Тесса Дэр - Дважды соблазненная

Теперь же, оглядывая комнату как бы глазами Риса, она заметила голые потолочные балки и обшарпанные стены, а также почувствовала удушливый запах торфяного дыма от камина… Увы, все выглядело безнадежно жалким и унылым.

Можно представить, какой посчитают эту комнату титулованные джентльмены! Кого она пытается одурачить?

— Деррил принесет ваши вещи. Попросить его выполнить обязанности камердинера?

— Не стоит, — поспешно ответил Рис, и Мередит показалось, что его передернуло. — Это совершенно необязательно.

— Умывальник в углу, сэр. — Рис молча кивнул, и она добавила: — По утрам мы подаем завтрак внизу. А если вам что-то понадобится, то дайте знать.

— Спасибо. — Рис поднял глаза к потолку. — А эта комната, она…

— Да, сэр, сильно продувается, я знаю. Простите. Ночью я пришлю Деррила — подбросить торфа в огонь. А в сундуке есть еще одно одеяло. Но если станет слишком жарко, то приоткройте окно. — Тут Мередит с ужасом поняла, что трещит как безумная сорока и не может прикусить язык. Помолчав, она добавила: — Конечно, комната довольно бедная по сравнению с теми, к которым вы привыкли, но надеюсь, вы найдете ее не слишком неудобной.

Рис повернулся к ней, улыбаясь, и она вдруг лишилась дара речи.

— Неудобной? — переспросил Рис. — Поверьте, в армии я чаще всего проводил ночи на голой земле. А мои комнаты в Лондоне были почти пусты и невыносимо холодны. Уверяю вас, это лучшая спальня из всех, в которых я ночевал. Уже много лет у меня не было ничего подобного. Истинная роскошь. Сегодня ночью я буду спать очень крепко.

Сердце Мередит радостно подпрыгнуло. Черт побери! Она по-прежнему тоскует по нему! Тосковала с самого детства, и, как видно, ничего не изменилось. Но утром он уезжает…

— Собственно говоря, — беспечно проговорил он, подходя к окну и выглядывая наружу, — я так доволен этой комнатой, что готов расцеловать вас за нее.

О Боже! Вряд ли поцелуй исцелит ее тоску по нему!

А он вдруг резко вскинул голову, словно удивившись собственным словам. Ну еще бы! Такое абсурдное желание! Ведь когда он в последний раз видел ее, то не заметил ничего, кроме костей и веснушек.

Словно в подтверждение ее мыслей, он покачал головой и пробормотал:

— Как странно.

Мередит попыталась рассмеяться, но не смогла. А он подошел к ней совсем близко. Прогрохотал в своих огромных сапогах по старому скрипучему полу, который она, стоя на четвереньках, отдраила песком всего несколько дней назад. Ох, плечи до сих пор болели…

Его темно-карие глаза не отрывались от ее лица, когда он проговорил:

— Мне очень хочется поцеловать вас. — Протянув руку, Рис убрал с ее плеча выбившийся из косы локон и стал медленно накручивать его на палец. — Так что скажешь на это, Мерри Лейн? Покажешь, как нужно приветствовать старого знакомого?

Она могла бы отшутиться или отступить. Теперь-то она знала, как уклоняться от настойчивых мужчин — в таверне это приходилось делать постоянно. На каждого из тех немногих, которых Мередит пускала в свою постель после смерти мужа, приходились десятки отвергнутых. Но всю свою жизнь она мечтала именно об этом мужчине, сейчас смотревшем на нее с тем же желанием, что и все остальные. И говорил он те же слова: «Мне очень хочется поцеловать вас»…

Нет, это уже слишком! Изнемогая от нервного напряжения, она выпалила:

— Вам что-то еще требуется, милорд?

— Нет. — Рис мгновенно отступил и отвернулся, но она успела заметить боль в его глазах. — Нет, больше ничего. Прошу прощения. Не стоило мне это говорить. Больше такого не случится.

Мередит не сдвинулась с места. Рис же вернулся к окну и, не оборачиваясь, пробормотал:

— Вам лучше оставить меня.

Мередит тут же выскользнула за дверь и закрыла ее за собой. Ударив по ручке, прошептала:

— Черт, черт, черт. — Еще никогда она не была так зла на себя! Только что она упустила возможность — единственную, которую судьба ей предоставила, — поцеловать того, кого хотела с тех пор, как поняла, что означало это желание. Мало того, она сделала все, чтобы он неверно понял причину ее отказа. Теперь он считал, что она находила его непривлекательным. Недостойным поцелуя. Но ведь это неправда! Неправда!

Гидеон все еще торчал в баре. Следовало позаботиться о том, чтобы надежно спрятать его фургон в сарае. И еще обслужить завсегдатаев, не потеряв при этом очередной предмет мебели.

А Рис уедет завтра. И больше она никогда не получит такого шанса. А ведь она так много работала ради процветания этих мест. Каждый день, с утра до ночи. Неужели она ничего не заслужила лично для себя?

Мередит решительно постучала в дверь. А когда Рис открыл, быстро проговорила:

— Можете. Можете поцеловать меня. Я не стану возражать.

— Не станете?

— Нет.

Он взял ее за подбородок и приподнял лицо. И только тогда она сообразила, что адресовала свои слова пуговице на его плаще.

Рис погладил большим пальцем ее щеку, и она прикрыла глаза. Он повторил ласку, и все тело ее словно запело.

Не в силах выдержать предвкушения, она открыла глаза.

Но он не поцеловал ее.

— Спасибо вам за это, — прошептал он, снова погладив кончиком пальца уголок ее губ. — Доброй ночи, миссис Мэддокс. — Рис подтолкнул ее к порогу, потом закрыл за ней дверь.

Если бы только камень мог гореть…

В сером предрассветном свете Рис стоял перед руинами Нетермур-Холла. Он не знал, чего ожидать после столь долгого отсутствия. Воображал, что найдет лишь шрам на пустоши — все еще курящуюся груду бревен и известняка. Но эти надежды не сбылись. Потому что только потолочные балки, полы и переходы были деревянные. Все остальное — камень. И черт побери, камень не горит!

Впрочем, большая часть когда-то величественного здания исчезла в дартмурском тумане — вне всякого сомнения, все это растащили для новых построек. И повсюду встречались аккуратные кучки камней — то угол комнаты, то арочный вход, ведущий в никуда. Четырнадцать безжалостных зим превратили горки сажи в пирамидки, казавшиеся такими же твердыми, как гранитные вершины, поднимавшиеся среди бесконечных просторов пустошей.

Время и дождь могли стереть с лица земли многие постройки, а пожары — уничтожить заросли вереска. Но Нетермур-Холл никогда не исчезнет полностью, потому что был выстроен из камня, а камни — вечны.

Отвернувшись от руин, Рис пошел туда, где некогда стояли конюшни. От них почти ничего не осталось, если не считать низкого каменного бордюра, отмечавшего линию фундамента.

Тут все заросло мхом и осокой. Рис поддел носком сапога почерневший обломок металла. Возможно, часть узды. Или мундштук.

Холодный озноб пробежал у него по спине.

Конь Риса жалобно заржал — ему тоже не нравилось это место. А может, стоило больше верить сказкам Деррила? Хотя… возможно, это запах горящей конской плоти до сих пор висел в воздухе. Или, может быть, чуткие уши животного слышали отзвуки воплей погибавших собратьев…

При этой мысли Рис содрогнулся. За годы пребывания вдали от Нетермура он слышал предсмертные крики многих созданий — и людей, и животных. Но самыми ужасающими и мучительными были звуки, которые он слышал именно здесь — треск и шипение пламени и панические вопли пойманных в огненный капкан лошадей.

Деррил Тьюкс оказался прав. Ему, Рису, следовало бы погибнуть четырнадцать лет назад вместе с этими животными. С тех пор он каждый день искал смерти. Но оказался человеческим подобием проклятого камня — твердым и нерушимым. В юности он выдерживал ежедневные избиения и бесчисленные школьные драки, а потом — жестокие сражения. Но он выжил, пережил все испытания.

И вот он снова здесь. Стоит перед адской грудой камней и несчастий, которые унаследовал.

Если бы только камень мог гореть…

Во рту разлился вкус желчи, и он повернул голову, намереваясь сплюнуть, но вместо этого неожиданно согнулся от приступа рвоты. Черт бы все побрал!.. Одиннадцать лет в пехоте, но никогда он не блевал в те годы.

«Встань!» — приказал внутренний голос, холодный и властный, который никогда не молчал, даже в самую оглушительную канонаду. И не важно, чем наносился удар — кулаком или штыком, — Рис всегда ухитрялся встать, всегда был готов к новым испытаниям.

«Вставай, вставай, жалкий кусок дерьма!»

Рис встал. Медленно повернулся.

И ушел, не оглядываясь.

Он едва не поддался искушению отправиться прямиком в Лидфорд, оставив позади Бакли-ин-зе-Мур. Но он должен был вернуться в деревню, ведь его вещи остались в гостинице. К тому же конь не накормлен. Да и сам он не завтракал.

Но главное — ему хотелось снова увидеть Мередит.

Следовало извиниться перед ней за дерзкое предложение прошлой ночью. Только Мерри — единственная в деревне — поприветствовала его, но это еще не означало, что она должна была прыгнуть к нему в постель.

И вообще, что это на него нашло? Неужели он охмелел от ее робких взглядов? Нет-нет, он просто хотел подобраться поближе к ней, прижать к себе и понять, пахнут ли ее волосы так же чудесно, как выглядят. А потом — уснуть. Уснуть и забыться, вместо того чтобы всю ночь ворочаться с боку на бок.

Она, естественно, отказала ему. Как и полагалось. Но потом нашла в себе достаточно великодушия, чтобы постучать в дверь и отпустить ему грехи. Хотя у нее не хватило смелости взглянуть ему в лицо. А он все же не смог не прикоснуться к ней.

Боже, какая радость — гладить ее кожу, свежую и гладкую, как обратная сторона листочка.

Увы, один взгляд в зеркало над умывальником показал всю степень его сумасшествия. Урод. Жалкое подобие мужчины. Что может такая женщина хотеть от подобного типа? Если не считать денег, разумеется.

Да, конечно, она не из тех, кто берет звонкую монету за свою благосклонность. И он очень не хотел, чтобы она подумала, будто он один из тех, кто платит продажным женщинам. Больше он этого не сделает.

Ясно, что она заслуживала его извинений. Он не особенно умеет умасливать оскорбленных женщин, но сделает все, что сможет. Вежливо поздоровается, поблагодарит за гостеприимство. И заплатит втрое больше того, что должен. Только тогда он уедет из деревни и больше не побеспокоит Мередит.

Конь осторожно брел по узкой утоптанной дорожке. Этот маршрут вел не прямиком в деревню, но был самым безопасным, о чем свидетельствовали дорожные вехи в виде каменных крестов, поставленных монахами много веков назад. Человек, сбившийся с такой тропы, рисковал попасть в болото и оказаться по пояс в мокром торфе и в грязи. Ребенком Рис знал местный ландшафт лучше, чем азбуку, но сейчас не доверял своей памяти и боялся потерять коня.

К тому времени как он спустился в долину, где располагалась деревня, уже полностью рассвело. Солнечный свет загнал туман в темные щели и углы. На фоне суровой местной природы эта долина казалась настоящим раем. Уже много веков здесь протекала быстрая речка. Кроме того, окружающие деревню холмы давали защиту от безжалостных дартмурских ветров. В деревне даже росло несколько десятков деревьев с относительно прямыми стволами — редкое явление на продуваемых ветрами пустошах.

Когда Рис оказался на большой дороге, въехал на площадь и огляделся, то увидел, что здесь почти ничего не изменилось. Ни одного нового строения. Только полуразрушенные заброшенные дома. Как и говорила Мередит, деревня после отъезда Эшуортов отнюдь не процветала.

Он почувствовал угрызения совести, но все же продолжал путь к гостинице. Как большинство строений в деревне, она стояла на каменном фундаменте. Но стены были слеплены из смеси глины и соломы. Сланцевые плиты, из которых была сделана крыша, считались более прочными, чем черепица. Покрытый свежей побелкой и сверкающий зелеными ставнями, этот дом был самым прочным и большим строением в деревушке. Даже в столь ранний час во дворе было полно людей. Ясно, что «Три гончие» не только географический центр деревни, но также центр общественный и торговый. И маленькая Мерри Лейн со всем этим управлялась. Поразительно!

Рис спешился и повел жеребца к конюшне. Ему навстречу поднялась скорченная фигура, опиравшаяся на костыль.

— Лорд Эшуорт, клянусь Богом! Мерри говорила, что вы вернулись, но я с трудом поверил!

Опираясь на костыль, старик другой рукой коснулся полей шляпы, из-под которой виднелась прядь серебряных волос.

— Мистер Лейн?! — воскликнул Рис. — Как… Как я рад вас видеть!

На самом деле у него сжималось сердце при виде Джорджа Лейна. Каким же он стал старым… В памяти Риса он оставался крепким цветущим мужчиной, прекрасным наездником и знатоком лошадей. В юности конюшни Нетермура служили убежищем для Риса, и Лейн был всегда очень добр к нему. Когда в ту ночь в конюшне начался пожар, именно Джордж Лейн вытащил бесчувственного Риса из пламени. Убедившись, что юноша в безопасности, конюх попытался спасти лошадей, и отчасти ему это удалось, но, увы, большая часть животных погибла, а ему самому на ногу свалилась горящая балка.