Рози Томас - Дверь в никуда

Квартира, где он сидел, выглядела голой и заброшенной. Он зашвырнул куртку на спинку дивана, встал и пошел в кухню, чтобы приготовить себе еще выпить. Затем, с полным стаканом виски в руке он вернулся, подошел к столу и нажал кнопку автоответчика.

И вдруг, в первую секунду, когда Стив услышал ее голос, он еще не был уверен в том, что это голос ему не послышался. Так уже ни раз случалось с ним в то время, когда он еще надеялся, что Энни ему позвонит, Но сейчас он уже не ждал от нее звонка. Энни, конечно, ушла навсегда. И вот, наконец!

Стив нажал на кнопку и перемотал пленку, чтобы прослушать еще раз. Голос Энни не исчез. Она была здесь, говорила с ним, ее голос звучал так невыносимо близко.

– Это Энни, – сказала она. Затем была пауза, и Стив увидел Энни совершенно отчетливо, вплоть до малейших черточек ее лица. Она торопливо заговорила.

– Я хочу увидеть тебя… Еще ведь не очень поздно, правда? Скажи, что не поздно…

И все.

Стив закрыл глаза. Холодное виски приятно жгло язык. Сделав глоток, Стив улыбнулся. Улыбка была вымученной, но он больше не колеблясь, уверенно набрал памятные ему цифры. Она оказалась дома. Как только он услышал знакомый голос, понял, что любит ее даже больше, чем раньше.

– Спасибо, что позвонил, – тихо сказала она.

– Что случилось, Энни?

– Моя мать умерла несколько дней назад.

– Поверь, мне так жаль.

Энни повернулась спиной к кухне и уперлась лбом в стену.

– Дело не в этом, – сказала она, – Стив, ведь ничего не окончилось, правда? То, как мы расстались…

– Да, – спокойно ответил он, – ничего не кончилось.

– Я хочу тебя снова увидеть… – Взгляд Стива упал на мокрые круги, оставленные стаканом на столе, на край неубранной кровати, видной в открытую дверь спальной.

– Я собираюсь уехать на несколько дней. Ты поедешь со мной? – Он даже на расстоянии почувствовал радость, охватившую Энни.

Без промедления она ответила:

– Да! О, да! Я поеду…

Мартин с мальчиками были в саду. Энни увидела их в окно, когда торопливо снимала с полки и запихивала в сумочку коробочки и баночки с косметикой. Она замерла у окна, и опущенные жалюзи отделяли ее от детей и мужа непреодолимым барьером. Ей было очень тяжело, во рту пересохло, сердце гулко колотилось в груди. Энни резко отвернулась, чтобы не видеть склоненные головы сыновей и сутулые плечи Мартина.

Она в тот же вечер сказала мужу, что разговаривала со Стивом. Дети уже спали, и весь дом затих, как будто в ожидании чего-то, что должно было сейчас произойти. Она говорила и знала, что эти слова уже не нужно смягчать. Мартин несколько мгновений сидел, склонив голову, потом посмотрел ей в лицо. Энни увидела, что он не удивился и не разозлился. Ей внезапно захотелось упасть перед ним, закрыть лицо его ладонями. Но она осталась неподвижной.

– Ты вернешься? – наконец спросил он ее. Энни ясно поняла, что в своем непреодолимом влечении к Стиву, она была поглощена только своей тоской. Весь ужас, вся двойственность ее положения с новой силой нахлынули на нее. Невозможно было думать о том, чтобы бросить детей и мужа и невозможно остаться и забыть Стива. Ничего уже нельзя было изменить.

«Господи, что я делаю?»

– Я не знаю. Да… Не знаю…

– Когда ты к нему пойдешь?

Она сказала, и Мартин отсутствующе кивнул.

– Если ты все-таки вернешься, мы будем тебя ждать. Я и дети.

У нее к горлу подступил комок, она что-то пробормотала в ответ, повернулась и выбежала из комнаты.

Утром она стала вынимать из шкафа свои вещи и складывать их в сумку. С мужем она больше ни о чем не говорила, и только одна мысль неотвязно звучала в ее голове: Что я делаю? Зачем я это делаю? И вот теперь, увидев через оконное стекло в саду до боли знакомые фигуры детей и мужа, она снова почувствовала, как отчаяние холодной дрожью пробегает по телу.

Энни отошла от окна, засунула поверх всего какую-то последнюю, случайно провернувшуюся блузку и защелкнула замки. Пора идти. Стив, должно быть уже ждет ее. Она медленно спустилась по лестнице, неся свою сумку. Посмотрела на висевшие на стене картины и машинально поправила одну из них.

Энни оставила сумку у передней двери, а сама через кухню вышла в сад. Три головы повернулись к ней, глядя, как она идет по траве. Дети и Мартин ожидали, не двигаясь, пока мать подойдет к ним. Бенджи первый не выдержал, подбежал к ней и обнял ее за ноги.

– Я НЕ ХОЧУ, чтобы ты уезжала.

Энни положила ладонь на вихрастую макушку ребенка, прижала его круглую головку к себе. Том все так же стоял возле Мартина, но Энни видела, как он пытается подавить слезы, чтобы не подумали будто он маленький. Наконец Мартин неловко выпрямился, встал и подошел к жене. Энни ясно видела, какую боль она ему причиняет, но ей и самой было в эту секунду так больно, как никогда не бывало со времени того взрыва.

Я ВАС ЛЮБЛЮ, – беспомощно и растерянно думала Энни, – Я так вас люблю!

Мартин нагнулся и взял Бенджи на руки. Энни поняла: муж отпускает ее настолько тактично, насколько это вообще возможно в такой ситуации. Она малодушно склонила голову, боясь глядеть ему в глаза, потом побежала по траве к Томасу и порывисто обняла его. Ее сын ответ лицо в сторону.

– До свидания, – прошептала Энни, понимая, что было ложью и пустым обещанием добавить: «Я скоро вернусь».

Мартин мягко и бережно, словно боялся оставить отпечатки пальцев на ее коже, прикоснулся к щеке жены.

– Мы будем ждать тебя, – напомнил он.

Она кивнула, не в силах промолвить: «Я знаю», торопливо повернулась и почти побежала через сад, быстро прошла через затихший дом к парадной двери, взяла там свою сумку и ушла.

Когда Энни скрылась из виду, и даже Бенджи перестал смотреть на дверь, ожидая, что мать вернется, только тогда Том громко разрыдался.

– Почему она должна была уйти? Это не честно! – Все еще держа младшего сына на руках, Мартин подошел к Томасу и сел рядом, Бенджи положил голову на отцовское плечо и тут же засунул большой палец в рот.

– Послушай, Том, – мальчик дернулся, не поворачивая головы, но Мартин был уверен, что сын слушает его.

– Мама, – она ведь не только ваша мама. Она еще и человек. Мы принадлежали друг другу, все мы, но точно так же мы принадлежим и самим себе. Если Энни нужно уйти, я думаю, мы должны отпустить ее, и сделать все как можно лучше.

Лицо Тома было все так же не видно, но Мартин знал, что сын плачет.

– Она вернется к тебе, Том. Она всегда будет твоей мамой и мамой Бена, вашей мамой, которая вас так любит.

«Они оба всегда понимают, что произошло, – думал Мартин. – Каким-то образом они все узнали, или догадались, и теперь чувствуют то же, что и я.»

– Ну, конечно, всегда. Мама вернется обязательно, – солгал он ему.

Сыновья поверили ему – на первых порах этого достаточно. Том, успокаиваясь, посидел еще несколько минут, а затем повернулся к отцу.

– Можно я позвоню Даниэлю?

– Отличная идея! Спроси, не хочет ли он прийти поиграть с тобой.

Томас побежал в дом, а Бен слез с отцовских колен и поковылял за братом.

В саду стало тихо. На солнце набежало облако, и по траве протянулись тени, как-будто кто-то там, наверху, задернул шторы.

Энни…

Мартин уткнул голову в руки. Он уже очень давно не плакал, пожалуй, с детских лет, но в эту секунду его глаза наполнились горькими слезами.

Он знал, что ничего сделать нельзя. В этой ситуации оставалось только ждать и надеяться на возвращение Энни. И все же Мартин чувствовал, что он приходит в отчаяние от собственного бессилия. Это состояние напомнило ему долгие часы ожидания в полицейском участке. Он говорил себе тогда: «Если бы я только оказался на твоем месте, Энни!». В то время он был уверен в своей любви к ней, готов был сам все перенести, только бы спасти жену от страданий.

И вот сейчас Мартин снова думал об этом.

Если он любит Энни, то достаточно ли сильна его любовь, чтобы забыть о себе и позволить ей уйти, уйти к Стиву? Если это действительно то, чего она хочет?

Он громко ответил себе и пустому саду «Да!».

Значит, он не беспомощен. Он сделает это для Эк ни, ради Энни.

Мартин поднял голову, сквозь листья старой груши посмотрел на облако. Опять закрывшее солнце. Собирался дождь. Мартин подождал, пока глаза высохнут, откинулся на спинку садовой скамейки и сидел так до тех пор, пока не решил, что теперь уже ничего необычного в его лице дети не заметят. Тогда он встал и неторопливо пошел к дому.

Стив резко вывернул руль и обогнал автобус. Потом нажал на газ, догоняя такси, следовавшее в нескольких десятках метров впереди. Однако вскоре ему пришлось сбросить скорость, потому что он уперся в огромную колонну машин, ждущих зеленого сигнала светофора. Стив взглянул на часы, встроенные в панель приборов. Он опаздывал уже минут на пять и теперь нетерпеливо пытался протиснуть свой БМВ между велосипедиками разносчиков газет и фургонами с почтой. Они с Энни договорились встретиться на Кинг-Кросс, у станции метро.

– Почему на Кинг-Кросс, – спросил ее Стив.

– А почему бы и нет, – улыбаясь ответила Энни. Стив быстро подсчитывал время, которое ему еще понадобится, чтобы добраться до места, и нетерпеливо стучал пальцами по рулевому колесу. Пять минут, в крайнем случае, восемь. Ну, за это время она его навряд ли бросит. В потоке машин Стив миновал красно-желтые башенки монастыря Сент-Панкрат, и тут увидел Энни. Она стояла на самом краю тротуара, возле входа на станцию и ждала, а возле ее ног стояла большая дорожная сумка. На Энни было простое льняное платье, волосы она зачесала назад и сейчас казалась такой беззащитной, хрупкой, и была похожа на школьницу, сбежавшую с уроков. Стив остановился у обочины, но Энни продолжала рассеянно смотреть на другую сторону дороги, и ему пришлось окликнуть ее.

– Вы, кажется, собираетесь куда-то ехать, девушка? Может быть поедете со мной?

Энни резко повернулась в его сторону и тут же ее лицо осветилось от радости.

Минуту спустя она была уже рядом со Стивом в машине среди потока проезжавших мимо автомобилей и спешащих прохожих. Долгие мгновения они смотрели друг на друга, не в силах оторвать взгляда от любимых глаз, а пальцы их сплетались трепетно и нежно. Энни наклонилась и поцеловала Стива в губы.

Позади раздался требовательный сигнал какой-то машины, которой они загораживали выезд.

– Куда едем? – спросила Энни.

Стив влился в поток автомобилей, и сигнал замер вдали. Потом он посмотрел на сидящую рядом женщину.

– Мы едем на море, – сказал ей Стив.

Сначала Энни решила, что они едут в Брайтон. Стив что-то рассказывал, хотя Энни по-прежнему влюбленно смотрела ему в глаза, слова его проходили мимо ее сознания.

А автомобиль продолжал разматывать спутанную пряжу улочек Восточного Лондона.

Наконец, как сквозь сон, она опять спросила Стива:

– Так куда же мы едем? – В ответ он рассмеялся:

– Я же тебе сказал – на море. А отсюда, из Ист-Энда есть только одно подходящее побережье: куда можно попасть – Восточное.

Энни решила, что они направляются в Клэктон, или Сауткенд, но Стив не остановился и там, а продолжал ехать дальше на север, пока автомобиль не выбрался на широкую дорогу, которая вела через просторную равнину, мимо желтеющих полей, убегавших вдаль в синеву высокого чистого неба.

Энни удивилась незнакомым названиям тех мест, через которые они проезжали.

– Я тут раньше никогда не бывала.

– Ну вот, теперь и познакомишься. Считай, что дарю их тебе.

Автомобиль стремительно уносил их все дальше от Лондона. Они ехали молча, погруженные в свои мысли.

Наконец Стив свернул с автострады, и они поехали по дороге, которая, казалось, вела в никуда. По сторонам трассы тянулась суровая каменистая равнина, на которой росли редкие колючие кусты и стояли черные остовы потрепанных ветром сосен. Потом начался спуск, и Энни внезапно увидела море. У самой кромки прибоя столпились маленькие низкие домишки какого-то поселка, а за ними до самого горизонта простиралось Северное море, серо-голубое даже в лучах яркого солнца.

Поверхность его была покрыто белыми барашками, которые торопились к берегу, подгоняемые порывами ветра. Этот маленький городок, где не было ничего, кроме моря, и был концом дороги.

Они подъехали к дамбе, остановились, и Стив с Энни вышли, оставив машину под защитой этого сооружения. Зимой, вероятно, волны перехлестывали через край дамбы, засыпая все вокруг брызгами, но сейчас, в середине лета, море лежало перед ними, как широкое сверкающее блюдо. Оки облокотились на парапет и наклонились вперед, чтобы полюбоваться открывающимся видом.

Перед ними был большой пляж, на котором тут и там лежали крупные камни. Их было очень много, голубых, сизоватых и черных, сверкающих, обмытых морскими волнами и овеянных соленым морским ветром.