Воцарилось тягостное молчание, словно огромная зияющая пропасть, угрожающая ее рассудку. И тут карета вдруг остановилась.

Несколько бесконечно долгих мгновений герцог сидел как каменное изваяние. Наконец распахнул дверцу и отчетливо проговорил:

— Выходите из кареты. — Он сказал это по-итальянски.

Что ж, прекрасно. И она вовсе не собирается извиняться. Особенно после всех тех ужасных слов, что он ей наговорил. А если он намерен вышвырнуть ее из кареты, то так тому и быть. Она пойдет домой пешком. С гордо поднятой головой. Возможно, кто-нибудь сможет указать ей правильное направление.

Джулиана поспешно выбралась из экипажа и повернулась, ожидая, что дверца за ней захлопнется. Но герцог вдруг вышел вслед за ней и, не обращая на нее внимания, стал подниматься по ступенькам дома. Парадная дверь открылась еще до того, как он ступил на верхнюю ступеньку. Когда же он вошел в ярко освещенный холл, навстречу ему радостно выбежал огромный пес.

«Ну вот… А еще говорят, что животные чувствуют зло», — подумала Джулиана и усмехнулась при этой мысли. Внезапно герцог повернулся к ней и сказал:

— Заходите же, мисс Фиори. Не испытывайте мое терпение.

Джулиана хотела ответить, но герцог уже исчез из виду. И она, избрав путь наименьшего сопротивления, вошла в дом. Дверь за ней закрылась, и слуга поспешил следом за своим хозяином. Джулиана же, задержавшись в ярко освещенном холле, разглядывала мраморный пол и зеркала на стенах, благодаря которым и без того просторный холл казался просто огромным. Тут было с полдюжины дверей, ведущих в разные стороны, а также длинный узкий коридор, который уходил в глубь дома.

Пес сидел у подножия широкой лестницы, ведущей на верхние этажи особняка, и под безмолвным собачьим взглядом Джулиана вдруг со смущением и неловкостью осознала тот факт, что находится в доме мужчины.

Без сопровождения.

Если не считать собаки.

Которая, как уже обнаружилось, плохо разбиралась в людях.

Калли бы такого не одобрила. Невестка особо предупреждала ее, чтобы избегала подобных ситуаций. Она боялась, что мужчины могут воспользоваться неопытностью юной итальянки, плохо разбирающейся в правилах и моральных нормах высшего британского света.

— Я отправил записку Ралстону, чтобы приехал и забрал вас. Вы можете подождать в…

Джулиана вскинула глаза, когда герцог вдруг замолчал, ей показалось, что он задумался о чем-то неприятном.

— Так где же? — спросила она.

А он быстро приблизился к ней и пробормотал:

— Боже милостивый… Что с вами произошло? Кто-то напал на вас?

Через несколько минут — они уже находились в кабинете герцога — он плеснул на два пальца скотча в хрустальный стакан и протянул его девушке. Но она покачала головой:

— Нет, благодарю.

— Вам надо выпить. Увидите, это успокаивает.

— Меня не нужно успокаивать, ваша светлость.

Лейтон взглянул на нее, прищурившись.

— Вы отрицаете, что кто-то напал на вас?

Джулиана небрежно пожала плечиком, по-прежнему оставаясь спокойной. Ну что тут скажешь? Ведь что бы она ни сказала, сказанное обернется против нее. Лейтон тут же заявит своим не терпящим возражений надменным тоном, что если бы она была настоящей леди, если бы больше заботилась о своей репутации, если бы вела себя как англичанка, а не как итальянка, то ничего этого не случилось бы. Так он говорил ей с той самой минуты, как узнал, кто она такая.

— А какое это имеет значение? Ведь вы, ваша светлость, решите, что я подстроила все это, чтобы поймать в свои сети мужа. Или скажете еще что-нибудь столь же нелепое.

Она намеревалась этими словами поставить его на место, но не вышло. Герцог окинул ее долгим холодным взглядом — ее лицо, руки, покрытые царапинами, а также испорченное платье, разорванное в двух местах, — и ей показалось, что он презрительно усмехнулся. Не удержавшись, Джулиана добавила:

— Похоже, я в очередной раз доказала, что недостойна вашего общества, не так ли?

Она прикусила язык, пожалев, что эти слова вырвались у нее. А он тихо сказал:

— Я этого не говорил. — Тут в полуоткрытую дверь кабинета кто-то постучал, и герцог рявкнул: — В чем дело?!

— Я принес то, что вы просили, ваша светлость.

Слуга прошаркал в комнату с подносом, нагруженным небольшим тазиком, бинтами и какими-то баночками. Поставив свою ношу на ближайший стол, он низко поклонился.

— Это все, — процедил Лейтон.

Слуга снова поклонился и вышел. Герцог же направился к подносу и, взяв полотенце, обмакнул один его край в воду в тазу.

— Вы не поблагодарили его, — заметила девушка.

Герцог взглянул на нее с удивлением.

— Сегодняшний вечер не настроил меня на благодарственный лад.

Услышав в этих словах обвинение, Джулиана проговорила:

— Тем не менее он оказал вам услугу. — Она помолчала для пущего эффекта. — Не поблагодарить его — очень с вашей стороны… невоспитательно.

Прошла секунда-другая, прежде чем герцог понял, что она имела в виду.

— Невоспитанно? Вы это хотели сказать?

Она взмахнула рукой.

— Ну… все равно. Другой человек поблагодарил бы.

Лейтон направился к ней.

— Вы имели в виду — лучший человек?

Джулиана распахнула глаза, изобразив невинность.

— Нет, Боже сохрани! Вы же герцог, в конце концов. Конечно же, лучше вас нет никого.

Эти ее слова были прямым выпадом, и после всех тех ужасных слов, которые он наговорил ей в карете, совершенно обоснованным.

— Другая женщина сообразила бы, что она у меня в долгу, и была бы осторожнее в своих речах.

— Вы имели в виду — лучшая женщина?

Он не ответил. Сев напротив нее, сказал:

— Дайте ваши руки.

Джулиана нахмурилась, прижав руки к груди.

— Зачем?

— Они у вас ободраны и кровоточат. Их нужно промыть.

Она не хотела, чтобы он дотрагивался до нее. Не доверяла себе.

— С ними все в порядке.

— Значит, то, что говорят про итальянцев, правда, — проворчал Лейтон.

В этих словах ей почудилось оскорбление, и она буркнула:

— О том, что вы никак не желаете признавать свое поражение.

— Черта характера, которая очень неплохо послужила Цезарю.

— И как же поживает нынче Римская империя?

От этого его тона превосходства у нее возникло желание закричать, обозвать его на своем родном языке.

Они молча уставились друг на друга. Наконец герцог проговорил:

— Ваш брат будет здесь с минуты на минуту, мисс Фиори. И он будет изрядно зол и без того, так что ему лучше не видеть ваши окровавленные руки.

Джулиана со вздохом кивнула. Герцог был прав, разумеется.

— Будет больно, — сказал он. И тут же провел большим пальцем по ее ладони, покрытой коркой запекшейся крови.

При его прикосновении девушка невольно вздрогнула, и герцог вскинул на нее глаза.

— Прошу прощения, мисс Фиори.

Джулиана не ответила — притворилась, что внимательно разглядывает другую руку. Она не собиралась признаваться, что вздрогнула вовсе не от боли.

Конечно же, она ожидала этой своей реакции. Такое происходило с ней всякий раз, как она видела его. Она вздрагивала от отвращения — от чего же еще? Немыслимо даже допустить, что это могло быть что-то другое.

Пытаясь воспринимать происходящее бесстрастно, Джулиана посмотрела на их соприкасавшиеся руки. И тут же в комнате вдруг стало теплее. Как завороженная следила она за длинными пальцами герцога. Когда же подняла глаза, то обнаружила, что он уставился на ужасного вида синяк на ее запястье.

— Вы скажете мне, кто сделал это с вами.

В его словах была холодная уверенность, что она исполнит его приказ. Но Джулиана была не настолько глупа, чтобы так поступить. Она знала: этот мужчина не рыцарь, а дракон.

— Ваша светлость, а каково это — верить, что все остальные люди существуют лишь для того, чтобы вам подчиняться?

Он помрачнел и тихо сказал:

— Говорите же, мисс Фиори.

— Ничего я вам не скажу.

В этот момент герцог провел по ее ободранной ладони мокрым полотенцем, и на сей раз действительно стало больно. Не сдержавшись, Джулиана прошипела грубое итальянское ругательство.

Не прерывая своих манипуляций, Лейтон заметил:

— Не знал, что эти два животных могут делать такое вместе.

— С вашей стороны невежливо слушать.

Золотистые брови герцога приподнялись.

— Довольно трудно вас не услышать, когда вы всего в нескольких дюймах от меня ругаетесь как сапожник.

— Леди не ругаются.

— Похоже, к итальянкам это не относится. Они-то ругаются, да еще как. Особенно в тех случаях, когда подвергаются медицинским процедурам.

Джулиана поборола желание улыбнуться. И тут же сказала себе: «Он вовсе не забавный. Ну нисколечко».

Лейтон опустил голову и, сосредоточившись на своем деле, ополоснул полотенце в тазике с чистой водой. Джулиана вздрогнула, когда холодная ткань вновь прикоснулась к ее ободранной ладони, и герцог секунду помедлил, прежде чем продолжить.

Это его секундное колебание заинтриговало девушку. Ведь она точно знала: Лейтон вовсе не отличался сочувствием, напротив, был известен своим надменным равнодушием. И вообще, как мог он опуститься до такой лакейской работы, как смывание грязи и крови с ее рук?

— Зачем вы это делаете? — спросила она, когда холодное полотенце вновь обожгло кожу.

Он не приостановил свое занятие.

— Я же вам сказал: с вашим братом и без того нелегко будет иметь дело. А тут вы еще истекаете кровью…

— Нет-нет. — Она покачала головой. — Я спросила, почему вы делаете это сами. Разве у вас нет целой армии слуг, которые только и ждут, чтобы выполнить такую неприятную работу?

— Есть, конечно. Но слуги много болтают, мисс Фиори, а я бы предпочел, чтобы поменьше людей знали о том, что вы здесь одна в такой час.

Она для него беспокойство, неприятность, вот и все.

После довольно долгого молчания он встретился с ней взглядом.

— Вы со мной согласны?

— Ну, я просто… Я просто поражена, что человек вашего положения держит слуг, которые сплетничают. Трудно поверить, что вы бы не нашли способ лишить их всякого желания болтать.

Лейтон поморщился и проворчал:

— Даже когда я помогаю вам, вы ищете повод уколоть меня.

— Простите меня, если я не верю в вашу добрую волю, ваша светлость.

Лейтон поджал губы и принялся промывать ее другую руку; при этом все его движения были осторожными, но уверенными, а черты лица, как всегда, оставались строгими и неподвижными — точно у одной из многочисленных мраморных статуй в саду ее брата.

И вновь ее затопило знакомое желание, приходившее всякий раз, когда он находился рядом. Ей ужасно захотелось сорвать с него эту маску и увидеть, что же прячется за ней. Впрочем, она уже дважды мельком видела его без нее. А потом он обнаружил, что она сводная сестра одного из известных лондонских повес, дочь падшей маркизы и ее итальянского мужа, выросшая вдали от Лондона и от английских традиций и правил. То есть она была полной противоположностью ему, герцогу Лейтону.

Тут он наконец проговорил:

— Мое единственное желание — доставить вас домой в целости и сохранности. И чтобы никто, кроме вашего брата, не узнал о вашем маленьком приключении этим вечером.

Бросив полотенце в тазик с теперь уже розовой от крови водой, герцог взял с подноса одну из маленьких баночек. Открыв ее, он вновь потянулся к рукам девушки.

И на сей раз она протянула ему руки без колебаний. Однако спросила:

— Не ждете же вы в самом деле, что я поверю, будто вас заботит моя репутация?

Лейтон окунул кончик пальца в баночку и сосредоточился на ее ранах, распределяя мазь по коже. Лекарство оставляло приятную прохладу, отчего возникала необоримая иллюзия, что его прикосновения — предвестники редкостного удовольствия. Но, увы, это было не так, совсем не так.

Джулиана тихонько вздохнула и тут же, разозлившись на себя из-за этого вздоха, резко высвободила руку. Герцог же пробормотал:

— Нет, мисс Фиори. Я забочусь не о вашей репутации.

Кто бы сомневался!

— Я забочусь о своей, — добавил он, помолчав.

Джулиана сделала глубокий вдох, приготовившись к следующей словесной битве, но тут от двери прозвучал голос ее брата:

— Если ты сию же секунду не уберешь свои руки от моей сестры, Лейтон, твоя драгоценная репутация будет последней из твоих проблем.

Глава 2

Не без причины юбки длинны, а шнуровки на ботинках сложны. Утонченная леди не показывает ног. Никогда.