На похоронах собралось очень много народа. И вылились они в светское мероприятие с огромными венками и букетами цветов от бывших клиентов и друзей Романа Олеговича, известных и власть имущих людей, которых снимало телевидение.

Мама с Маргаритой Валентиновной, обнявшись, рыдали, Макс тихо плакал, Игорь украдкой вытирал одну за другой бежавшие слезы, и только я так и не смогла заплакать. Стояла у гроба, держала его за руку и смотрела на его лицо, и не могла отойти, пока меня кто-то осторожно не отвел, высвободив его иссохшую холодную кисть из моей руки.

На сороковинах, которые мы отмечали в кафе, заказанном полностью для нас и закрытом для иных посетителей на этот день, я отвела в сторонку Русакова-младшего, теперь ставшего старшим.

— Игорь, через две недели мы съедем из квартиры, вы с семьей можете туда въезжать, я уже поговорила с Мариной.

— Это совершенно необязательно, Слава, — он называл меня так с самого начала, скорее в пику отцу, и чтобы лишний раз подчеркнуть мою незначительность для него, ну а потом привык, наверное. — Мы же не на улице, ей-богу. Маринка с детьми вообще в нашем русаковском доме живут, а я мотаюсь между московской квартирой и загородом.

— Нет, Игорь, — настаивала я на своем решении. — Во-первых, я дала слово Роману Олеговичу, и ты знаешь — никогда не претендовала на эту квартиру, во-вторых, ты его наследник и должен жить там, в вашем родовом гнезде, и, в-третьих, мне это тяжело, там все напоминает о нем, и без него я там жить не могу.

— Я тебе так благодарен, Славка, — вдруг обняв меня, со слезой в голосе сказал он. — За все! За то, кем ты была для отца, за то, что сделала для него, за твою любовь к нему, за то, что была с ним до конца и помогала сохранить самоуважение и внешний пристойный вид, ведь это так много значило для него. И за то, что благодаря тебе за последние годы наша контора вышла на более высокий уровень и стала в три раза больше прежней. И вот за это: «Его наследник должен жить в своем родовом гнезде».

Это было его первое признание меня и для меня со дня нашего знакомства.

А через два дня выяснилось, что Роман Олегович настоял, чтобы «Адвокатскую контору «Русаков» возглавили мы оба, став партнерами и хозяевами, причем ровно в пополаме, никаких пятьдесят один процент, ровно пятьдесят у каждого, аргументировав это цифрами, которые отобразили картину последних лет, ясно демонстрирующую, что основные доходы принесла моя работа. Ну, это понятно — я не разводами занимаюсь и не дележом имущества, а сопровождением международных сделок и тяжб. А это, скажем так, несколько иные суммы.

— Я с отцом согласился полностью, — пояснил Игорь. — И еще до его смерти мы оформили все бумаги. Теперь ты фиг уйдешь куда-нибудь, и мы вместе будем богатеть.

— Давай будем богатеть, — согласилась и я.

За эти три с половиной года через что только мы с ним не прошли и из каких только ситуаций нам вместе не приходилось выпутываться, я имею в виду и рабочие моменты, и житейские — не имеет смысла перечислять. Но странным образом мы стали пусть не родными, но близкими людьми, единственными друг для друга, на кого можно полностью положиться и кто поддержит в любой ситуации. Хотя мы старательно это скрываем и немного играем в конкуренцию авторитетов, характеров и немножко в «кто в доме хозяин?». Я делаю вид, что уступаю ему, а он с удовольствием подыгрывает. И все довольны.

Я вдовствую уже четвертый год и ни разу не завела романа, не встречалась с мужчинами и не приняла ни одного предложения различной степени «тяжести» от банального разового секса до замужества. Игорь это знает, что он там себе думает на эту тему, бог ведает, а мне неинтересно, но, кажется, он решил, что это от большой любви к его отцу.

Пусть себе думает что угодно. Но у меня такое ощущение, что того перебора секса, который был у меня с мужем, мне хватит на всю оставшуюся жизнь.


От непростых воспоминаний и дальнейшего бултыхания в прошлом меня спас звонок Олега, который с ходу пожаловался наигранным, с ужасом, тоном:

— Ну, Мирослава Витальевна, все пропало, очередной раз!

Вообще-то Олег устроился к нам в контору по серьезной рекомендации помощником адвоката сразу после окончания института. И, заметьте, не моим помощником, а одного из адвокатов моего подразделения, но несколько раз, приходя по поручению от своего непосредственного начальства ко мне в кабинет, он, понаблюдав за работой моей новой секретарши, которую я взяла на испытательный срок, как-то не выдержал и принялся так ее отчитывать, что на их крики мне пришлось выйти из кабинета и поинтересоваться, что происходит.

— Вы знаете, что она с документами делает?! — разошелся Олег. — Черт-те куда их засовывает, секретные бумаги сверху папок кидает, где все могут увидеть, и вообще тут такой бардак развела!

— И что вы можете предложить, молодой человек? — строго поинтересовалась я.

— Да лучше я сам тут порядок наведу, чем такое видеть! — бушевал парень.

— Ну наведите, а я проверю, — позволила я и уволила девочку, от которой собиралась избавиться еще вчера именно за то, что ей инкриминировал молодой человек.

И как сел Олег на это место, так я уже год как не нарадуюсь и не знаю, как бога за него благодарить, — очень довольна работой своего помощника, поощряю и исполняю все его пожелания: от нового мощного компа и стола до полного переоборудования секретарского кабинета.

Олег невероятный педант, и у него все на своих местах, все в таком идеальном порядке, что я сама порой боюсь без его ведома искать что-то в папках, чтобы не нарушить этот образцовый порядок. Разумеется, при его образовании и рекомендациях секретарское место не для него, и я сделала его своим помощником без необходимости оперативной деятельности и наделила большими полномочиями в офисной работе, то есть конечной, когда другие мои помощники передают ему собранную информацию и документы, а он их сортирует и готовит для меня. Ну и секретариат ведет заодно.

Игорь называет Олега моим ручным Аполлоном или Цербером в зависимости от настроения, наши девицы в него влюблены все без исключения: мальчик-то красавец, на немца немного похож, блондин накачанный; ну и вся контора подозревает нас в интимной связи. А мы никого не стараемся в этом разубеждать.

У нас с ним сложились прекрасные отношения и полное взаимопонимание. Олег к тому же обладает хорошим чувством юмора и старается оберегать меня в рамках дозволенного — ровно настолько, насколько позволяю ему это я.

— Что, французы приняли новый закон о национализации? — усмехнулась я, мысленно благодаря его за своевременный звонок, прогнавший тени прошлого.

— Все гораздо хуже! — интриговал Олег. — Красельников требует срочной встречи с вами. Он снова поругался с адвокатами жены.

Красельников — это моя головная боль! Знаете, бывают такие люди, которые сами себе создают постоянные неприятности из-за своего мерзкого характера, а попадая в них, требуют, чтобы все их принимались срочно героически спасать.

Данный господин имел неосторожность по большой страсти жениться на француженке и, пребывая в дурной влюбленности, закупить во Франции и Австрии недвижимость, оформив ее на двоих, подразумевая «вить гнездо», но передумал, дал «заднюю» и решил вернуть в единоличную собственность все накупленное. И потяну-у-улась цепь законных процедур!

Разводиться при этом он не собирается, а отдавать добро не горит желанием его жена. Они ругаются на три страны хором и матом на двух языках, потом страстно мирятся в постели и ругаются уже со своими адвокатами, потом снова друг с другом, и тянется эта фигня больше года и достала уже, как и сам Красельников, по самые гланды. Но послать его я не могу, ибо мужик он непростой и занимает высокое кресло, что б ему там плохо сиделось, и известен мордой своего лица большей половине страны!

— Требует немедленной встречи с вами, собирается очередной раз каяться и обещать, что больше так не будет, — докладывал Олег, — и надеется, что вы его успокоите и уверите, что все наладится.

— С французами связался? — уже включилась я в работу, вставая с дивана.

— Обижаете, Мирослава Витальевна, — немного пожурил он. — Они излагают свою версию так…

И Олег подробно описал, что именно наговорил Красельников французским адвокатам, в каких тонах и что пообещал. Ну, все не так страшно, в прошлый раз, например, он пригрозил пересажать их всех на хрен и вообще аннексировать половину территории Франции, аргументируя сию государственную претензию тем, что «давно заслужили, и надо было активнее немцам в Отечественную войну сопротивляться» — ну, понесло мужика по пьяни, бывает.

— Ладно, где и когда он намерен каяться? — уточнила я.

— В семь часов, в своем любимом ресторане, — тяжко вздохнул Олег, зная, как я не люблю проводить деловые встречи в ресторанах.

— Ничего не поделаешь, оповести клиента, что я приеду.


Звонок сына застал меня, когда я садилась в машину.

— Мамуль, как хандра?

— Временно притихла, еду на деловую встречу, — отрапортовала я и спросила в свою очередь: — Как фильм?

— Ничего, но не шедевр, — поделился впечатлениями сынок. — Ты когда дома-то будешь?

— Зависит от клиента, надеюсь, что максимум через час.

— Ну, удачи, целую! Не грузись там сильно чужими проблемами! — подбодрил Максим.

Золотой у меня сын. Шестнадцать лет! Высокий, уже на голову меня выше, крепкий такой, красавец и большой умница — первый ученик в школе, в маму пошел! Хотя, бог знает, может, и в папу — тоже, как выяснилось, чересчур умный и, как сам утверждает, с генетикой у него все в полном порядке, а то и лучше, чем в порядке. С генетикой — это здорово!

Тьфу ты! И чего я про него опять вспомнила?!

А вот не надо было поминать-то к ночи! Вот говорят же умные люди: не накличь!

Нет, ну не день, а сплошное минное поле, а я сегодня за нерадивого сапера выступаю! Вот тебе и очередная мина — господин Берестов собственной персоной, в компании двух мужчин за столиком по соседству с тем, за которым расположился мой клиент, к которому и подвел меня метрдотель. И, естественно, Сергей Константинович меня заметил и даже изволил эдак головкой приветственно кивнуть. Хорошо, хоть Красельников сидел к их столику лицом, а я устроилась напротив него, соответственно, спиной к берестовской компании.

Процедура покаяния и требования от меня немедленного ответа, как нам быть, повторялась уже столько раз, что стала почти ритуальной, иногда мне хотелось так врезать этому притырку по лысой башке, чтобы у него в глазах потемнело. Но приходилось ровным и уверенным тоном успокаивать, объяснять, какие мы должны предпринять шаги, уговаривать и бла-бла-бла свое адвокатское.

Клиенту понадобилось посетить туалетную комнату после моего выговора, и он, извинившись, встал и временно меня покинул. А я позволила себе немного расслабиться, за что и была сразу же наказана, потому что на освободившееся место уселся господин Берестов.

— Неужели это ваш покровитель? — с легкой усмешкой спросил он.

— Нет, это клиент нашей конторы, и я здесь на работе, — строго ответила я.

— Что вы такая неугомонная, Мирослава Витальевна, все работаете и работаете: то голым клиентам бумаги по утрам возите, то с неадекватными политиками ужинаете? — ерничал он.

Надо же, он запомнил мое имя-отчество, а мне показалось, так разозлился, что и внимания не обратил на «курьершу», правда, кляузу таки настрочить не забыл!

— А вы жалобу напишите, что вас нервирует моя слишком большая занятость, может, начальство и пересмотрит мой график работы.

— О, да вы еще и кусаться умеете, — усмехнулся он, изобразив большое удивление. — А утром все сбежать пытались и такой пугливой девушкой казались.

Шел бы ты, что пристал, очень хотелось сказать, и нервничала я в его присутствии, напрягалась. И как-то все это было неуютно, как в одежду меньшего размера влезла: жало, терло и раздражало до невероятности! И почему-то путало.

Это меня-то! Меня, которая на встрече с криминальной группировкой была спокойна, как норвежская рыба, меня, которая выстаивала без дрожи душевной против наездов и предупреждений такого уровня личностей, что только по стойке смирно! И чего я испугалась? Что он меня узнает? Да ладно! Что ему меня помнить? Себя испугалась, прошлого, которое полезло из меня сегодня, как из фоновой трубы? Или тех чувств, которые он во мне сегодня вызвал? А каких чувств?..

Вот этого я не знала, не понимала и не могла себе ответить на этот вопрос!

— Вы, кажется, снова испугались, — примирительным тоном сказал он. — Ладно, работайте, не буду вам мешать.

Заметив двигавшегося к столику Красельникова, господин Берестов поднялся, слегка наклонил голову прощальным жестом и вернулся на свое место.