Которая ка-а-ак рвану-у-ула!!

Он усадил меня на край стола и вошел резко, победно, словно жизнь над смертью утверждал…

Мир сузился до двух наших тел, до наших губ и рук и желания быть еще ближе, еще сильнее – мы забыли обо всем, о том, что в любой момент здесь может появиться кто угодно, – обо всем забыли! Входя мощно, сильно, постанывая при каждом ударе, как от боли, Краснин изгонял из меня этот жуткий, холодный, липкий страх, который намеревался поселиться во мне навсегда ночными кошмарами и воспоминаниями тех мгновений, когда я осознала неотвратимость своей смерти!

И я вторила ему, и торопила, и благодарила за это исцеление, за это неистовое соединение и за то, что с ним, в его объятиях, я забываю обо всем на свете!

И вершина, которой мы достигли почти одновременно, оказалась настолько невероятно потрясающей, что я еще несколько минут содрогалась всем телом – теперь не от ужаса и смерти, а от жизни и радости!

– Господи, как я за тебя испугался! Я никогда в жизни так ничего не пугался и не испытывал такого страха. Никогда, – негромко сказал он мне в волосы.

Он прижимал меня к себе, опустив лицо на мою макушку, и все еще был во мне, и я чувствовала его там, а щекой – как бухает его сердце в груди.

– Кажется, мы нарушили кучу правил, – улыбнулась я этому факту, немного приходя в себя, – и нас в любой момент могут застать в таком милом и вполне себе однозначном виде.

– Да, – подтвердил Краснин и не сделал ни одного движения, чтобы исправить этот «милый вид».

– Почему-то хочется есть, – вздохнула я и вспомнила, – обед-то мы пропустили.

Вообще мы пропустили два обеда – на судне и на берегу. Высаживающаяся группа обедает на берегу, для этого к ней прикреплен специальный человек, который подогревает доставленную с судна еду и раскладывает по порциям, а потом все убирает и доставляет обратно на судно.

– Ничего, – отстранился немного Краснин, чтобы видеть мое лицо, и усмехнулся. – Ты же героиня дня, тебя обязательно накормят.

– А тебя? – усмехнулась я за компанию.

– А я примажусь к твоей славе, – хмыкнул он и вдруг резко стал серьезным.

Отодвинулся от меня совсем, оделся, застегнул эту длинную неподатливую молнию, помог одеться мне, поддерживая под локоть, и только тогда сказал:

– Я намерен запретить тебе дальнейшие высадки на берег

– О не-е-ет! Я так и знала! – простонала я обреченно и принялась уговаривать: – Ну это же случайность, я же не виновата, что он откуда-то приплыл и выскочил, этот чертов медведь!

– То, что выскочил, не виновата, но ты постоянно нарушаешь инструкции, увлекаешься съемкой и отходишь от своей вооруженной пары. Сколько раз ты оказывалась одна, да еще влезала куда-то и тебя приходилось вытаскивать!

– Ну ладно, ладно, я все осознала! Клянусь, теперь уж точно никуда не отойду! Хочешь, действительно привяжи меня к себе веревкой!

– Павла, я сейчас не способен это даже обсуждать. У меня перед глазами стоит картина, как он достает тебя! Я до смерти этого не забуду! – и так же строго и сурово приказал: – Ложись, отдыхай! Я распоряжусь, чтобы тебе еду в каюту принесли!

– Краснин… – хотела продолжить спор я.

Но в этот момент распахнулась дверь, и в каюту буквально влетела встревоженная Верочка.

– Павла! – только и успела прокричать она и остановилась, увидев Краснина, и проблеяла: – Пал Андреич…

– Очень хорошо, Осенняя, что вы пришли, как раз вовремя, – начальственным тоном заявил Краснин. – Вот надо накормить нашу пострадавшую. Идемте на камбуз, я распоряжусь, а вы принесете ей в каюту обед. И вообще поухаживаете за ней.

– Не надо за мной ухаживать, я прекрасно себя чувствую и вполне могу сама дойти до столовой! – вредничала я.

Ну, скорее от растерянности и негодования в одном флаконе. Краснин прав – Верочка пришла очень вовремя, несколькими минутами раньше – и случился бы конфуз. Нас с Красниным вряд ли бы что-то смутило или остановило в тот момент, а вот Верочка при ее застенчивости получила бы незабываемые впечатления на всю жизнь. А негодование – ну, это понятно и без объяснений!

Мое пламенное возмущение проигнорировали, и Верочка с Красниным вышли из каюты.

Ну и ладно! И бог с тобой! Раскомандовался тут!

И я улеглась на койку в крайней степени раздражительности – и тут же расслабилась и поплыла в некой неге, вспомнив не только разумом, но и всем телом, как мы соединились с ним, и этот упоительный, невероятный процесс. Мне даже жарко стало! Никогда не думала, что можно так неистово, запредельно заниматься любовью, так, что ни о чем не думаешь, словно какую-то другую, параллельную жизнь проживаешь!

Я задремала, убаюканная некой теплой волной, накрывшей с головой, но в целительный сон мне отправиться не дали – вернулась Верочка и с ней один из матросов, принесли обед для меня и горячий чай со сладостями.

Матрос дружески кивнул мне и ушел, а Верочка принялась чуть ли не насильно меня кормить и выспрашивать про медвежье нападение.

– А Краснин где? – перебила я ее.

– Вернулся на берег, у них же там работы полно, – оповестила Верочка и заявила важным тоном: – Он мне строго-настрого приказал проследить, чтобы ты отдыхала и спала, говорит, ты ужас какой стресс перенесла!

А то! И стресс, и офигительный секс, и небольшой скандалец с запретительными мерами помощника начальника экспедиции!

Что-то мне хорошее все-таки вкололи, потому что я, не помню, в какой момент, просто вырубилась и заснула без каких-либо сновидений.


Дни сменялись днями, наша экспедиция двигалась дальше по своему маршруту, и так бы и сидела я на кораблике по решению Павла Андреевича, если бы не вмешался пожалевший меня капитан, предложив, чтобы при высадке меня сопровождали свободные от вахты матросы. Вот верняк, ему его портреты понравились, правда, снимки в рамках я обещала лишь на берегу сделать и преподнести, но то, что я ему продемонстрировала на своем ноутбуке, его явно приятно удивило, видимо, героический образ капитана мне удался на славу.

С Красниным же мы общались исключительно в официальном формате и никаких не то что намеков, а даже намека на намек о произошедшем между нами.

Все понятно и абсолютно правильно, только, видя его каждый день, слушая его выступления в кают-компании перед коллективом, встречаясь в столовой, я отчетливо понимала, что моя влюбленность растаяла и исчезла испуганным миражным утренним туманом, уступив место любви, становящейся с каждым днем все сильнее и глубже.

И так же четко понимала, что это совсем фигово!

Ну зачем только я с ним любовью занималась?! Ну вот на кой?! Это наваждение какое-то случилось, и все теперь сложно, трудно и не надо!

Проведя остановки и исследования на острове Октябрьской Революции, обогнув острова архипелага Седова, сделав высадку на острове Пионер, мы прошли вдоль северо-западного побережья острова Комсомолец до мыса Арктический, где была сделана последняя высадка на Северной Земле.

К тому времени я уже отсняла несколько тысяч кадров и старалась вечерами и ночами хоть немного рассортировать их по темам и местам съемки – труд не самый легкий и быстрый. Но остаться на судне вместо высадки и поработать за компом даже и не думала, да вы что! Я не уставала поражаться странной закономерности – вот вроде бы природа на тех островах, которые мы уже посетили, везде одинаковая, а в каждом месте есть нечто уникальное, совсем иное, и цветы кажутся разными, и лишайники со мхами, и льды, сползающие в море и становящиеся громадными махинами-айсбергами.

Наши ученые, найдя во мне благодарного слушателя и внемлющего ученика, завалили меня таким количеством информации, что в какой-то момент я принялась ее записывать, сделав специальный файл-дневник в ноутбуке, так что занятости еще прибавилось.

А впечатлений становилось все больше!

Делая переход от Северной Земли к Земле Франца-Иосифа, мы встретились с небольшой группой белух! Это потрясающие звери! Белые красавцы! Их считают разновидностью дельфинов, но относятся они к китам. Здоровые такие и любопытные! Такие прекрасные, грациозные!

Они сопровождали какое-то время наше судно, играли в волнах, с моей точки зрения – так прямо позировали! Я чуть за борт не свалилась, снимая их, и бегала с одной палубы на другую в поисках наиболее удачного ракурса. А за мной носилась Зиночка, которая меня страховала, а параллельно просвещала:

– Представляешь, у них малыши рождаются светло-серыми, за пару дней становятся синими, а потом совсем черненькими! И только к трем годам становятся белыми или немного желтоватыми!

– Зина, ты рассказывай, но и держать меня не забывай! – напомнила я, почувствовав, что несколько теряю равновесие, сильно перегнувшись через перила.

– Шротт! – услышала я громогласный недовольный окрик, и меня жестко ухватили за талию и поставили на палубу пред ясны очи разъяренного Краснина. – Вы снова черт-те что вытворяете! Рискуете по-глупому!

– Меня Зина страхует, – проблеяла я в оправдание, испугавшись, что мне и снимать теперь запретят.

– Зина вас не удержит, полетите вместе к чертовой бабушке за борт! – бушевал начальник экспедиции.

– Но они сейчас уплывут, мне же снять надо! – встрепенулась я, слабо пытаясь дать отпор.

– Снимайте, я вас подержу! – разрешил он и добавил несколько ворчливо: – Действительно, скоро уйдут.

И я принялась за дело, чувствуя удерживающую меня сильную руку на талии, а Зина с перепугу принялась сыпать информацией со скоростью станкового пулемета, сопровождая нас во всех передвижениях:

– Про то, как белухи проводят зиму, мало что известно, они вообще мало изучены в дикой природе. О, – оживилась она необычайно, вспомнив что-то интересное, – есть такая девушка Наталья Авсеенко, она мечтала поплавать со стаей диких белух. Но, представляете, эти арктические дельфины не переносят, когда к ним прикасаются в гидрокостюмах, а в море вода минус два градуса, и оказаться там больше двух минут без защиты тела – верная гибель от переохлаждения. Тогда она долго тренировалась и смогла провести восемь минут, плавая с белушьей стаей голышом, и это все сняли на видео, очень красиво получилось. Необыкновенно. Представляете?

– Отчетливо, – уверил ее Краснин и усмехнулся: – И мы сейчас имеем реальный шанс повторить эксперимент экспромтом, если Павла Александровна не умерит свой творческий пыл, то окажется с белухами в воде.

– Все, – пробурчала я, выпрямляясь, – не окажусь! Они уплывают!

И сделала несколько снимков вдогонку все более удаляющейся от нашего судна стае дельфинов, потом повернулась к Краснину и поблагодарила:

– Спасибо, Пал Андреич, за надежную страховку.

– Пожалуйста, – ответил он и снова напустил строгости: – Вы опять пренебрегаете всеми правилами безопасности. Постарайтесь остаться хотя бы живой до окончания экспедиции, невыполнимых задач типа остаться невредимой я перед вами уже не ставлю.

– Представляете, Пал Андреич… – вмешалась Зиночка, пытаясь, видимо, как-то меня защитить перед начальством.

– «Представляете» – это ее любимое слово, – глядя только на Краснина, пояснила я, перебив Зиночку. – Скоро я действительно все начну представлять, как кино, так часто она произносит этот вопрос.

– Попытайтесь хотя бы к этому моменту себя не угробить, – немного смягчив тон и даже едва заметно улыбнувшись, сказал Краснин и ушел.

– Ну, ты действительно как-то очень… – провожая взглядом вместе со мной уходящего Краснина, поддержала начальство невразумительной фразой Зиночка.

Я, разумеется, постараюсь, но ничего гарантировать не могу – когда я ловлю некое загадочное состояние вдохновения, куража творческого, я мало что замечаю вокруг, увлекаясь и полностью погружаясь в работу. Тут Краснин прав. Но раньше как-то всегда обходилось без травм и несчастных случаев, а тут, понимаешь, медведи белые бегают, чайки красивые летают и на скалах селятся, белухи фантастические плавают! А по-другому у меня не получается, ничего не выйдет, если осторожненько да вполнакала, не затрачиваясь душевно и не вкладывая всю себя в каждый кадр.

Кстати, справка: есть животные совершенно уникальные, которые живут только в Арктике: белые медведи, белые волки, белые и розовые чайки, белухи и нарвалы, гренландские киты и еще некоторые. И их зимняя жизнь, как правило, мало изучена, и ученые многого не знают об этих загадочных птицах и животных.

Кстати, еще два интересных факта (просто навеяло вышесказанным) – наука пока не знает устройства магнитного поля Земли! Понятия не имеет! А уже вовсю происходит сдвиг этих самых магнитных полюсов, и один из них сдвигается из Канады к Шпицбергену. И почему это происходит, наука тоже не знает! Вот такие дела!

На следующий день после встречи с белухами у нас на судне происходило знаменательное событие. Если вы помните, я говорила, что это научное современное судно, нашпигованное различной исследовательской аппаратурой, в том числе – а вот здесь торжественная дробь барабанов – подводным батискафом!