Виолетта Лосева - Два Виктора и половинка Антуанетты

Главная героиня была слишком молода для того, чтобы понимать, играли ли ею когда-нибудь как куклой. Она совсем недавно сама играла в куклы, и фразу «я устала от этих игр» произносила скорее кокетливо, чем устало. Если не слушать слова, то ее можно было понять как «давай-давай, продолжаем играть…»

Режиссер понимал, что главная героиня слегка не дотягивает по глубине и наполненности…

Хотя…

На самом деле, она просто виртуозно научилась отгонять от себя неприятные мысли. Главная героиня так долго и так тщательно оттачивала это умение, что, в конце концов, довела его просто до совершенства. Стоило какой-нибудь назойливой неприятной мысли прийти в голову, как главная героиня просто вышвыривала ее за пределы своего сознания, понимая, что мучиться и переживать нужно только в том случае, если можешь что-то изменить.

«Ничего себе! – думали неприятные мысли, – Как это у нее получается? Обычно, нам удается омрачить жизнь даже самого закоренелого оптимиста!»

Главная героиня так старалась усовершенствовать это свое умение, что начала выбрасывать из головы даже те мысли, над которыми стоило бы подумать. Хотя… Вряд ли можно было «думать над мыслями», но ей это удавалось.

– Я об этом просто не думаю, – заявляла главная героиня, когда ей задавали какой-нибудь самый простой вопрос.

И такие мелочи, как игры мужчин, перестали быть для нее проблемой.

Именно поэтому ей трудно было ответить на вопрос режиссера, не устала ли она от чьих-то игр.

Она просто не могла устать от того, что упорно старалась не видеть.

Девиз ее жизни можно было сформулировать так: «Вы хотите играть в игры? Да пожалуйста! Играйте, сколько влезет!» Меня это не касается.

Игры и манипуляции прямо в обморок падали от такой беспринципности.

И как она могла быть актрисой с таким подходом к жизни?

Ну ладно…

– Я устала от этих игр, – вместо того, чтобы отвечать на вопрос режиссера, главная героиня повторила эту фразу еще раз. Теперь она звучала достаточно измученно и достаточно страдальчески.

Режиссеру, который все-таки хотел получить ответ на свой вопрос, пришлось поверить.

– Продолжаем! – хлопнул в ладоши режиссер.

«Ох уж эти мужчины! – подумала будка суфлера, – Они так любят играть в какие-то игры и, при этом, готовы поверить молодой актрисе, которая никогда не берет в голову ничего лишнего…»

– Я устала от этих игр, – проговорила тихо актриса «слегка за 40», накладывая грим для генеральной репетиции, – Нет, вероятно, наоборот. Я устала от того, что в моей жизни слишком мало игры.

Ее поклонник был таким положительным персонажем, что, если бы она не встречалась с ним несколько раз в неделю и не знала лично, то можно было бы подумать, что это абсолютно вымышленный персонаж.

– Тебе не хватает игры на сцене? – спросил он ее несколько дней назад, после того, как она стала жаловаться на скуку. На скуку с ним. На отсутствие флирта. На отсутствие игры. На отсутствие необходимости бежать по морозу в тонких колготках на свидание…

Актриса «слегка за сорок» хотела игры, несмотря ни на что.

– Что я делаю не так? – спросил поклонник.

Виски у него были совсем седыми. Именно такими, как она любила. В отличие от всех слащавых мальчиков, которые кружили вокруг. На сцене и в жизни.

«Ты все делаешь ТАК, – подумала актриса, но не сказала этого вслух, – Дело-то не в том, что ты делаешь, а в том, какой ТЫ».

– Тебя всегда тянуло к плохим мальчикам, – сказала Зи Марфе, когда они, наконец, созвонились, – Удивительно, что вы до сих пор вместе.

– Нельзя быть таким хорошим, – тихо произнесла актриса «слегка за сорок» и посмотрела на своего поклонника так, как только она умела смотреть. На поклонников и не только. – Ты – самый порядочный из всех мужчин, кого я знала когда-нибудь…

– Это мне и мешает в жизни, – сухо заметил он.

«А влюбился в меня, актрису «слегка за сорок», – подумала она, беря его за руку. – Нужно же понимать, что у таких, как я, всегда есть прошлое… Я думала, что мне нужна «тихая гавань» и я нашла ее в твоем лице. Но, как оказалось, думала я неправильно… Разве тебя устроит роль «тихой гавани» в спектакле, где главную роль играю я, актриса «слегка за сорок»?»

– Я терпелив. Я подожду, пока ты поймешь, что именно это и есть самое главное, – сказал поклонник серьезно, – я подожду.

Если бы в этот момент ваза с подаренными розами полетела в стенку, то актриса «слегка за сорок» почувствовала себя более «в своей тарелке». Более привычно, что ли…

Но… Он готов был ждать… Он готов был терпеливо ждать, пока она поймет неизвестно что.

Он готов был ждать.

И она начинала его жалеть.

Она представляла, как он сидит дома, в своем неуютном жилище и вспоминает о ней. Как он вспоминает то время, когда они были вместе. Как он упустил свой шанс быть рядом с ней, прекрасной и удивительной.

Какая тоска охватит его. Как больно ему будет…

И… Как только она начинала его жалеть, думая об их еще не запланированном разрыве, на нее тут же накатывало чувство какой-то щемящей досады, вперемешку с раздражением.

«Так кто кого должен жалеть? – думала актриса «слегка за сорок», – Неужели «тихая гавань» – это чай по вечерам, уютный плед у телевизора, поцелуи в щечку и ласковый секс – совсем иногда?»

– Я не хочу тебя мучать, – говорила она, опять непроизвольно играя какую-то роль.

– Ты меня совсем не мучаешь, – отвечал поклонник.

«Не понимает?» – задавала себе вопрос актриса «слегка за сорок».

Ох уж эти вопросы, заданные самой себе. Они просто издевались над бедной женщиной. Самое забавное, что она могла на них отвечать то, что хотела…

Но, по какой-то странной привычке, старалась отвечать правдиво.

И на этот раз она ответила себе правдиво: «Не хочет игр и манипуляций. Готов закрыть глаза. Разве это плохо?»

«Смирись, – кривлялись вокруг игры и манипуляции, – может, скоро тебе все это уже и не понадобится…»

А сами упорно привлекали внимание своей яркостью и интересностью.

* * *

Аня в полупрозрачном черном пеньюаре со свежесозданным маникюром металась по квартире в поисках каких-нибудь сомнений или иллюзий.

Ну, в крайнем случае, можно было найти какую-нибудь тревогу, беспокойство или страсть.

Ничего не было.

Все было так мирно, спокойно и прозрачно, что просто не за что было зацепиться.

Пробегая мимо зеркала уже в третий раз, она еще раз оглядела себя с ног до головы и даже приостановилась.

«И вот такая загадочная конкретная красота должна сидеть вечером дома и варить суп? Свежий супчик?» – пронеслось в голове в тот момент, когда Аня оглядывала себя с ног до головы.

Она была просто вне себя от собственной прекрасности. Телефонный звонок прозвенел именно в этот момент – когда она выходила из себя.

– Ну, привет, дорогая, – голос был знакомым и волнующим, но не настолько, чтобы «вернуться в себя» сразу же.

Разговор был недолгим.

Конечно, встретимся! Да, немножко соскучилась! Совсем немножко, но тем-не менее… Да неужели? Прихорашиваюсь? Вот еще! С какой стати?

«Вот такие встречи даже для самых пушистых одуванчиков могут закончиться совершенно непредсказуемо», – подумала Анна.

И хотя она, ни в коей мере, ни в своем воображении, ни в глазах тех, кто на нее смотрел, не была пушистым одуванчиком (да и зайчиком – только иногда), мысль о чем-то беззащитном, беззаботном и беспомощном не оставляла ее.

Без защиты. Без помощи. Без заботы…

Или «без забот»?

Странно…

Когда-то она очень-очень ждала этого звонка.

Ждала по-разному.

Сначала – «вот пусть только позвонит!»

Потом – «когда позвонит, я ему все скажу…»

Потом – «если все-таки позвонит…»

И так по кругу… Или по спирали?

Ждала, как ждут первой конфеты после двух недель строгой диеты. Еще немножко нужно потерпеть…

Было время, когда Аня ждала этого звонка, как ждут весны при наличии новых босоножек. Весна-то все равно наступит, нужно только дождаться…

Был период, похожий на ожидание летной погоды в аэропорту где-то на краю света… Может быть, уже вот-вот, а может – через три дня…

И все это, с учетом опыта предыдущих боев, проходило под общим диагнозом – острая недостаточность жизненной нервотрепки…

Сам позвонил. Сам позвал. Сам хочет увидеть.

Выдержала. Дождалась. Полгода терпела.

Почти успела забыть. Шутила над собой. Хныкала. Не могла оторваться от своих мыслей.

Любила другого. Мучала того, другого. Делила себя на кусочки. Не могла освободиться…

– Ну привет, дорогая…

Постарел…Как-то поблек. Хотя, наверное, вообще, выглядел прекрасно. Такой же значительный. Тонкий. Глубокий. Не для толпы.

Эксклюзив. Выигрыш. По меньшей мере, так казалось на вид.

Раньше.

Аня смотрела другими глазами.

– Посидим где-нибудь? – спросил он, беря ее под руку.

– Да, холодновато, – кивнула Аня и ничего не почувствовала. Может, виновато было теплое пальто?

Ну вот ничего не почувствовала.

Ни-че-го!

Не подумала «скорее бы зайти куда-нибудь, чтобы снять пальто и чтобы он увидел мое обалденное платье».

«Кошка подточила коготки и приготовилась к игрищам, – подумала Аня, – а мышка ее в упор не видит».

Не видит. Не боится. Не трепещет от волнения.

Как странно…

«Игра – это не всегда плохо, – думала актриса, – Просто в любой игре должно быть препятствие, которое нужно преодолевать. И победитель… Но, победитель – это не главное. Главное – это препятствие, которое нужно преодолевать. Неужели трудно дать мне это препятствие?»

«Нельзя быть таким хорошим. Сделай так, чтобы я хоть немножко тебя завоевала…, – подумала актриса «слегка за сорок», а вслух попросила его поставить чайник.

– Да, меня всегда тянуло к плохим мальчикам, – подтвердила Марфа слова Зи Гранкиной, – Не буду спорить. Самое смешное, что и ко мне тянулись именно плохие мальчики. Это было ненадолго, но ярко.

– А теперь? – Зи потягивала коктейль через трубочку, стараясь не издавать звуков, и ей это почти удавалось.

Все-таки она была очень элегантной, эта Зи Гранкина. Несмотря на всю свою артистичность.

– А теперь я так рада, когда он целует меня во сне. И ругает, когда я прихожу поздно. Даже бросает трубку. А потом извиняется. Он спрашивает, что я ела на завтрак и заставляет надевать шапку в мороз. И не разрешает мне много курить. Называет меня «мой паровозик»…

– Я даже не думала, что можно радоваться том, что тебе что-то не разрешают, – сказала Зи.

– Я тоже не думала, что мне это может нравиться, – улыбнулась Марфа, – но это так.

Зи Гранкина, которая долго боролась за свою свободу, вдруг поняла, что сейчас не знает, что ей делать с этой своей свободой. И осознала, что есть еще вещи, которые находятся вне ее понимания. «Нужно работать над собой, – подумала своевольная Зи, которая упорно не могла понять, как можно смаковать мысль о том, что тебе что-то не разрешают.

Впрочем, все было понятно. Если смотреть со стороны. Никто никогда не спрашивал Зи, что именно она ела на завтрак. Тем более, не заставлял надевать шапку в морозную погоду. Ну, разве что мама… И то… в средних классах средней школы.

Но Зи, эта сумасшедшая Зи, никогда не могла терпеть что-то среднее. Зи гонялась за крайностями.

Более того, она была твердо убеждена, что именно так и нужно жить.

Твердые убеждения только качали головой.

– Проходит некоторое время, и мы меняемся, – говорили ей твердые убеждения, – Главное – не наделать глупостей, пока время еще не прошло.

– У разных людей время идет с разной скоростью, – подумало время и продолжало идти с разной скоростью у разных людей.

– Подумаешь! – презрительно сказали всякие глупости, – Люди успевают накуролесить даже в самый короткий промежуток. Для этого много времени не нужно. За одну ночь можно стать знаменитым, а можно – потерять свою единственную любовь. Которая предназначалась «на всю жизнь».

– Кто знает обо мне? – заметило предназначение, – Люди тратят годы для того, чтобы меня найти. Хотя я, по определению, есть у каждого.

– Потому и тратят, – откликнулось время, – Много лет уходит у людей на то, чтобы определить, что у них есть «по определению».