В данный момент ей хватало и своих забот. Битва за ее землю была в самом разгаре.

Она взглянула на темнеющий за окном пейзаж, который обнимал ее, как нежные руки отца. Руки, которые долго несли ее сквозь жизненные бури и, если будет на то воля Божья, понесут и дальше. Вечерний туман рассеялся, обнажая полупустынную равнину, по которой кое-где стелился невысокий кустарник, и обветренные, суровые утесы вдали, на фоне которых настоящими страшилищами из сказок представлялись искривленные кипарисы. А внизу лежал океан, поверхность которого сверкала потемневшим серебром и бугрилась длинными валами, стремившимися к берегу.

Это была картина, смотреть на которую она никогда не уставала. Она вспомнила свое удивление и ощущение чуда, когда впервые приехала сюда с родителями и обнаружила, что великолепный океан из сериалов «Спасатели Малибу» и «Беверли-Хиллз» на самом деле живое существо, настроение которого изменчиво, как и здешняя погода. То игривый, то коварный. В любой день спокойные воды под синим небом могли смениться страшным штормом, превращающим эти пологие валы в бешеную круговерть воды, безжалостно обрушивающуюся на прибрежные утесы с такой силой, что воздух над ними дрожал и искрился, пронизанный водяной пылью. У океана был особый голос, который нашептывал ей на ухо свои тайны. Он говорил ей, что нужно быть терпеливой и верить. Что раз он сумел вынести все испытания, то и она тоже сможет.

Впереди виднелся ее дом. Освещенный изнутри, он сиял, как маяк, в сгущающейся темноте. По сравнению с другими прибрежными зданиями этого района он выглядел очень скромным, небольшой и приземистый, выстроенный из цельных стволов кедра, с крытой дранкой крышей и обшивкой, под действием морской соли отливавшей мягким цветом благородного серебра, в тон траве, покрывавшей окрестные склоны. Он явно нуждался в ремонте. Крыша просела, доски переднего и заднего крыльца проела сухая гниль, а в кровле недоставало дранок. Но этот дом даже в таком состоянии она не променяла бы на роскошный особняк.

— Ты просто прелесть, и я — твоя должница, — поблагодарила она Олли, затормозившего у подъездной дорожки.

Когда она вылезла из «виллиса», к ней на негнущихся от артрита лапах захромал ее старенький седой лабрадор Честер — сокращенно от «мистер Рочестер», — и она наклонилась, чтобы почесать его за ушами.

Отъезжая, Олли высунулся из окна.

— Желаю вам хорошо повеселиться на вечеринке!

Вечеринка. При мысли о ней у Линдсей вновь упало сердце.

Войдя в дом, она обнаружила Керри-Энн полностью готовой к «выходу в свет». Волосы сестры были пышно взбиты и закреплены муссом, на веки она нанесла синие тени с блестками, а губы подкрасила блеском. Она переоделась в белые джинсы с низкой талией, такие облегающие, что они казались нарисованными белой краской у нее на ногах, и столь же тесную розовую футболку с глубоким круглым вырезом. Поперек груди у нее тянулась сверкающая россыпь металлических заклепок, складывающихся в слово «милашка». Сапожки на высоком каблуке, в которых Керри-Энн приехала, она сменила на яркие босоножки на огромной платформе.

Сейчас она была точь-в-точь их мать.

— И в этом ты собралась идти на вечеринку? — с явным неудовольствием поинтересовалась Линдсей.

Керри-Энн, сидевшая на диване с рыжим котом по кличке Фагин, уютно свернувшимся у нее на коленях, оторвалась от журнала, который небрежно перелистывала, и недоуменно уставилась на нее.

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке, — солгала Линдсей.

Сестра прищурилась.

— Я могу переодеться, если хочешь, — предложила она, но без особого энтузиазма.

— У нас уже нет времени. Пора выходить, мы и так опаздываем. — Линдсей бросила взгляд на часы. — А где мисс Хони?

Пропустив ее вопрос мимо ушей, сестра, в свою очередь, осведомилась:

— А разве ты не будешь переодеваться?

— Наброшу что-нибудь и через минуту буду готова.

Керри-Энн разглядывала ее с таким же сомнением во взоре, что и сама Линдсей несколько минут назад, словно прикидывая, в какой же наряд можно успеть облачиться за столь короткое время. Но, в отличие от Линдсей, она явно предпочла оставить свои комментарии при себе.

— Конечно. Тебе виднее. — Она равнодушно пожала плечами и вернулась к своему журналу.

А взгляд Линдсей остановился на старом надколотом блюдечке, стоявшем на кофейном столике. В нем лежали несколько испачканных губной помадой сигаретных окурков. Керри-Энн заметила, куда она смотрит, и с вызовом бросила:

— Не беспокойся. Я курила снаружи.

— Я тебя ни в чем не обвиняю, — отозвалась Линдсей, но голос выдавал ее недовольство.

Керри-Энн отложила в сторону журнал и томно встала с дивана, сбросив с колен Фагина, который поспешил присоединиться к своей сестре Эстелле, игравшей с щепкой для розжига возле камина.

— Послушай, а ведь ты не шутила, когда говорила, что это — забытое Богом местечко, — произнесла Керри-Энн, цокая высоченной платформой, — она подошла к окну, чтобы выглянуть наружу. Повернувшись к Линдсей, она полюбопытствовала: — Тебе здесь никогда не бывает одиноко, а?

— Это мне и нравится, — ответила Линдсей.

— Смешно, но я бы никогда не подумала, что ты предпочитаешь уединение.

— Потому что я целыми днями нахожусь в окружении людей? — улыбнулась Линдсей. — Именно поэтому мне так нужны мир и покой, когда я возвращаюсь домой.

Некоторое время Керри-Энн обдумывала ее слова, а потом кивнула.

— Да, понимаю. Вроде того, как я работала в «Хутерс»[28]. Последнее, что мне было нужно, — это чтобы какой-нибудь придурок приставал ко мне после того дерьма, которое я вынуждена была терпеть в течение смены.

Линдсей не вполне уловила аналогию, но тем не менее согласилась:

— Именно так.

— Зато здесь очень уютно.

Линдсей проследила за взглядом сестры и как будто заново увидела комнату — глазами Керри-Энн. С тех пор как она жила здесь со своими родителями, мало что изменилось. Та же самая «вагонка» на стенах; истертые доски пола под ногами, на котором там и сям были разбросаны коврики, сделанные из полосок ткани, продернутых сквозь холст; светильники в стиле «искусство и ремёсла»[29] и, наконец, разнокалиберная мебель. Взгляд ее задержался на встроенных полках по обе стороны от камина. Одну стену занимали книги и старые виниловые пластинки Арлен — главным образом, оперные арии, — а другая была отведена под коллекцию окаменелостей и минералов Теда. В углу, рядом с камином, приткнулся медицинский стеклянный шкафчик, в котором хранились камешки и окаменелые кости меньшего размера. Единственным, что ее родители любили не меньше музыки и природы, были «блошиные рынки». Дом был битком набит сокровищами, которые они натаскали сюда за долгие годы, тогда как вклад Линдсей ограничивался новой проводкой, кое-какими бытовыми приборами и сантехникой.

Керри-Энн подошла к стереосистеме и начала перебирать коллекцию компакт-дисков, собранную Линдсей.

— Значит, ты предпочитаешь классический рок? Круто. Хотя, должна признаться, как-то не представляю тебя слушающей «Степпенволф»[30]. Но, как говорится, не суди о содержимом по его обертке. — И сестра уставилась на Линдсей с таким видом, словно увидела в книге фразу, значение которой не понимала.

Линдсей слабо улыбнулась и ответила:

— Больше всего на свете я люблю книги и музыку. — Она бы страшно сконфузилась, если бы ее сестра или кто-либо посторонний видел ее в те минуты, когда она врубала музыку и отрывалась по полной, иногда даже отплясывала в нижнем белье. Единственным человеком, кто видел все это непотребство собственными глазами, была мисс Хони, но и она в былые годы не считала зазорным составить компанию Линдсей в танцах в таком же скудном одеянии. — Ты не стесняйся. Не знаю, какую музыку ты слушаешь, но здесь у нас полный набор — от Паваротти до «U2»[31].

— Кто такой Паваротти?

Линдсей изо всех сил постаралась не выдать своего изумления. Кто же не слышал о ныне покойном великом Лучано Паваротти? Но она ограничилась тем, что ответила:

— Да так, один оперный певец.

После этого она поспешила к себе, чтобы переодеться. Вернувшись в гостиную через несколько минут, она застала Керри-Энн и мисс Хони поджидающими ее у дверей. Пожилая женщина предстала во всем своем вечернем великолепии: кружевная блузка с длинными рукавами бледно-розового оттенка, в тон помаде, и пышная юбка из тафты изумруднозеленого цвета, которая негромко зашуршала, когда мисс Хони покрутилась на месте, чтобы продемонстрировать свой наряд. Довершали картину эрзац-бриллиантовое ожерелье и приобретенные через Интернет сережки. Единственной уступкой возрасту стали скромные туфли-лодочки на низком каблуке. Проведя на ногах весь день, она не собиралась и дальше ковылять на шпильках, сообщила им мисс Хони.

Линдсей ощутила себя старой девой в своем черном вечернем платье и жемчугах.

— Кто-кто, а уж вы точно знаете, как подать себя, — сказала она, с улыбкой глядя на неподражаемую мисс Хони.

— На нас никто не обратит внимания, можешь не сомневаться, — успокоила ее Керри-Энн.

Линдсей от всей души надеялась, что так оно и будет. Ей не нравилось быть в центре внимания, а что касается ее сестры… словом, лучше бы она держалась в тени.

Вскоре они уже ехали по тянущейся вдоль побережья автостраде номер 1 во взятом напрокат «хюндае» Керри-Энн. Пасифика располагалась всего в двадцати минутах езды от Лагуны Голубой Луны, но в каком-то смысле это был уже совершенно другой мир. Это место находилось достаточно близко от города, чтобы привлечь желающих жить в пригороде, посему его населяли преимущественно сливки общества, тогда как в Лагуне Голубой Луны обитали, в основном, представители рабочего класса. Казалось, каждый дюйм прибрежной полосы был использован при строительстве дорогих зданий, наподобие недавно возведенной многоэтажки, в которой жил Грант.

Когда она показалась впереди, Линдсей приступила к знакомому ритуалу: она мысленно стала перечислять все причины, по которым не может переселиться к своему приятелю. Во-первых, ни о каком уединении здесь и речи не может быть. У всех городских домов была плоская крыша, так что Грант мог видеть не только гавань, но и своих ближайших соседей, которые предпочитали загорать нагишом. Во-вторых, здесь слишком шумно. Лежать без сна по ночам, вслушиваясь в звуки разудалого веселья, долетающие со стоящих на якоре яхт, — далеко не то же самое, что засыпать под убаюкивающий рокот прибоя. В-третьих, наконец, здесь негде поставить машину — сестра в третий раз объезжала парковочную площадку в поисках свободного места.

Не успела она придумать четвертую причину, как они уже оказались возле самых дверей, которые распахнул перед ними улыбающийся Грант. Он нежно поцеловал Линдсей в губы, прошептав ей на ухо:

— М-м, как от тебя вкусно пахнет! Так бы и съел, — а потом поприветствовал мисс Хони, клюнув ее в щеку. — А вы, должно быть, знаменитая Керри-Энн, — сказал он, поворачиваясь к сестре Линдсей с широкой приветливой улыбкой. — Позвольте представиться — Грант Холбек. Счастлив наконец-то познакомиться с вами. Не могу передать, каким сюрпризом стали для меня хорошие новости, которые сообщила мне Линдсей. Мы уже начали отчаиваться, полагая, что так и не сможем разыскать вас.

«Говори за себя», — подумала Линдсей. Но раздражение быстро уступило место удовольствию, которое она испытала при виде его. Грант выглядел чертовски привлекательным в своем льняном спортивном пиджаке и рубашке с открытым воротом. Его лицо покрывал легкий загар, появившийся после вчерашней прогулки на яхте, а синие глаза весело поблескивали.

— И я рада встрече с вами, — пробормотала Керри-Энн, пожимая ему руку. Она нервно оглянулась на изысканные, современные здания, которые высились вокруг, разительно отличаясь от хижины Линдсей.

— Я польщен тем, что вы решили почтить меня своим присутствием, — сказал он, принимая у нее жакет. — Думаю, вам с сестрой понадобится время, чтобы наверстать упущенное.

«Мы бы занимались этим прямо сейчас, если бы не твоя вечеринка», — произнесла про себя Линдсей.

Керри-Энн взглянула на сестру и с некоторым вызовом заявила:

— Я не пропустила бы вашу вечеринку ни за что на свете.

— Что же мы стоим на пороге? Заходите, вся банда уже в сборе, — и он пригласил их в гостиную с куполообразным потолком, в которой уже находилось около дюжины гостей. Они сидели с бокалами в руках на сверкающих хромированными деталями кожаных диванчиках и стульях или стояли у камина, лениво пробуя передаваемые по кругу легкие закуски. — Что я могу предложить вам выпить? Белое вино, шампанское?

— Можете налить мне немножко пузырьков, — отозвалась мисс Хони.

— И мне того же, — сказала Линдсей.