Ольга Адилова - Двойная сплошная

Повернув щеколду в нужную сторону и отворяя входную дверь, даже не удосужившись узнать, кто же стоит по ту сторону, увидела висящую на звонке Олесю Елагину, ту самую серьезную и умную не по годам подружку из соседнего дома. Сейчас она совсем не выглядела собранной, как всегда. Наоборот ее одежда в деловом стиле была как-то перекручена и помята, а лицо ее заливали настоящие фонтаны горьких слез. Она, только увидев меня перед собой, тут же отпустила кнопку звонка, за что мои уши поблагодарили ее, и кинулась ко мне в объятия, громко всхлипывая.

Честно сказать такой Лесю я видела впервые в жизни. Обычно она не давала спуску особенно ярким эмоциям, типа слез. Я вообще не помню, чтобы хотя бы раз видела как она плачет. Она в основном смеялась вместе с нами, но вот чтобы плакала, причем настолько горько, - никогда.

- Господи, Лесь, что с тобой стряслось? – обняла я подругу и попыталась затащить в квартиру, прикрывая за нами дверь. Не нужно чтобы соседи слышали этот вой.

- Все! – взвыла она по-звериному и уткнулась мне носом в плечо. Мы были с ней одного роста.

- Что «все», Лесь? – приняла я вторую попытку узнать, что случилось.

- Мы… все, - всхлипнула она и задрожала всем телом, разражаясь рыданиями.

- Тебя с работы поперли? Это все?

Ее светловолосая голова излишне резко и быстро замоталась из стороны в сторону, говоря мне, что я не угадала с причиной.

Ладно, тогда зайдем с другой стороны.

- Это как-то связано с работой?

- Н-нет, - отлепилась от меня Леся, стараясь утереть глаза с поплывшим изрядно макияжем. Я так понимаю, что моя любимая розовая кофточка теперь тоже в ее черной туши. – Ой, прости. Я застираю, - подтвердила она мои догадки, дергая за ткань на плече.

- Ничего страшного. Лучше объясни все.

Я взяла подругу за руку и потянула в сторону кухни, где забытые мною пельмешки норовили уже выпрыгнуть из кастрюли на газовую печь.

Олеся, едва шагнув на территорию кухни, плюхнулась на стоящий ближе всего ко входу табурет и сложила печальную головушку на стол, подложив под лоб правую руку.

Что-то с ней совсем все плохо.

Я быстренько сняла с огня кастрюлю с сегодняшним обедом и уселась на соседний табурет, который тут же покачнулся от моего веса. Этот дом хочет извести меня уже второй день подряд. Не хватало еще свалиться и набить синяков. Вот уж веселье для брата будет. Скажет потом родителям, что буянила и покалечила сама себя.

- Может тебе чаю с ромашкой? – вспомнилось мне народное успокоительное средство.

Леся помотала головой, не отрывая голову от столешницы. Благо, что надрывных рыданий ее больше не слышалось, хотя плечи ее вздрагивали до сих пор.

- Что случилось? – показалась в дверном проеме голова Артура. На удивление он показался мне куда более взрослым, чем обычно. Наверно потому что поинтересовался он не с обычной издевкой, как это бывало, когда он становился свидетелем моих слез, а вполне себе миролюбиво. Можно даже сказать, что участливо.

- Бери свой обед и тащись в свою комнату. Не мешайся, - посоветовала я ему.

- Ты так быстро сварила борщ? – вскинул он брови, но потом сразу нахмурился, - почему пельменями пахнет? Ты что сварила пельмени?

- И только попробуй сказать маме, что я тебя не кормила, - я приподняла все еще находящуюся под рукой подушку и погрозила брату, - получишь.

Он надул губы и вышел из кухни, начиная вновь что-то бурчать себе под нос, словно старый дед. Ух и повезет же его женушке. Даже интересно посмотреть на эту отчаянную женщину.

Елагина к этому времени уже подняла голову и подперла ее другой рукой. Уставилась в окно, находящееся напротив нее и вдруг снова вся искривилась, выдавая новую порцию жидкости.

Я поднялась со своего места и больше ничего не говоря заварила ей все-таки ромашковый чай. Меня он обычно никогда не успокаивал. Для этого у меня имелся арсенал других методов, но о них лучше никому не знать. Но так как Олеся была обычным смертным человеком с совершенно нормальным восприятием реальности, я могла предположить, что чудодейственные травки возымеют какой-никакой эффект над ее нервами.

Только когда я громко стукнула чашкой по столу перед ее носом, девушка отлепила взгляд своих серых глаз от окна и уставилась на жидкость, плещущуюся в ней.

- Пей, - строго сказала я ей. Вообще-то это обычно было мне не свойственно, но смотреть как подруга страдает не было никаких сил.

Она повиновалась и тут же хлебнула из кружки свой напиток. На секунду сморщилась, узнавая содержимое, но затем сделала еще один глоток и вроде бы понемногу успокоилась. Даже голос подала.

- Какая же гадость эта ромашка, - севшим от рыданий голосом произнесла она.

- Заслужила, - сказала я в ответ, возвращаясь на свое место подле нее. – Теперь четко и ясно рассказывай, что случилось.

Губы подруги дрогнули. Уголки их медленно пошли вниз.

- Так, стоп, - взяла я ее кружку в руку и поднесла к ее лицу. Та тут же вернулась в нормальное состояние и отодвинула от себя чай.

Она опустила голову на руки и тихо сказала:

- Мы расстались, - плечи вновь слегка дрогнули.

- Правда? – радостно вбежал к нам мой брат, который вообще-то уже давно питал к моей подруге теплые чувства, так как она отлично разбиралась в компьютерах и другой различной технической ерунде, до которой мне не было никакого дела.

Олеся оглянулась на Артура, который к слову был младше нее на шесть лет, и уставилась на него удивленно. Она о чувствах брата не подозревала, зато я обо всем прекрасно знала с тех самых пор, как несколько лет назад обнаружила у него распечатанное фото моей подруги. Вообще-то это было мое фото из выпускного альбома, который я составляла собственноручно, а этот негодяй взял его и покромсал, избавившись от моего и Вилькиного лиц. Вторую мою подругу он кстати не выносил. Как и она его. Они как-то в раз сошлись на мнении о том, что им вообще лучше не пересекаться. Уже в детстве Вилена была боевой девчонкой, так что на откровенное хамство моего брата отвечала таким же откровенным хамством.

- Брысь отсюда, кому сказала, - махнула я рукой в сторону выхода из кухни. Артур не поддался, только прошел к плите, заглядывая то в кастрюлю, то в лицо Олеси.

- Я может быть передумал. Хочу покушать здесь твои любимые пельмени.

Я грозно зыркнула на братца, говоря ему обо всем глазами. Он снова не повелся и плюхнул в маленькую тарелочку пару пельменей без бульона. Вот неправильно их ест, поэтому и не понимает всей прелести этого продукта.

- Так ты рассталась с Владом? – спросил брат, присаживаясь на соседний со мной стул. Поставил тарелку перед собой и сложил ручки. Даже вилку не удосужился достать. Тоже мне конспиратор.

Леся кивнула, переведя серый взгляд на меня. Ее внимание моего брата удивило и смутило.

- Пойдем ко мне в комнату, Лесь? – предложила я. Она тут же согласилась. Зато брат вновь подскочил с места, но не смог придумать аргумента для того, чтобы пойти с нами, а потому остался стоять около стола. Я просто уверена, что он сядет возле моей двери и станет подслушивать как это было и раньше. Говорю же, конспиратор из него никудышный. Я сразу вычисляю его, что бы он ни придумал. Или это такая родственная связь, не знаю.

- Твой брат какой-то странный, - сказала подруга, подходя к подоконнику в моей комнате, на котором специально для меня лежал мягкий маленький матрас, на котором я могла усаживаться по ночам и смотреть на звезды. До жути банально и романтично, но что поделать, если в другие более подходящие для этого места меня никто не водит.

- Не то слово, - буркнула я, закрывая дверь и грозя при этом кулаком выглядывающему из-за угла Артуру. – Так почему вы расстались?

Олеся стояла, облокотившись на подоконник, и высматривала что-то за окном. Жила я, кстати, сколько себя помню, на шестом этаже, так что отсюда можно было и двор рассмотреть и даже всех их обитателей, пусть и не досконально.

- Расстались, - грустно произнесла она.

- Из-за чего?

Подруга опустила голову вниз.

- Сказал, не любит больше.

Странная фраза для расставания. Так и говорил бы, что не любил никогда или построил бы аргумент как-то иначе. Не верю я в то, что можно встречаться с кем-то четыре года, узнать его, привыкнуть, а потом понять, что не любишь. Так не бывает. Я просто убеждена в этом как отчаянная романтичная особа, которая кроме как романы с хэппи эндами ничего не читает. И эта моя вера на самом деле помогает моей жизни быть проще. Когда я распрощалась со своим бывшим парнем уже как три года назад, то точно осознавала, что это просто не мой человек, и оба мы с ним не узнали, что такое любовь, и она никого из нас не тронула даже пальцем. Может быть разве что так, провела крылышком перед носом и упорхнула к кому-то другому. Зато какие речи он мне заливал. Как хотелось верить в них. Эх, где мои шестнадцать, когда я верила всему подряд.

В случае с Олесей и Владом все было совсем иначе. От них искры отлетали, когда они касались друг друга. Так что вариант с тем, что он никогда ее не любил просто отпадает. Остается лишь то, что он запутался, но вскоре поймет, что натворил и приползет с цветами просить прощения. Влад вообще немного странный парень, который загорается и гаснет в один момент. У него в голове копошатся самые настоящие тараканы. И вовсе не те декоративные, которых можно еще, если что подержать в руке, а самые настоящие мерзкие, гадкие и ползучие. Те, которые поселяются где-то, и вывести их потом оттуда удается с трудом. Вот и сейчас наверняка какой-то самый гадкий таракан, типа моего братика, поселился в той части мозга, которая отвечает за чувства к другому человеку, и нашептывает, что все между ними кончено.

А может и того хуже. Он изменил ей, а сейчас ему стыдно и он так заглаживает свою вину. Говорит, что на самом деле это не он такой гнусный тип, а сердечко его вдруг предало. Хотя в этом случае он действительно мою подругу не любил. Ибо если бы любил, то не смотрел бы по сторонам.

- И ты ему поверила? – спросила я ее.

Она только отчаянно закивала и сникла еще больше.

Да нет, не верю я, что Влад мог вот так просто отказаться от Олеси. Да им же вся округа завидовала, когда они просто шли по улице, держась за ручку. Если он так врал, то этому актеришке нужно выдать «Оскар» досрочно.

- Он очень четко и убедительно мне это сказал. Я не могла не поверить.

Ну конечно, любящее сердце верит всему, что говорит объект обожания. Лучше бы мне самой поговорить об этом с парнем. Уж у меня к нему никогда не было теплых чувств. Разве что как к другу. И то не особенно близкому.

- С трудом верится, - плюхнулась я на свою мягкую кровать.

Леся шмыгнула носом и взглянула на меня своими красными глазами.

- Почему ты так думаешь? – слабо, но с надеждой спросила она.

- Потому что я не слепая, - довольно резко отозвалась я, но тут же прикусила щеку изнутри, потому что со вчерашнего вечера из меня стали прорываться совсем не те эмоции, к которым привык мир.

«Держи себя в руках, Тихонова» - обратилась я сама к себе, давая звучную ментальную оплеуху.

Леся ничего во мне особенного не заметила, поэтому только вновь отвернулась к окну.

- А ты почему не на работе? – взглянула я на часы. Обычно в это время Елагина просиживала штаны в компании бумажек.

- Отпросилась. После того, как Влад позвонил.

- Так вы еще и не виделись? – взвилась я. Что-то тут действительно не чисто. – Брось, он бы никогда не оставил тебя по телефону. Вам просто надо увидеться и обо всем поговорить.

- Он уехал, - тихо произнесла подруга.

- Как уехал? Куда?

- С нашим театром до воскресенья по ближайшим городам.

Влад, с недавних пор служащий в местном театре, играл на вторых ролях в различных третьесортных спектаклях, которые почему-то брали к себе на гастроли различные маленькие города из нашей округи. Для меня это было странным, ведь там тоже живут люди и у них тоже есть глаза, а также восприятие реальности. Что тогда их сподвигает на то, чтобы идти на такую, извиняюсь за выражение, откровенную дичь? Полное отсутствие иного вида развлечений? Я лично была на одном таком спектакле. Так мне хотелось залезть под стул, а еще лучше устроить пожар, чтобы никто больше не мог лицезреть эту пошлятину, творящуюся на сцене. И вместе с тем отправить куда подальше режиссера, который ставил все это дело для широкой, как полагалось, публики.

- Вот как раз в воскресенье и поговорите.

- В воскресенье мы пойдем праздновать день рождения Вайтович! – воскликнула она в ответ, чуть было не завыв от безысходности.