– Не только, – усмехнулся Краснин. – Выяснилось, что меня ощутимо напрягло то, как некоторые мужчины смотрят на тебя, и так меня это зацепило, что срочно захотелось тебя украсть.

– Краснин, ты что, ревнуешь? – искренне поразилась я такому предположению.

– Черт знает, наверное, – несколько удивленно произнес он и каким-то растерянным жестом провел ладонью по волосам. – Раньше как-то не приходилось ничего такого испытывать, я не знаю, как это называется.

И посмотрел на меня несколько секунд странным, затягивающим в неизбежное страстное и жаркое взглядом, и шагнул, и медлительно осторожно забрал камеру из моей руки, и, чтобы положить ее на стол у меня за спиной, придвинулся ко мне почти вплотную… и обнял, и поднял, так что наши глаза оказались на одной высоте и скрестились взглядами.

И ничего не стал говорить и объяснять – мы смотрели друг на друга, и я видела, что в его темно-зеленых глазах горит такое сильное, страстное чувство, что даже тело его накаляется и пышет жаром, который передается и мне.

Он медленно наклонил голову и поцеловал меня. И не спешил, не давал вырваться этому внутреннему огню, а долго, медленно и запредельно чувственно целовал и целовал меня, пока я не потеряла все мысли и всю себя в этом невероятном поцелуе.

Я потом не помнила, как мы раздевали друг друга, как оказались наконец в кровати, словно в полусознании находилась и перескочила в один момент из этой пьянящей, одурманившей несознанки в совсем иное состояние и чувство, когда он мощным толчком соединил наши тела. По-моему, я его поторапливала и что-то говорила, – я не помню, да и неважно! Главное, что повторилось то чудо, которое уже случилось со мной однажды, – я растворялась в своих чувствах, в этом мужчине и испытывала невероятные, потрясающие ощущения полного единения с ним!

И летела куда-то, парила в конце, разделив с ним пополам это чудо!

Боже, бывает же так здорово! Ну почему я раньше этого не знала?

«Хотя… – подумалось мне, когда уже робко возвращалось сознание, – наверное, это хорошо, что раньше не знала, наверное, здорово, что все это я познаю и чувствую именно с этим мужчиной».

Ну, от такой долгой и здравой мысли мой разнеженный и расслабленный мозг перегрузился, видимо, потому что меня тут же потащило в сон.

– Ты очень красивая, – негромко сказал Краснин, прогоняя мою нежно затягивающую сонливость.

Я открыла глаза и посмотрела на него – он лежал на боку, подперев голову рукой, рассматривал меня и нежно, еле дотрагиваясь, водил костяшками согнутых пальцев по моей щеке.

– У тебя необыкновенная красота, тонкая, неброская, но очень изысканная, иногда кажется, что ты светишься изнутри. У тебя всегда горят глаза, как у девчонки маленькой, тебе ужасно нравится познавать мир, и это завораживает, – перешел практически на шепот он, черт-те что вытворяя с моими чувствами своим волшебным голосом. – А еще у тебя кожа светится. Ты словно маленькая сказочная принцесса.

А я уставилась на него удивленным, потрясенным взглядом!


Так Глория всегда говорила!

– Ты, Павлуша, как сказочная принцесса: прекрасна своей неяркой изысканной красотой. Ты необыкновенная девочка, в тебе словно лампадка божья горит и освещает тебя изнутри.

Я думала, она просто меня так сильно любит, вот я ей и кажусь какой-то необыкновенной, и она хочет поддержать меня, чтобы рядом с ней, такой прекрасной, я не чувствовала себя ущербной.


– Я что-то не то сказал? – свел озабоченно брови Краснин и перестал гладить мою щеку.

– Нет, – покачала я головой и улыбнулась ему. – Просто самый близкий мне человек часто говорил, что я похожа на принцессу и во мне горит внутренний свет.

– Этот близкий человек мужчина? – несколько шутливо, но немного напряженно спросил Краснин.

– Нет, женщина, моя сестра.

И сразу я увидела мысленно лицо улыбающейся Глории и поспешила убежать от грусти, переключившись на другую тему, другой тон, предварительно все-таки вздохнув:

– Ну что, Павел Андреевич, мы с вами снова нарушаем внутренний устав экспедиции, вступая в сексуальные интимные отношения?

– Угу, – подтвердил Краснин и принялся целовать мою шею.

– И часто ты нарушаешь в экспедициях этот пункт устава? – выясняла я, не забывая подставлять под его поцелуи свое разгоряченное ласками тело.

– Первый раз, – перейдя к моей груди, уверил Краснин.

А знаете, я ему поверила! Приятно быть поводом для такого нарушения правил. Или мне в тот момент было уже безразлично, потому что Краснин добрался до самых чувствительных мест на моем теле…

И повторилось волшебство нашего соединения! И мы неслись вперед, держась друг за друга, и достигли своей вершины, и меня еще долго трясло от ощущения затухающего постепенно оргазма, так я перевозбудилась, а Краснин крепко прижимал меня к себе, и успокаивающе покачивал, и гладил по спине, и шептал мне на ухо, какая я необыкновенная…

– Краснин! – вдруг опомнилась я и резко села на кровати от пришедшей мне в голову мысли. – Мы снова не предохранялись!

– Ты так больше не скачи, а то я пугаюсь, думал, война началась, – усмехнулся он и поспешил меня успокоить: – Перед каждой экспедицией я прохожу серьезный расширенный медицинский осмотр, и твою медкарту изучал по служебной необходимости, и точно знаю, что мы оба замечательно здоровы.

– Вообще-то я не об этом! – прямо намекнула я на возможную беременность.

– А об этом можешь не беспокоиться, – вдруг резко стал серьезным он.

Сел на кровати, опустив ноги на пол, оказавшись ко мне своей красивой спиной с перекатывающимися при каждом движении рельефными мышцами, и принялся одеваться. На левой лопатке у него красовалось большое родимое пятно удивительной, странной формы – очень похожее на летящего сокола. Поразительно!

– Это в каком смысле не беспокоиться? – естественно, затребовала объяснения я и не могла оторвать взгляда от этого «сокола», словно и на самом деле летящего при каждом движении Краснина.

– У меня не может быть детей, – неохотно и похолодевшим тоном отрезал он после небольшой паузы и поднялся с кровати.

– Это как это? – совершенно растерялась я.

Сказать, что я обалдела от столь сильного заявления, это ничего не сказать – на минуточку, я только вчера выпросила у Трофимова спутниковый телефон, и разговаривала с Архипкой, и слушала его «Потомуто», и обещала скоро вернуться домой к сыну господина Краснина.

– Иногда так бывает у мужчин, – ледяным тоном отвечал одевающийся помощник начальника экспедиции.

– И как давно? – задала я еще более глупый вопрос, чем прежде.

Ну а вы бы что спросили в такой ситуации? Мало ли что могло случиться с человеком за три-то года – да что угодно, переболел чем-то, перемерз в своей Арктике!

– Не знаю, наверное, всегда, – пожал он плечами, снова присаживаясь на край кровати, чтобы завязать шнурки кроссовок на ногах.

– Этого не может быть! – с удивившей меня саму горячностью возразила я. – Откуда ты это знаешь?

– Я был женат, – развернулся он ко мне, чтобы видеть мое лицо. – Мы учились на одном факультете в институте, через год после его окончания поженились и прожили вместе пять лет. Все это время Ольга очень хотела детей, но у нас не получалось. Она прошла кучу обследований, а когда я сдал анализ, то стало понятно, что дело во мне. Оказалось, что у меня вообще не может быть детей. Я ответил на все твои вопросы?

– Нет, – покачала я головой и тут же задала эти свои вопросы: – Ты сам видел свои анализы, разговаривал с врачом? Что он тебе сказал?

– Мне достаточно подробно все объяснила Ольга. Она очень тяжело это пережила.

– Она вышла еще раз замуж? – вела я допрос, пока как «добрый» полицейский.

– Да, она выходила замуж, потом развелась, а сейчас не знаю, я давно не интересуюсь ее жизнью.

– И родила восьмерых детей, – ерничая, продолжила я за него мысль.

– Надеюсь, мы закончили этот разговор и больше обсуждать это не будем, – отрезал Краснин, поднимаясь с кровати.

Я поняла так, что это большой намек на то, чтобы дама вставала, быстренько одевалась и покинула помещение.

– Краснин, даже если тебе неприятна тема, которую мы обсуждаем, это еще не повод оскорблять женщину, с которой только что занимался любовью, своим холодным тоном и поведением, открыто демонстрирующим, что ей пора уходить! – отчитала я его, как королева мальчишку.

– Извини! – Он тут же залез ко мне в кровать в одежде и кроссовках, прижал к себе, поцеловал в висок и в нос, чуть отстранился, заглянул в мое лицо и повторил: – Извини. Ты права, я не подумал, что веду себя по-свински. – Он нежно расцеловал мое лицо и извинительным тоном объяснил: – Мужчине невозможно признаваться в таких вещах. Это против его природы. Это как самое большое жизненное поражение. Это больная, тяжелая тема.

– И этого просто не может быть, – твердо заявила я, – и ты…

Он коротко, нежно поцеловал меня в губы, останавливая мою пламенную речь, и попросил:

– Давай больше не будем об этом говорить. Ладно?

Я порассматривала его какое-то время и кивнула, соглашаясь – ладно, не будем, но только сегодня! А там посмотрим. Я еще ничего не решила. Это же надо такое придумать – бесплоден он!

Он помог мне встать и одеться, предложил воды и фруктов, которые были у них тут с Трофимовым, подчеркивая этим жестом, что мы никуда не спешим, что-то вроде извинения действием за допущенную бестактность несколько минут назад. Воды я попила с большим удовольствием, а от фруктов отказалась.

– Пойдем, что ли, торт попробуем, – выдвинула встречное предложение я.

– Если от него еще что-то осталось, – кивнул Краснин.

Я уже решительно двинулась вперед, подошла к двери, взялась за ручку, но он неожиданно придержал меня, развернул к себе, обнял и, заглянув в мои глаза, буквально заколдовал своим голосом, сказав всего лишь одно слово:

– Спасибо.

Наклонился и поцеловал прощальным затянувшимся поцелуем.

А я таяла, как шоколад на солнце!


В кают-компанию, она же конференц-зал, мы возвращались порознь, не потому, что конспирировались – не знаю, как Павлу Андреевичу, а мне лично глубоко безразлично, кто нас может увидеть и что подумать. Все гораздо прозаичнее, мне нужно было сменить камеру, в цифровой карта памяти уже была переполнена, ну не садиться же сейчас за Ричарда, перекидывать снимки и чистить карту в спешке. Да и на пленке хотелось поработать.

А вот когда я возвращалась из каюты, уже у входа в конференц-зал меня поймала немного опьяневшая Анжела и принялась за нетрезвые душевные излияния:

– Слушай, Павла, ты меня извини, наверное, – ухватив меня за руку, откровенничала Анжела. – Я зря тебя к Красу ревновала, уже всем на корабле известно и понятно, что ты для него тяжелый головняк и что он тебя терпеть не может, вечно за что-то отчитывает. Навязали тебя, вот и приходится ему мучиться.

Да уж, полчаса назад он так, бедненький, мучился, что хрипел во время оргазма и тяжело дышал после него, ну а с формулировкой, что я его «тяжелый головняк», полностью согласна. Он и сам еще не подозревает, насколько тяжелый!

Ответить что-то она мне не дала, впрочем, Анжела и не нуждалась в моем ответе, у нее уже имелись на все вопросы свои ответы.

– Пойду приглашу Краса на танец, – качнувшись, оповестила она о своих намерениях. – Надо как-то его расшевелить, пора ему уже обратить на меня внимание, я ведь девушка его мечты!

– А он об этом знает? – осторожно поинтересовалась я.

– Вот сейчас и объясню! – поддержала собственное решение кивком Анжела.

И, поставив перед собой реальную цель, отпустила мою руку, развернулась и пошла в кают-компанию осуществлять задуманное. А я отправилась следом, посмотреть на последствия ее действий. Интересно же! Ну и поснимать продолжающийся праздник.


Анжела проснулась утром хмурой, с головной болью и принялась жаловаться. Оказывается, Краснин ее вчера морально выпорол, объяснив во время танца, на который таки согласился, что нормальной уважающей себя девушке не подобает так откровенно пытаться снимать мужчину и предлагать себя, тем более своего преподавателя, тем более когда он не дает повода думать, что интересуется ею как женщиной.

– Вот так вот взял и отчитал! – шмыгала носом несостоявшаяся любовь Павла Андреевича, собираясь заплакать.

– Да он всех пристающих к нему девушек так отчитывает, ты же знаешь, – напомнила ей Верочка, – и всегда так, один на один, чтобы никто не слышал, чтобы девушку не позорить.

– Да, только от этого не легче.

– Идемте завтракать, – закончила утренние разговоры Зиночка.

Ну а мы с Павлом Андреевичем традиционно выдержанно снова перешли на «вы», и общение наше проходило исключительно в официальном формате.

«И корабль плывет…» – почти по Феллини, правда, на нашем кораблике, в отличие от его кино, все происходило мирно, дружно и с большим душевным подъемом. Вот именно в таком настроении мы и добрались до следующей остановки нашего маршрута – острова Грэм-Белл архипелага Земля Франца-Иосифа.