– Как? – Смайл нахмурился. – Во-рло-нг-тс-офф?

– Нет-нет, – помотал головой Егор, радуясь, что хоть в чем-то всезнающий индийский вундеркинд не идеален. – Говорю же, русская фонетика – язык сломаешь, брось. Просто Джордж.

– Да, Джордж, спасибо. – Смайл вежливо кивнул. – Но пожалуйста, повтори? Во-ро-нг-тс-офф? Не так?

– Э-э… – Егор изо всех сил сдерживался, чтобы не засмеяться. – Не совсем. Во-рон-цов. В конце не «ф», а «в», не носовое «нг», а просто «н», и, главное, не «тс», а «ц». Во-рон-цов. А, и «р» не такое горловое. Не «рл», а «р-р-р».

– Вор-рон-тсоф, – старательно двигая губами и почему-то бровями, повторил Смайл.

Такая серьезность и требовательность к себе внушали уважение. Егор кивнул:

– Ну, почти. Во-рон-цов.

– Во-рон-тцов, – после трехсекундного размышления повторил «вундеркинд».

– Гениально! – Егор захлопал в ладоши. – Еще чуть-чуть потренируешься, и «ц» тоже будет такое, как надо.

– Да, спасибо. Я, собственно, именно потому сегодня и подошел. Мы можем быть друг другу очень полезны. Я заметил, что у вас страдает английское произношение.

– Ну да, – удрученно вздохнул Егор, – хоть к логопеду иди или к частному преподавателю. Но это требует много времени и серьезных финансовых вложений. Я пока не готов.

– Нет-нет, не нужно логопеда, – замахал рукой Смайл. – Нужен другой человек.

– То есть?

– Второй человек, – еще непонятнее пояснил «вундеркинд». – У меня хороший английский, у вас – русский. Мы можем, – он вдруг перешел на русский и довольно чисто произнес, – идти на свидание.

Егор, расхохотавшись, тоже ответил по-русски:

– Никогда так не говори. Свидание – это… ну, это встреча, конечно, да, но… вот мы сейчас встретились, у нас встреча. Но не свидание, свидание было бы, если бы кто-то из нас оказался девушкой. Ну или… сейчас времена такие… если бы у нас была любовь, предположим…

– О, как Элтон Джон? – Подвижные брови вздернулись, морща смуглый лоб.

– Что-нибудь в этом роде. Но «встреча» тоже ни при чем, как и «свидание». Надо было сказать вообще другое: «навстречу», – он изобразил двумя руками «бегущих» навстречу друг другу человечков, – а не «на встречу», – он обвел руками их «встречу у камина» в библиотеке.

– Отличный! – Смайл заулыбался еще шире. – Русский – очень богатый язык. Как санскрит. – Он вдруг прострекотал что-то непонятное, но очень мелодичное. – Английский простой. Бедный. Легко быстро наладить. Можем друг другу помогать?

– Отлично! – Егор закивал так энергично, словно хотел взболтать собственные мозги. – И называй меня Джордж, ладно? Как говорят по-русски, давай на «ты».

– Да, о’кей. На «ты», не на «вы», правильно? В английском только «ю», это нет интересно. Русский интересный. Давай сейчас? Я включаю диктофон и начнем?

С этого момента для Егора началась новая Англия. Оказалось, что это совсем не та страна, которую он знал до сих пор. Смайл не только «налаживал» английский Егора, он легко и необидно помогал избавляться от лишней «русскости». От московских, слишком торопливых интонаций, от чересчур активной жестикуляции, от неуверенности перед продавцами и прочей обслугой. Не задумывайся, говорил Смайл, они просто работают, ты же не стесняешься собственного ноутбука. Учил вести себя в ресторанах, выбирать галстуки и заказывать костюмы.

– Джентльмен, – добродушно объяснял Смайл все с той же неистребимой улыбкой, – вполне может носить драные джинсы и линялую футболку, даже босиком может ходить, джентльменом он от этого быть не перестанет. Но, – поднимал парень палец, подчеркивая важность произносимого, – костюмы джентльмен заказывает у портного. Никаких магазинов готового платья, это фу, дешевка, даже самые дорогие. Кстати, – улыбался Смайл, – приличный портной, если, конечно, не соваться к тем, у которых одевается королевская семья, обойдется в итоге дешевле, чем магазин готового платья.

Там-то, у портного, и настиг Егора удар судьбы. Дверь в дверь с «мастером джентльменов» располагалось дамское ателье. Холл у них был общий.

А вот не надо, поругивал он потом сам себя, не надо оборачиваться, заслышав родную речь. Тем более в приличных местах. Мало ли по Лондону русских шляется? Обернулся – получи!

Обернулся Егор, услышав реплику, режущую контрастом между нежной интонацией и грубым, почти вульгарным смыслом. А уж этот проклятый, растянуто-акающий московский говорок, который сам Егор столь тщательно вытравливал из своей английской речи, – как не узнать?! Да хоть в тысячной толпе, а тут и вовсе:

– Маму-уль! Если этот храбрый портняжка еще станет лапать меня за задницу, я ему все рога пообломаю, – нежно тянул ангельский голосок.

С такой же ангельской улыбкой, механически отметил Егор, чувствуя, что не в силах отвести от видения глаз. В голове точно взорвался фейерверк, а в сердце одна за другой начали взрываться петарды.

Господи! Зачем я обернулся, почти в отчаянии подумал он. Ведь погиб, насмерть погиб. Ведь не предполагал да и не мог предполагать, что ожидаемое явление долгожданной любви – а кто ее не ждет в таком юном возрасте? – окажется таким сокрушительным? Мир в одно мгновение разлетелся на сверкающие осколки, и любое пространство, где нет Ее, могло быть лишь безжизненной пустыней.

При этом он стопроцентно не смог бы хоть сколько-нибудь внятно описать явившееся ему чудо. Как рассказать какому-нибудь папуасу о северном сиянии? Ну да, у девушки были руки, ноги, глаза, волосы, губы… Но как определить все это словами простого английского или пусть даже русского языка? Фигура? Божественная… Глаза? Озаряющие, пронизывающие, искрящиеся… Волосы? Что-то такое сверкающее, ослепительное… Егор даже не мог бы сказать, блондинка перед ним или брюнетка. Но мечтания Егора были прерваны.

К девушке подошла дама в норковом палантине – вероятно, мать, – и, поджав губы, неодобрительно покачала головой. За дамой торопилась управляющая:

– Следующая примерка, миссис Грейс, через два дня. В какое время вам будет удобнее?

– Давайте после шести, – бросила женщина и добавила по-русски, повернувшись к дочери: – Что ты меня вечно позоришь! А если кто-нибудь здесь понимает…

– Да ла-адна-а! Англичане никогда никаких языков, кроме своего, не знают. А если кто и понимает, па-адумаешь! – с той же улыбочкой протянула девушка, с любопытством оглядывала посетителей и вдруг наткнулась на ошарашенный взгляд Егора. Искра недоумения в ее глазах сменилась любопытством, потом откровенным весельем. Она поднесла ко лбу руку и показала таращившемуся на нее юноше «козу».

Если бы он не сидел в кресле, наверняка хлопнулся бы на пол. А так лишь сидел и тупо твердил про себя: через два дня после шести, через два дня после шести.

– Эй, Джорджи, тебе нехорошо? – Смайл склонился над ним с нескрываемой озабоченностью.

– Ничего, – пробормотал Егор по-русски. – Я просто выпал в осадок.

– Выпал в осадок? Как соль? Я не понимаю. Объясни. – Он включил диктофон…

Следующие два дня Егор пылал, как в лихорадке, то взлетая к небесам на крыльях надежды, то падая в бездну отчаяния, только что на стены не кидался. В мозгу теснились какие-то сумасшедшие картины. Вот он подходит к ней, встает на колени… Нет, на одно колено, как мушкетеры перед королевой… Ужас, сегодня даже самые ненормальные попрошайки в Сохо так не делают, бред какой-то. Надо написать письмо и незаметно сунуть ей в карман. Нет, не на компьютере, пошлость какая, ни в коем случае – только от руки!

Он кидался к столу, писал, приходил в отчаяние от корявости выходящих из-под его пера фраз, рвал написанное в клочья, снова писал, снова рвал… По-русски, по-английски, снова по-русски… Пачка бумаги, казавшаяся бесконечно толстой, иссякла как-то неожиданно быстро. Егор схватил рулон бумажных полотенец, начал писать на них – ручка дырявила мягкую, совсем не рассчитанную на эпистолярное использование бумагу, чернила растекались, черт бы их побрал! И вообще, любовное послание на бумажных полотенцах… практически на туалетной бумаге… нет, совсем неприлично.

Ладно, бумагу он потом купит. Самую лучшую, благородного цвета слоновой кости, с золотым обрезом. Или с серебряным изящнее? А, это успеется! Сейчас надо отыскать гостиницу, где остановились… Да, он запомнил – миссис Грейс с дочерью. А потом? Потом он туда пойдет? Но он же так и не написал письмо, а подойти и заговорить – точно не сумеет. А, не важно, главное – отыскать, где она живет, а там, глядишь, что-нибудь и для письма придумается.

Список гостиниц в телефонном справочнике оказался каким-то непристойно длинным. Ну десять, ну двадцать, ну пусть пятьдесят! Но их были сотни! И, что еще хуже, почему-то нигде не желали сообщать сведений о постояльцах. Правила у них, видите ли! Какие тут могут быть правила?! У него же совершенно исключительный случай, буквально вопрос жизни и смерти!

В общем, Егор вел себя как образцовый юный влюбленный. То есть – всячески безумствовал. Впрочем, к счастью для себя и окружающих, вреда никому не причинял и даже не надоедал. Ну разве что гостиничным администраторам, ну так у них служба, им и не такое терпеть приходится.

Смайл застал друга в момент, когда тот сочинял объявление о поисках пропавшей миссис Грейс и ее дочери, мучаясь от желания привлечь потенциальных информаторов какой-нибудь невероятной суммой вознаграждения, на корню подрубаемого остатками рациональности. Сумасшедшая награда и привлечет, ежу понятно, одних сумасшедших, а главное – на сумасшедшую награду у него попросту нет денег.

После краткого и довольно бесцеремонного допроса Смайл уяснил «все аспекты проблемы» и предложил «скорректировать план действий».

– У моего отца есть несколько надежных людей. Точнее, не у моего отца, они сами по себе, но я знаю от него. Это… хотя это и не важно, но это такое полезное и очень хитрое заведение, которое специализируется на разных деликатных поручениях. Информацию собрать, уладить что-нибудь. У папы, видишь ли, иногда возникают такого рода надобности. Когда дело касается пациентов, чья частная жизнь должна оставаться сугубо частной, а задействовать собственную службу безопасности им бывает, как бы это сказать, небезопасно. Эй, Джорджи, – он потряс приятеля за плечо, – ты вообще понимаешь, о чем я говорю?

Егор механически кивнул, хотя не понял ровным счетом ничего.

– Печальная картина, – покачал головой Смайл. – На тебя невозможно смотреть без слез. Значит, ты – луковица.

Неожиданное заявление несколько отвлекло влюбленного от погружения в бездны отчаяния:

– Почему луковица?

– Да… Тяжелый случай, – без улыбки констатировал верный друг. – Бурный всплеск гормонального фона в пубертатном возрасте резко отрицательно влияет на интеллектуальные способности, что многократно описано в медицинской литературе.

– При чем тут лук? – Егор помотал головой, словно отряхиваясь от обилия медицинских терминов.

– При том, друг мой, – очень серьезно объяснил Смайл, – что луковые фитонциды вызывают обильное слезотечение. И если на тебя нельзя смотреть без слез, значит, ты – луковица. Это была шутка. Юмор, Джорджи.

– А-а, – протянул Егор. – Смешно.

– Бедный мальчик! – Смайл вздохнул. – Но я тебе помогу. Во-первых, из человеколюбия – как резонно заметил великий Шекспир, «таких страстей финал бывает страшен». Ты ведь того и гляди весь Лондон по камушку разнесешь, а мне этот красно-серый город почему-то нравится. Во-вторых, из любопытства. Мне, как ни странно, самому интересно. Так что возрадуйся, мой влюбленный друг, помощь грядет. Хотя… ты же все равно станешь караулить ее в том ателье, я правильно понимаю? Но при этом боишься, что не сможешь связать двух слов, так?

Егор пожал плечами. Двух слов! Еще бы придумать – о чем! Да и русская мама, которая строит из себя англичанку… не вдохновляет. В общем, безвыходная ситуация. Безнадежная. Но это же невыносимо! Надо же хоть что-то делать! Для начала разузнать – кто эта девушка, где живет, где учится. Ну и потом уже… придумывать, как познакомиться, искать случай, ловить момент.

– Я хотел попробовать их выследить…

Смайл трижды хлопнул в ладоши, скептически усмехаясь:

– Обещай, что весь следующий год ты не будешь смотреть голливудские боевики, а?

– Я и так их не смотрю, – смутился Егор. – Ну… то есть… почти не смотрю.

– Сиди и страдай, жертва гормональных бурь, – вздохнул Смайл. – Я что-нибудь сделаю.

Егор, однако, принял на вооружение лишь половину дружеского совета – страдать. Вместо «сидения» он продолжил наблюдать за ателье. И через два дня его «страдания» достигли вселенских масштабов: ни миссис Грейс, ни – что еще ужаснее – ее дочь так и не появились.

Тупо разглядывая потолок своей комнаты – вот кретины, даже крюка для люстры не предусмотрено! – он пытался придумать, как быть дальше… и быть ли вообще… когда позвонил исчезнувший было Смайл:

– Ты еще не застрелился, мой русский Ромео? – Голос его звучал отвратительно бодро, так что Егор едва удержался от того, чтоб шваркнуть телефоном об пол. – Я тут на днях видел один прелестный сайт, где собрано несколько сот способов самоубийства. И знаешь, попадаются весьма занимательные. Тебе ссылочку сбросить?