Нет, определенно, больше ничто не было таким, как прежде. Все очень сильно изменилось. И причиной этому я по-прежнему считала появление на горизонте одного лишь обычного с виду парня, который так и не повстречался мне за это время ни разу. Хотя, надо сказать, я ждала этого и то и дело выбегала на улицу или смотрела во двор из своего окна в надежде, что он мог что-то забыть здесь и вернуться на некоторое время в мой двор.

Но Рома не был забывчивым парнем. И вообще судьба решила изменить ход нашей истории и играла с нами в игру наоборот. Разводила по разным углам и смотрела за тем, как я схожу с ума, ища в толпе того, кого там на самом деле нет.

Мне не нравилось это ощущение. Но я решила больше не подавлять его в себе. Любая эмоция теперь стала для меня особенной, и я хотела, чтобы она продолжала жить во мне, постепенно угасая или же наоборот расцветая новыми красками. В эмоциях кроется жизнь. А жить мне очень хотелось.


Первый день осени подкрался незаметно. Это был тот самый день, что называют аномально теплыми. Солнце, вроде еще вчера решившее принять возвращение в город заморозков, сегодня светило по-летнему ярко и тепло. Все люди вокруг меня радовались этому и не спешили скрываться за дверями университета, в котором придется провести ещё девять месяцев, испытывая на прочность свои нервные клетки. Благо, что этот учебный год был у меня последним. И пусть я не собиралась становиться в будущем настоящим социологом, идти и продолжать свое обучение по другой специальности я точно не была намерена в отличие от своих подруг-одногруппниц, которые стояли по обе стороны от меня и мило беседовали о том, кто и сколько эмоций успел получить за время каникул.

Я слышала, как они говорят о своих поездках заграницу, делятся впечатлениями от занятий спортом и прохождения практики. Пыталась вникать в их проблемы, но то и дело понимала, что далека от них, а потому лишь стояла, задрав голову кверху и смотрела на проплывающие мимо облака, так же, как и на море еще пару недель назад. Они умиротворяли меня, хотя порой и выстраивались в такие фигуры, что задевали мое больное сердце. Возможно, это я сама видела в них то, что хотела видеть. К примеру, автомобиль, стоящий возле линии старта или человеческую фигуру, принявшую какую-нибудь замысловатую позу. И насколько же было легко представить, что вместо перистых облаков я могу увидеть что-то более реальное. То, что не давало мне спать уже полтора месяца.

Я думала, что смогу сбежать. От себя. От него. От родителей. Не смогла. Зато получилось принять и убедиться, что не жалею ни об одном проведенном вместе дне. Ни об одной ссоре и ни об одной улыбке. Только сил расплести самостоятельно этот клубок у меня совсем не осталось.

Кто-то из девчонок помахал перед моим носом, привлекая к себе внимание. Оказалось, что Дашка Алферьева, которая в этом году работала в каком-то крутом детском лагере и теперь делилась впечатлениями, в ответ на которые все должны были вздыхать и восхищаться, и лишь одна я из присутствующих этого не делала.

Мне пришлось кивнуть в ответ на какой-то ее вопрос и тогда собравшиеся махнули на меня рукой, решив, что говорить со мной сегодня бесполезно. Я снова пребывала в своем личном мире, о котором к счастью теперь знала намного больше.

Наверно, я окончательно сошла с ума, думая о человеке из своих снов, ведь стоило мне перевести взгляд с лиц одногруппниц немного в сторону, как увидела его – брюнета с обжигающим солнцем в глазах, которое, скорее всего, уже давно потухло для меня.


Он стоял в такой же толпе незнакомых мне взрослых парней и смотрел на меня. Мое сердце в ответ на этот взгляд пропустило удар, а затем помчалось так, что черному Мустангу Аморского точно было его не догнать. Внутри разлилась знакомая уже магма, заставляя душу плавиться от нахлынувшего горячего чувства. Кажется, я даже забыла вдохнуть, в то время как он, сложив одну руку на другую возле груди, затянулся порцией горького сигаретного дыма.

Он нервничал. Это было мне известно. Хотя, возможно, за то время, что мы не виделись, он просто стал курить чаще.

Всего один месяц нашего с ним общения перемолол мою душу в труху и собрал заново. Уже другую. Не ту, взрывающуюся на поворотах из-за копящегося внутри огня. Не ту, желающую угодить всем и выглядеть самой лучшей дочерью в глазах слишком амбициозной матери. Другую. Просто другую. Мою душу. По-настоящему мою. Правильно неправильную, не устраивающую кого-то, а возможно и в будущем любимую кем-то.

Брюнет казался спокойным, в упор глядя на меня. Хотя я никогда не могла сказать наверняка, что он чувствует на самом деле.

Расстояние между нами превратилось в натянутую струну, из которой я не могла бы извлечь ни звука. Мне хотелось ослабить натяжение. Хотелось вопреки всему быть ближе. Хотелось услышать, что он говорит тому, кто стоит рядом с ним. Узнать, что он мог бы сказать мне.

Думал ли? Желал ли все обсудить? Хотел ли все вернуть?

Но ни я, ни он не сделали ни единого шага навстречу. Мы оставались стоять возле величественного здания нашего университета в компании неинтересных нам людей и смотреть друг другу в глаза.

Первым прервал наш немой разговор именно он. Отведя взгляд, он затушил свою сигарету о стоящую рядом урну, сказал что-то своим знакомым и, больше не поднимая глаз на меня, направился ко входу в здание. Казалось, что уверенности в его шаге стало только больше за этот месяц. Спина его была ровной, плечи расправленными. И только сжатая в кулак левая ладонь выдавала в нем то, что встреча со мной что-то вызвала и в нем тоже. И возможно, это было совсем не то светлое и горячее чувство, что посетило меня. Возможно, его солнце и вправду могло растерять свой свет.


«Он здесь», - думала я позже, сидя за партой в лекционной аудитории на своем первом в этом учебном году занятии.

Прямой взгляд Ромы не хотел отпускать меня вот уже больше часа. Я раз за разом прокручивала сцену перед входом в своей голове и каждый раз корила себя за то, что осталась стоять на месте, когда он ушел.

Я должна была что-то сделать. Должна была остановить его.

Но у этого парня снова слишком хорошо вышло застать меня врасплох. Так что я, совершенно обезоруженная и пригвожденная тяжелым взглядом к месту, не пошла следом. Не догнала и не выдала ту речь, что готовила все это время. Я струсила. Дала слабину. Поддалась чувству неуверенности и страха. И теперь ругала себя за это, заламывая пальцы, чтобы не сорваться и не пойти искать его по огромному корпусу нашего института.

Ко всему прочему я понятия не имела, что он мог забыть здесь сегодня и куда именно направлялся. Я была готова встретить его где угодно, но только не у стен родной альма-матер. Ведь, насколько мне известно, ее он успел окончить раньше меня.

- Эй, что с тобой? – пихнув меня в плечо, поинтересовалась всегда очень любопытная Даша. – Ты сегодня сама не своя.

- Все в порядке, - мотнув головой, прошептала я. – Просто задумалась.

- О чем?

Я пожала плечами и выдала первую, пришедшую на ум фразу:

- О том, что это наш последний учебный год.

Я попыталась изобразить на лице милую улыбочку, но вышло у меня это, скорее всего, не важно. Даша подозрительно на меня посмотрела.

- Ты разве не собираешься идти в магистратуру?

Последнее произнесенное девушкой слово заставило яркой вспышкой промелькнуть наш с Аморским разговор в один из проведенных вместе дней.

«Зачем же ты учишься, если не собираешься использовать свой диплом по назначению?» - вопрошала я, стоя рядом с ним, облокотившись на краешек авто в то время, как он скрылся с головой под капотом.

«Учеба, по-твоему, что, только диплом дает? - усмехнувшись, произнес он. – А как же знания? Говорят, что сила в них».

Темноволосая голова вынырнула наружу. Светло-карие глаза лукаво взглянули на меня.

«Так ты из ботаников, - рассмеялась я. – А где очки? Это главный атрибут тех, кто любит учиться так же, как ты».

Я протянула руку вперед и смахнула челку с его глаз. Он улыбнулся и перехватил мою ладонь, прижимаясь к ней губами с тыльной стороны.

«Я не ботаник, - отпустив мою руку, сказал он. – Просто мне легко дается учеба. В таком случае не вижу причины этим не пользоваться. Мне не трудно – это главное. Иногда бывает даже весело, - Рома хмыкнул. – Видела бы ты лица этих стариканов в огромных очках, когда они понимали, что я не ходил ни на одну их пару, но знаю материал лучше остальных. Они так забавно начинали искать у меня наушники и шпаргалки, что я только и успевал отсмеиваться в противоположную сторону».

«Значит, ты гений?»

Аморский выдержал короткую паузу, потирая подбородок и оставляя на нем грязный след.

«Можно сказать и так, Одуванчик. Я гений, которому весело учиться. Как раз думаю над тем, чтобы еще немного поразвлечься и пойти в магистратуру. Сам декан звал меня без вступительных».

Эти его слова почти полностью затерялись в моей памяти благодаря тому, что тогда, не выдержав, я подошла ближе, чтобы вытереть грязь с его лица и оказалась заключена в крепкие объятия с плавным переходом в обжигающие поцелуи, от воспоминаний о которых до сих пор по коже бежали мурашки.


Из густого омута мыслей меня вырвал тяжелый вздох соседки по парте. Она закатила глаза и отвернулась.

- Прости, я опять отвлеклась? – спросила я, повернувшись к ней.

- Ничего. Я привыкла за три года, что ты вечно где-то в облаках. Но все равно с тобой что-то не так. Только я не могу понять, в чем дело.

- Влюбилась, наверно, - слегка повернув голову к нам с передней парты, ехидно произнес наш одногруппник Лёха.

- Что, правда? – тут же подхватила это предположение вездесущая Дашка. Я лишь повторила ее жест, закатив глаза и отвернувшись в сторону окна, говоря тем самым, что не намерена обсуждать с ней свою личную жизнь.

А за окном тем временем расцветало бабье лето. Солнце играло искрами на опавших желтых и красных листочках, ветер гонял по земле дорожную пыль, а температура воздуха давала всем местным жителям получить еще одну порцию тепла за этот год.

Первокурсники, получившие свои учебные планы и напутствия на ближайшие несколько лет, смеясь, шли через парковку и делились новыми впечатлениями. Первый шаг во взрослую жизнь был сделан и теперь многие из них начинали все с чистого листа.

Мне нравилось смотреть на них. Новички всегда выглядят намного воодушевленнее, чем мы, отсиживающие положенное время в аудиториях студенты. До первой сессии и нам университет казался чем-то безумно веселым и интересным. И я точно знала, что они сейчас считали так же.

Толпа веселых первокурсников, эмоционально размахивающих руками, скрылась за поворотом спустя пару минут, так что мне пришлось перевести взгляд на другую движущуюся фигуру. Мужскую. Одинокую. Темноволосый парень в черной футболке стремительно пересекал парковку, не глядя по сторонам. И эту походку я отлично знала, потому, как уже успела ее изучить из окна своей комнаты.

Это был Рома. Мне бы не требовалось даже иметь стопроцентного зрения, чтобы сказать, что это он. Я просто знала это.

Аморский пересек большую парковку достаточно быстро, на ходу вынимая из кармана ключи и нажимая на брелок сигнализации. Неподалеку моргнула поворотниками знакомая машина. По Мустангу этого парня я тоже успела соскучиться. Мне не хватало его скорости и запаха дорогого кожаного салона.

Подойдя к своему черному коню, брюнет остановился на несколько секунд, а затем вынул из второго кармана джинсов мобильник и стал быстро стучать по экрану пальцем.

«Значит, телефон у него есть. Только номер для меня больше недоступен», - подумала ревностно я, кусая нижнюю губу.

- Знаешь, а я ведь тоже влюбилась этим летом, - продолжала ворковать где-то на заднем плане Дашка, и мне в очередной раз захотелось поставить ее на беззвучный режим. Эта трещотка порой очень утомляла.

Я мельком взглянула на приятельницу и послала ей слабую улыбку в надежде на то, что она поймет, насколько мне сейчас хочется отгородиться от ее голоса. Однако Даша была либо очень несообразительной, либо чересчур умной и себялюбивой, что не стала прекращать своего очередного рассказа, даже когда я вновь отвернулась от нее и стала наблюдать за происходящим за окном.

Аморский, убрав обратно свой мобильник, облокотился обеими руками на автомобиль и опустил голову вниз. Так, будто решал сложную задачу: сесть ли за руль и уехать или же вернуться обратно и отсидеть еще пару часов в стенах учебного заведения.

Слегка хлопнув ладонью по крыше Мустанга, Рома вновь выпрямился и поднял глаза на здание университета. Его взгляд устремился четко на то окно, через которое я сейчас наблюдала за ним. И я бы рада думать, что он вновь сумел отыскать меня среди нескольких десятков одинаковых окон, но увидеть меня он, конечно же, не мог. Расстояние и отражающая поверхность стекол в светлое время суток не позволяли этого сделать. Зато я прекрасно могла видеть его и желать оказаться там, рядом с ним.