что они направятся туда, но их кареты не замедлили хода. Наоборот, главный кучер хлестнул лошадей, и они проехали еще четверть мили от деревни.

Значит, лорд Чесли не был единственным богатым дворянином в этих краях. Вивиана, подумав, не удивилась. Хилл-Корт не был родовым имением Чесли, а скорее просто местом, где его семья с давних пор любила проводить зиму, предпочитая его их великолепному имению, расположенному севернее. Оказалось, что дом Чесли находится вблизи дороги, и через несколько минут кареты и телеги уже разворачивались на подъездной дороге. Из небольшого дома высыпали слуги, возглавляемые одетым в черное дворецким, весьма внушительной персоной, которому можно было дать не меньше ста пяти лет. Слуги приготовились разгружать вещи. С верхней ступени наблюдала за всем высокая худая женщина, судя по платью, экономка.

Дворецкого представили как Бэшема, экономку – как миссис Дуглас. Как только гости вошли, Бэшем объявил, что обед будет подан в половине восьмого. Лорд Чесли и миссис Дуглас занялись обсуждением того, как разместить приехавших. Вивиана посмотрела на отцовского слугу, взглядом давая ему понять, что старика необходимо немедленно отвести наверх, где бы он смог отдохнуть. Отца быстро увлекли наверх.

Мисс Хевнер, гувернантка, попросила прежде всего показать ей старую классную комнату на верхнем этаже. Вивиана вскоре последовала за ней. Она вместе с детьми и их престарелой няней, синьорой Росси, уже была на середине лестницы, когда Чесли окликнул ее. Вивиана оперлась на перила и оглянулась.

– Бэшем говорит, что моя сестра послезавтра устраивает обед, – со скорбным видом сообщил граф. – Родственники и соседи. Уверен, будет чертовски скучно. Вы с Алессандри поедете, Виви? Это недалеко, а сестра будет в восторге.

Вивиана неуверенно улыбнулась:

– Si, Чесли, если вы этого желаете.

– Это сделает обед не таким невыносимым, – признался граф.

– В таком случае мы с большим удовольствием поедем с вами.

Чесли радостно улыбнулся:

– Мы не останемся надолго, Виви, Обещаю.


Спустя несколько дней после его странного посещения Амфитеатра Эстли Куин в своем кабинете в Арлингтон-Парке просматривал скучные отчеты, которые Генри Херндон, управляющий его имением, разложил перед ним. Куин не имел особого желания заниматься этим. Он предпочитал Лондон своему имению, но все же приехал выполнить свой долг. И если уж ему пришлось приехать в Бакингемшир, то он предпочитал проводить время в Эйлесбери, где его не так хорошо знали.

Предыдущую ночь Куин провел весьма приятно в «Квинс Хед», где игра в карты была честной, а молодые служанки – не очень. Вид из пивного бара открывался отличный: белая грудь в вырезе платья и покачивание бедер – тут было на что посмотреть, и Куин собирался этим вечером снова заглянуть туда. Пока он не был женатым, у него оставалось еще несколько месяцев свободы. Вероятно, ему следует воспользоваться ею, а в Арлингтоне это труднее сделать.

Беда заключалась в том, думал Куин, оглядывая деревянные панели своего кабинета, что Арлингтон воспринимался им как что-то принадлежащее его отцу. В юности Куин мечтал увидеть мир за пределами Бакингемшира или хотя бы уехать в какую-нибудь школу. А отец назначил ему в учителя скучного викария и позволял изредка ездить вместе с матерью и Элис в Лондон за покупками. Куин чувствовал себя в Арлингтоне почти как в тюрьме, пока Чесли не спас его. Теперь он чувствовал себя совсем как узурпатор, захвативший трон.

Хорошо, что по крайней мере Генри Херндон по-прежнему вел все дела. Он служил семье Куина около пятнадцати лет. Под его управлением имение более или менее приносило доход, а деревня и ее окрестности процветали. Куин как раз включал в памятку значительное повышение к новому году жалованья Генри, когда в дверь тихо постучали.

– Войдите! – крикнул он.

В дверь просунула голову Элис – сестра Куина. На ней была темно-синяя амазонка, в тон ее глазам.

– Я собираюсь прокатиться до деревни, – сказала Элис. Цвет лица такой свежий, как будто она нарумянила щеки. – Хочу посмотреть на новую мукомольную мельницу мистера Херндона. Хочешь поехать?

У Куина было намерение взглянуть на новую мельницу. И он, улыбнувшись, встал и вышел из-за стола.

– Прекрасная мысль, Элис, – сказал Куин и поцеловал сестру в щеку. – Кроме того, я рад любому поводу сбежать из этого кабинета.

Элис лукаво взглянула на брата:

– Миссис Прейтер на птичьем дворе сворачивает шеи несчастным цыплятам. Полагаю, они будут присутствовать завтра на обеде по случаю твоей помолвки. Думаю, ты мог бы пойти и помочь, если уж ты дошел до такой крайности?