Смирившись с необходимостью следующего шага, Степан подал в суд на раздел квартиры. В ответ Надежда открыла боевые действия по всем фронтам, позвонив после того как получила повестку в суд и предупредив официальным тоном, что бывший муж не получит ничего – ни денег, ни жилплощади, ни своих вещей, оставленных в квартире!

На заседание суда она традиционно не явилась. На следующее Надежду доставили судебные приставы. Степан выиграл дело и получил судебное постановление о разделе квартиры, ничего большего ему и не требовалось.

Но ее адвокат подал апелляцию и каким-то образом выиграл отмену предыдущего судебного решения.

Степан завелся не на шутку!

И стал собирать какие только можно справки и документы. Вернее, делал это не он, а новоявленный муж сестрицы, Юрий, юрист по образованию и начинающий адвокат по профессии, – у Степана на все эти телодвижения по конторам и чиновникам не имелось никакого времени.

Юра подал в суд по новому исковому заявлению – на раздел всего имущества.

И началось!!

Надя привычно проигнорировала приглашение в суд и нанесла ответные удары.

На работу Больших посыпались анонимки и кляузы всякого рода, звонки начальству, обвинительные заявления от якобы пострадавших в прошлом из-за его врачебной деятельности пациентов, обличительные статьи в прессе о продажной медицине с упоминанием фамилии Больших.

Начались разборки, на время которых Степана отстранили от работы, предоставив ему возможность другого времяпрепровождения. А именно: хождение по кабинетам, написание всевозможных объяснительных и докладных записок, поиск тех самых мнимых пациентов, бесчисленные визиты на ковер пред суровые очи бушующего начальства.

Но на этом Надежда не остановилась. Для полного набора ощущений она наняла братков, чтобы поучить бывшего мужа уму-разуму, «посоветовав» ему отступиться.

Встреча с представителями криминальных структур произошла поздно ночью, когда Степан возвращался после затянувшегося тяжелого дежурства, к которым к тому времени как раз его снова допустили.

Братки его заждались, подмерзли немного на ноябрьской-то стуже, обрадовались появившемуся объекту, как родному – переживали, видать, не случилось ли с ним чего по дороге, и без долгих предисловий начали знакомство с предъяв:

– Ты, козлина, на… твоя баба сказала… чтобы не рыпался, на… заяву свою, на…

На этом разборки закончились, толком не начавшись и не перейдя к рукоприкладной составляющей, согласно протоколу проведения таких мероприятий. Так как один из трех ярких представителей профессии узнал Степана, несколько лет назад вытащившего его с того света.

– Да ладно, Степан Сергеич, – мялся от неловкости братишка, – мы того, скажем, что отоварили вас, как положено… И вы, того, не сдавайте, тоже скажите…

– Скажу, – пообещал Больших, старательно сдерживая смех. – Желудок как? Не болит?

– Не-е, – расплылся в довольной улыбке хлопчик, – как вы залатали, так все в полном поряде!

– Водку не пей и пиво! – напомнил Степан по привычке.

– Да не, я терь того, коньяк глушу!

Получилось, как в том старом анекдоте застойных времен.

Когда два хулигана остановили в темном переходе двух субтильных юношей и потребовали денег.

– Да нет у нас денег!

– Федя, – приказал старший подельнику, – проверь!

Федя проверил – действительно нет.

– Тогда раздевайтесь: шапки, ботинки, куртки!

– Да мы разденемся, – проблеяли мальчонки, – только они вам не подойдут, все латаное, перелицованное, дырявое.

– Федя, проверь!

Федя проверил – латаное-перелатаное старье. Ботинки дырявые.

– Так вы что, студенты, что ли? – спросил главарь.

– Студенты, – скорбно выдохнув, признались юноши.

– Федя. Дай им рубль!


Боевое противостояние с Надеждой тянулось месяцами и неизвестно чем и когда бы закончилось, не вмешайся тот самый замминистра, который переманил Степана в МЧС. Он вызвал Больших к себе на прием и начал с жесткого сурового выговора за то, что личные дела доктора Больших отражаются на работе, мало того, министерству приходится разбираться с кляузами, отвечать на неприятные вопросы, заниматься мышиной возней, словно у них нет более важных дел, чем разгребать его, Степана, дерьмо!

И полчаса в этом же русле и громыхании…

Потом чиновник перешел к вопросам по существу, предложив наконец присесть и изложить проблему.

Результатом выволочки на высшем уровне явился один-единственный звонок из министерства бывшей жене Больших, в ходе которого Надежде спокойно объяснили, чем лично ей и ее бизнесу грозит подобное поведение, напомнив, что уголовной ответственности за сокрытие доходов и работу с «черным налом» еще никто не отменял.

Выслушав, она сразу же перезвонила Степану и назначила встречу в кафе.

Выглядела Надя великолепно: помолодевшая, постройневшая, шикарно ухоженная, только глаза потухшие, не стала здороваться, села напротив Степана за столик и внимательно посмотрела на бывшего мужа.

– Я всегда знала, что ты очень талантливый доктор, но не подозревала, до какой степени оцененный в твоем министерстве.

– Я тоже рад тебя видеть, – не выказав голосом этой самой радости, ответил Степан. – Надь, ты слово сдержала, устроила мне собачью жизнь. С особым эстетическим удовольствием обливала дерьмом, и живу я по чужим углам, и начальство мне вставило и грозит увольнением, и братки твои «порадовали» общением. Может, хватит, остановишься на достигнутом?

– Ты это заслужил! – произнесла надменно насмерть обиженная женщина.

– Так! – сорвался Степан. – Пошла ты на хрен!

И резко встал, стул у него за спиной заскрежетал ножками по полу, отъезжая, Степан поддал его ногой и развернулся уходить.

Достало!

Он не мог понять, хоть убей, за что она ему мстит, да еще с особой изощренностью? Виноватым Степан себя не чувствовал! А, собственно, в чем?! С любовницами она его не застукивала, ее денег на сауны, девочек и развлечения он никогда не тратил, пренебрежения не выказывал!

Его достало! По горло!

– Подожди, Степан! – подскочила Надя и ухватила его за рукав пиджака – Извини! Ну, извини! Я хотела договориться!

Он остановился. Перегорел от взрыва эмоций. И главное, ему до одури хотелось покончить со всей этой хренью как можно скорее!

Покончить и забыть!

Он подвинул свой стул, тяжело опустился на него. Надя, поняв, что бывший муж останется, села на свое место. Но смотреть в упор на Степана не смогла – отвернулась к окну и глядела на улицу через огромное витринное стекло.

– Я перегнула. Признаю.

Кому она признавалась? Людям, идущим по улице? Ему не могла?

– Я как в штопор вошла. Так обиделась на тебя, разозлилась ужасно! Думала только об одном – размажу! И не могла остановиться!

Она заставила себя повернуть голову и посмотреть на Степана спокойным взглядом, он почувствовал, что Надя именно приказала себе посмотреть ему в глаза.

– Когда мне сегодня утром господин из твоего министерства спокойно так пояснил, что налоговая проверка и арест счетов уже состоялись, а завтра, в рамках проверки, будет наложен арест на все мое имущество, я как очнулась, поняла до чего дошла!

– Исключительно под угрозой потери денег и бизнеса, – напомнил он расстановку сил.

– Я понимаю, как это выглядит со стороны, – не дрогнула Надежда.

– Ни черта ты не понимаешь! – Сказал он и успокоился сразу, словно порыв ветра пронесся. – Я не со стороны, Надь, я непосредственный участник и объект твоих боевых действий! – продолжал Больших уже спокойно.

Вот теперь у нее стал извиняющийся, беспомощный взгляд. Проняло или так за бабки свои испугалась?

– Я очень обиделась, что ты меня отшвырнул за ненадобностью! А я так старалась, чего только не пережила и рисковала все время ужасно, когда челночила, ты и не представляешь, как подставлялась, зарабатывала, как каторжная, только для того, чтобы мы из нищеты вылезли, чтобы мы хорошо жили, как люди!

– Чтобы как люди, для этого другое надо, Надь, то, чего мы не сумели. И все, что ты сейчас говоришь, к этому отношения не имеет. Ничем таким я тебя не обидел, да и ты меня. Мы каждый по отдельности справлялись со своими трудностями, страхами, проблемами. Не семьей, вдвоем, а по отдельности. Мы же ни разу не разговаривали нормально, не рассказывали друг другу о трудностях, не делились своими проблемами. Надь, мы не были семьей, это что-то другое! И валить не на кого! Никто не виноват, или оба виноваты! Одинаково! Не надо никаких психологических этюдов, покаяний, обвинений и надстроек трагических на простом деле! Мы развелись, мы очень давно чужие люди, и надо постараться расстаться по-человечески.

– Ну разумеется! – зло ответила она. – И, как всегда, ты весь в белом, благородный, честный, а я плохая и зловредная!

Он чуть не взвыл!

– Давай так! – четким командирским тоном распорядился Степан. – Мы встречаемся в суде и заканчиваем со всей этой бодягой! Все!

И второй раз он начал подниматься со стула.

– Я хотела предложить мировую! – заспешила Надя, стараясь его остановить.

– У тебя это плохо получается, – поднялся с места Степан. – Я не хочу выслушивать никаких обвинений, претензий, оскорблений. Я сыт этим по горло! До рвоты!

– Нет, Степан! Все! Никаких эмоций, обещаю!

Ей приходилось говорить, запрокинув голову вверх, Больших не потрудился сесть, чтобы облегчить ей задачу.

– Я не хочу терять нашу квартиру, я к ней привыкла, – заторопилась, заспешила она. – Я отдам тебе дом в поселке. Мне он не нужен, ты же знаешь, я не люблю жизни на природе. Я ездила туда по необходимости. И это не дача захудалая, а настоящий дом со всеми коммуникациями: электричество, водопровод, отопление индивидуальное и даже Интернет, я провела три месяца назад. Я отдаю тебе его полностью со всем содержимым в доме и на участке, а ты оставляешь мне квартиру. Чтобы не терять московскую прописку, ты можешь прописаться у родителей. И, конечно, я отдам тебе все твои вещи. Это справедливое предложение.

Он так и не сел, стоя выслушал ее и сухо ответил:

– Я подумаю.

На следующий день они с Надеждой предприняли экскурсионную поездку в дом. После чего за одну неделю оформили все документы, подписали все мировые соглашения, за деталями и юридическими тонкостями проследил зять Степана, Юра.


Ш-шкраб – бросок! Ш-шкраб – бросок! Ш-шкраб – бросок!

Взмыленный от ускоряющегося темпа, подхлестнутого тяжелыми воспоминаниями, презревшими мысленные запреты и теперь крутящимися в голове, Степан с остервенением расчищал снег.

– Нет! – возражал он, тяжело дыша, неизвестному оппоненту. – Во что превращается любовь и чем заканчивается совместное проживание…

Ш-шкраб – бросок!

– …мы уже знаем! Научены по самое «не хочу»!

Ш-шкраб – бросок!

– Спасибо, больше не хочется! – остановился, перевел дыхание, вытер пот рукавом со лба и закончил фразу: – Нет уж! Вполне с тебя хватит, Больших, семейной жизни, разборок, ненависти, разводов! Наелся – сыт! Уполне!

Ш-шкраб – бросок, ш-шкраб – бросок!

Обливаясь потом, находясь в странном состоянии, когда в душе зудит что-то, напоминающее обвинение, он разгребал, разгребал и разгребал снег, пытаясь вместе с ним очистить это свербящее внутри. Ему не давало покоя подозрение, что не прав, что примеряет чужие поношенные одежки на другого, совсем не того размера, человека.

И это мучившее сомнение, и еще надежда, обещание и… желание.

И он изгонял из себя, изгонял, как мог, все сомнения…

Ш-шкраб – бросок! Ш-шкраб – бросок!


Стаська намучалась полдня, наматывая километры по квартире, слоняясь без дела и без толку из одного угла в другой. Несколько раз принималась за работу и бросала – не могла!

Она оплакивала себя, несчастную, жаловалась на судьбу, выдвигала претензии жизни, кляла Больших за бегство! Ей некуда было деться от переживаемого горя, она не находила успокоения, ну хоть чего-нибудь, за что можно уцепиться и вытащить себя из отчаяния! У Стаськи все болело – и душа, и тело, и мозги! И она удивлялась, почему не плачет, может, полегчало бы?

Хоть в петлю!

И тут затренькала трубка домофона.

Милый простецкий дядька лет шестидесяти пригнал ее машину, из дома – и имени произносить не будем кого! Она рассыпалась в благодарностях, зазывала пить чай с дороги и надеялась, он согласится, посидит с ней за столом, они поговорят хоть о чем, только бы не одной оставаться! Но он отказался.

– Нет, благодарю! Вы очень милая девушка и я бы с удовольствием, но надо идти! Поспешу! Еще хотел на работу заскочить!

Закрыв за посетителем дверь, Стаська почувствовала, что еще чуть-чуть – и от звенящей тишины притихшей от хозяйского горя квартиры у нее лопнет мозг!

Она в момент собралась и поехала к княгинюшке.

А куда еще?!

– Так! – сказала тетка, открыв дверь и обозрев племянницу. – У нас беда с последствиями?