Барбара Картленд - Дважды венчанные

1821

Было уже одиннадцать часов, когда маркиз Волстоук явился на заседание совета директоров.

— Опаздываете!.. — пожурил его сэр Хьюберт Брайан, сидевший во главе стола.

— Сожалею… — вздохнул маркиз. — Засиделся на вечере у герцогини до двух часов ночи.

— Ну и как, вечер удался? — полюбопытствовал сэр Хьюберт.

— О да! — ответил маркиз, занимая свое место за столом.

Этот красивый шестидесятилетний мужчина держался с достоинством истинного аристократа.

Лет десять назад ему только и оставалось что гордиться своим происхождением, так как дела его пришли в упадок, хоть и не совсем по его вине.

После войны с Наполеоном многие землевладельцы оказались в крайне бедственном положении.

Хозяйство было заброшено, сельские дома стояли с прохудившимися крышами, парки, цветники и живые изгороди дичали без ухода, почти все работники-мужчины находились где-то в Испании и Португалии на полях сражений.

Однако маркизу все-таки улыбнулось счастье: он подружился с сэром Хьюбертом Брайаном, крупнейшим предпринимателем в стране.

Он начал свою карьеру в Ливерпуле помощником судовладельца-миллионера. Хьюберт Брайан, или как называли его недоброжелатели и враги — Хью Бриен, сам проложил себе путь наверх упорным, каторжным трудом.

Уже в двадцать пять лет он стал довольно состоятельным человеком, приобрел импозантность, как бы давая понять окружающим, что знает себе цену.

Однажды совершенно случайно он встретил дочь герцога Дорсета.

Это произошло на ленче, организованном Ливерпульским обществом, куда герцога пригласили в качестве почетного гостя.

Впервые в жизни Хьюберт Брайан влюбился.

При иных обстоятельствах герцог не обратил бы на него внимания: стоит ли заводить знакомство с человеком, не имеющим никакого веса в обществе? Но как раз в этот период, который можно было назвать полосой невезения, герцог изыскивай возможности поправить свое финансовое положение, поскольку доходы катастрофически уменьшались, а крупные капиталовложения не приносили прибыли.

Все его начинания терпели крах и, он пришел к выводу, что именно судоходство могло бы оказаться наиболее выгодным делом. Это и побудило его пригласить Хьюберта Брайана в свое загородное поместье, расположенное примерно в десяти милях от Ливерпуля.

Так началось их общение, которое, естественно, не должно было выходить за рамки сугубо деловых отношений.

Когда же этот ливерпульский судовладелишко, коего герцог осчастливил своим покровительством, вздумал жениться на его дочери, ошеломленный покровитель в порыве гнева тут же запретил молодым людям встречаться.

Однако его дочь, леди Элизабет, не сочла нужным подчиниться отцовскому запрету и продолжала тайно встречаться с Хьюбертом Брайаном, который, между прочим, к тому времени уже успел приобрести известность в деловых кругах.

Герцог, узнав об этих встречах — ведь не секрет, всегда найдутся доброхоты, готовые сообщить плохие новости, — пришел в неистовство; он осыпал Брайана грозными проклятиями и непристойными оскорблениями.

Выслушав герцога, молодой человек степенно и подробно изложил, как обстоят у него дела и что он имеет за душой.

Герцог был потрясен.

Он и представить себе не мог, что в таком возрасте можно стать обладателем столь огромного состояния, к тому же нажитого собственными стараниями.

Кроме того, Хьюберт Брайан поведал герцогу и о своих планах на будущее, причем был до такой степени доказателен, что герцог, несмотря на свою предубежденность, поверил в их успешное осуществление.

Все закончилось очень просто — герцог дал согласие на брак.

Шло время, и, наслаждаясь благами, доступными благодаря состоянию зятя, греясь в лучах его славы, он позабыл, как когда-то, узнав о намерениях своей дочери и Хьюберта Брайана, был настолько глуп, что пытался препятствовать их браку.

Что касается самой леди Элизабет, то никто за эти годы не усомнился в ее абсолютном благополучии.

К сожалению, после рождения первого ребенка она не могла больше иметь детей, и это было единственное, что омрачало их супружеское счастье.

Внучка герцога, Тереза, поражала красотой с самого своего рождения.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного.

Ее отец отличался чрезвычайной привлекательностью, а мать считалась неоспоримой красавицей — недаром какое-то время герцог уверял себя, будто его дочь достойна выйти замуж по меньшей мере за особу королевской крови.

Во многом благодаря стараниям герцога его зятю пожаловали рыцарское звание за вклад в развитие Ливерпупя.

И это было справедливо, так как, Хьюберт Брайан действительно не скупился ради процветания своего города.

А между тем его состояние все росло, удваиваясь, а то и утраиваясь год от года.

Смерть жены стана дня сэра Хьюберта ударом, который мог уничтожить его, будь он слабее духом.

Ни разу за все шестнадцать лет их брака Брайан даже не посмотрен на других женщин. До самого последнего дня они оставались юными влюбленными.

Чтобы заглушить невыносимую боль потери, Хьюберт стал работать еще упорнее, чем когда-либо прежде.

Его торговая флотилия продолжала расширяться одновременно с ростом его доходов.

Потом из жизни Хьюберта Брайана ушел герцог, и его место занял другой аристократ, с которым сам герцог его и познакомил.

Это был маркиз Волстоук.

Хьюберт не переставал поражаться изысканности и благородству этого человека, его безупречным манерам. Он был одинаково вежлив и с принцем крови, и с подметальщиком улиц.

Никто не мог сказать о нем дурного слова. Но и на его благосостояние война оказала губительное действие.

Без особого успеха пытался маркиз уберечь от разорения и упадка свое родовое имение и дворец, принадлежавшие Волстоукам в течение нескольких веков.

Ему пришлось уволить большую часть слуг и тех, кто работал на него в поместье.

Чтобы обеспечить их пенсионным содержанием, он решил продать одну из своих лучших картин, а также серебро, приобретенное его предками еще в годы правления королевы Анны.

Именно серебро и свело его с сэром Хьюбертом Брайаном.

Накануне аукциона оно так расхваливалось в газетах, что сэр Хыоберт счел его достойным пополнением своей коллекции, тем более ему давно хотелось иметь нечто подобное.

Жена научила его ценить старинные вещи.

По ее настоянию они приобрели замечательный дом и поместье площадью в пять тысяч акров.

Леди Элизабет обставила дом с тем совершенным вкусом, который унаследовала от своего отца.

Она убедила мужа покупать картины великих мастеров.

По ее инициативе он стал коллекционировать тончайший фарфор и многое другое, что украшало их дом.

Ни с чем подобным ему дотоле не приходилось иметь дело, но сэр Хьюберт любил свою жену, к тому же, будучи весьма прозорливым, он скоро оценил все достоинства и преимущества человека, обладающего чувством прекрасного.

Леди Элизабет и сэр Хъюберт стали посещать аукционы.

Время от времени распродажи проходили в частных домах, а иногда ив торговых залах Кристи, открывшихся в Лондоне.

Когда Хьюберт приносил домой то, что нравилось жене, у него появлялось ощущение трепетного восторга, чего он не испытывал никогда прежде.

Элизабет теперь не было с ним, но он продолжал наполнять сокровищами их дом в поместье.

Кроме того, он купил дом в Лондоне для Терезы.

Ему казалось, что, когда она вырастет и завершит образование, ей будет необходима обстановка, достойная ее красоты, как необходима безукоризненная рама для прекрасной картины.

Узнав, что дом маркиза Волстоука находится на расстоянии всего одного конного перехода от Ливерпуля, сэр Хьюберт отправился к нему еще до начала аукциона, дабы лично осмотреть выставляемое на продажу фамильное серебро.

Он прибыл в самом роскошном экипаже, как бы желая с первой минуты продемонстрировать свою значимость.

Но вместо того чтобы отвести его в зал, где было разложено серебро, слуги препроводили его в библиотеку.

Там у камина сидел, углубившись в книгу, маркиз.

Сказать, что он произвел на сэра Хьюберта впечатление, значит не сказать ничего.

Хьюберт Брайан понял — перед ним человек, которому он хотел бы подражать во всем.

Человек этот представлял собою нечто столь же ценное и уникальное, как и любой предмет из его коллекции, которую он намеревался продать.

Но и маркизу понравился сэр Хьюберт, и они беседовали на равных. Конечно же, маркиз немало слышал о своем госте.

При этом он восхищался и тем, как сэр Хьюберт блестяще реализовал свои выдающиеся способности, поднимаясь на вершину социальной лестницы, и тем, что он способствовал процветанию Ливерпуля, и тем, что суда под флагом его флотилии были известны всей стране.

Джентльмены проговорили почти два часа.

А когда расстались, оба уже знали, что каким-то непостижимым образом в жизни того и другого перевернута новая страница.

Аукцион был отменен.

Хьюберт Брайан скупил все выставленное на продажу.

Однако себе он оставил лишь серебро, все же остальное вернулось к маркизу.

— Все это корнями проросло здесь, — сказал он, окидывая взглядом дворец, — и вы не можете лишать того, кто унаследует этот великолепный дом, принадлежащих ему сокровищ. Дворец должен вновь стать таким же великолепным, каким он был в самом начале.

Маркиз был глубоко тронут словами сэра Хьюберта.

Более того — он понял, что для такого человека, как Хьюберт Брайан подобный шаг является не просто стремлением к благотворительности — скорее желанием сделать что-либо для следующих поколений.

Таким образом, сэр Хьюберт нашел для себя новый интерес в жизни, помимо увеличения собственных капиталов. Он проследил за судьбой картин, ранее проданных маркизом, и выкупил их у новых хозяев.

Маркиз, к сожалению, успел продать и часть резной, с позолотой мебели эпохи правления Карла Второго.

На поиски ее нового местонахождения ушло шесть месяцев, прежде чем удалось вернуть ее обратно.

Сэру Хьюберту не меньше, нежели самому маркизу, доставляло удовольствие наблюдать, как подобно розе вновь расцветает дом.

Все возвращалось на свои законные места.

Сэр Хьюберт познакомился и с наследником маркиза — сыном его единственной сестры, которая вышла замуж за графа Лэнбоурна и жила на юге страны.

Они часто виделись, бывая в Лондоне, и маркиз испытал ужасное потрясение, когда карета, в которой ехали супруги Лэнбоурны, перевернулась и оба погибли.

Единственный ребенок Лэнбоурнов был крещен Эдуардом, но все звали его просто Гарри.

Маркиз решил, что юноша, которому тогда едва исполнилось семнадцать, должен жить с ним и в Ливерпуле, и в Лондоне.

Когда он сказал об этом сэру Хьюберту, тот воскликнул:

— Превосходно — вот все, что я могу ответить! Он счастливейший молодой человек! Ведь ваше родовое поместье уже слывет одним из красивейших уголков графства, а к тому времени как мы завершим работу, ему не будет равных во всей Англии.

Маркиз рассмеялся.

— Я только надеюсь, что Гарри оценит наши хлопоты и заботу о нем.

— Уверен — оценит, — заявил сэр Хьюберт, — так же, как Тереза приходит в восторг при виде моих новых приобретений для ее дома. Совсем как ее мать…

Он помолчал немного и, словно спохватившись, промолвил:

— Чуть было не забыл — хочется знать ваше мнение о картине, которую я намерен повесить над камином в гостиной на Беркли-сквер.

— Вам удалось найти картину, которая впишется в этот интерьер? — заинтересовался маркиз.

— Думаю, да, — кивнул сэр Хьюберт. — Однако, когда речь заходит о картинах, я всегда, как вы знаете, склоняю голову перед вашим суждением.

Маркиз улыбнулся.

Ему доставляло удовольствие слышать подобные комплименты от друга, который действительно высоко ценил его мнение.

Чем лучше маркиз узнавал сэра Хьюберта, тем больше восхищался его способностью скрупулезно вникать во все за что бы ни взялся.

Его яркий ум проявлялся не только в финансовых вопросах.

По мнению маркиза, он обладал не меньшим интеллектом, чем большинство государственных мужей, входивших в правительство.

К тому же он не считал для себя зазорным учиться и без всякого уничижения перенимать у маркиза многое из того, что отличало истинного джентльмена в подлинном значении этого слова.

— Давайте посмотрим картину сегодня во второй половине дня, тем более что у нас уже была назначена встреча на сегодняшнее утро!

— Да, вы правы, — кивнул сэр Хьюберт. — Через полчаса все начнут собираться, но я хотел бы поговорить с вами наедине.

Маркиз вопросительно взглянул на него.

— Возможно, я опоздал, — продолжал сэр Хьюберт, — но тем не менее я здесь, чтобы…