Это не просто джинсы… это сценические, твою ж мать, джинсы! Именно “твою ж мать” и никак иначе!

Данное творение неизвестного мне модельера было последним писком моды. Не исключено, что все же предсмертным.

Спереди они выглядели вполне пристойно, а вот сзади… Сзади и была главная изюминка – молния с ходунком в виде черепа.

Я до сих пор помню “славный” момент, когда владелец клуба влетел ко мне на репетицию, счастливо потрясая добытыми штанами с криком: “Это взорвет зал!” И надо сказать, что он оказался совершенно прав! Даже мне, глядя на одетых в такое девочек-танцовщиц, хотелось расстегнуть молнию, проходящую аккурат меж полупопий. Очень соблазнительно смотрелось.

В общем, эта вещь идеально подходила для возбуждения интереса посетителей ночного клуба и абсолютно не годилась для ношения в повседневных условиях.

И как только они попали в багаж?! Каким местом я думала, когда собиралась в Германию?!

Я не хотела провоцировать Клауса на глупости, но из одежды остались или микро-шорты, или вот это безобразие. Немного помучавшись, решила все же выбрать джинсы. В конце-концов спереди они выглядели прилично, а попой к немцу я постараюсь не поворачиваться!

Сменив белье, я влезла в клятые облегающие штанины, с трудом застегнув их самостоятельно на попе (обычно мне помогали девочки на работе), и надела единственный прихваченный свитер, к сожалению, не прикрывающий молнию на заднице даже до середины.

– Елена! – крик Клауса заставил меня подпрыгнуть и насторожиться. – Спускайся. Все разогрето.

И что мне ему сказать? Притвориться уставшей? Так он тогда примчится сам, проверять, не заболела ли я. Проще и правда пообедать с ним и потом сбежать, сославшись на упадок сил. Как настоящая аристократка заявлю, что барышне требуется послеобеденный сон!

Перед выходом я с тоской покосилась на халат Кристины, подумывая надеть его сверху, но сама себя одернула. До чего же стала трусливой в последние дни! Ничего не случится, если я сама буду держать себя в руках. Лицо “кирпичом”, грудь вперед и побольше холода во взгляде. Да Клаус меня сам еще стороной обходить будет!

Сказать оказалось проще, чем сделать. Стоило неслышно войти в гостинную и услышать негромкий звон посуды с кухни, как ноги ослабели, а коленки задрожали. Гадс-с-ство!

Надо признать, я думала, что после всего произошедшего, за обедом станет царить тягостное молчание. Все же для неловкости были все предпосылки, начиная с наших вчерашних приключений и заканчивая дневными в компании Дитриха.

Но я ошибалась! Оказалось, Клаус умел быть вежливым и галантным. Когда хотел, разумеется. Я отчетливо ощущала, что он вытягивает меня на беседу, задавая наводящие вопросы о жизни и моих интересах, интересуясь любимыми книгами и музыкой. Стоит отдать ему должное, – подводные камни Клаус чувствовал на интуитивном уровне и аккуратно огибал спорные темы.

Проще говоря, после нескольких дней противостояния и жаркой эротической сцены, мужчина все же заинтересовался моей замечательной личностью и предположил, что под так раздражающими его красными волосами есть мозги!

Когда с основными блюдами было покончено, я уже была настолько расслаблена, что вызвалась помочь убрать со стола…

Беспечно рассказывая какую-то студенческую байку, я аккуратно складывала тарелки в посудомоечную машину и на каком-то этапе поняла, что блондин перестал комментировать повествование.

Замерла в позе, в которой стояла, изогнувшись с кружкой в руках, и медленно осознавала две страшные вещи. Клаус находится за спиной, а я стою в очень даже привлекательном положении. Аккуратно поставив чашку, я стремительно развернулась и застыла, подавившись несказанной фразой.

Когда-то давно я услышала что-то в духе: “На него было страшно смотреть”. Услышала и посмеялась, не понимая, как можно испугаться просто вида человека, если он напрямую тебе не угрожает.

А сейчас… сейчас в нескольких шагах от меня замер мужчина, с такой тьмой на дне голубых глаз, что становилось по-настоящему страшно. Страшно и сладко…

Застывшее, слово окаменевшее лицо, крылья изящного носа чуть подрагивают, а зрачок почти полностью утопил радужку в антрацитовой мгле.

Быть может, раньше я бы этого и не заметила, но очков на мужчине не было, и теперь ничто не мешало смотреть ему прямо в глаза.

Клаус аккуратно поставил заварочный чайник на стол, оттолкнулся от края и двинулся ко мне.

– Эм-м-м… – бессмысленно протянула я, подавляя в себе трусливое желание развернуться, сделать ноги и забаррикадироваться! Ибо с таким животным желанием во взгляде меня могут уже не спрашивая трахнуть на кухонном столе. А самое плохое во всей этой ситуации то, что я, быть может, даже не стану сопротивляться.

Мой взгляд помимо воли скользнул вниз по сильному телу немца и наткнулся на внушительную выпуклость в паху. Здоровенный ариец с убийственным оружием в штанах остановился рядом со мной и протянул:

– Было бы просто замечательно, если бы ты посмотрела мне в глаза…

Кстати, реально, было бы просто потрясающе перестать неприлично на него пялиться…

– Посуду помыть надо, – выдала я, наконец-то подняв глаза. – К-к-кнопочку нажать.

– Обязательно, – с совершенно серьезным выражением породистого лица согласился Клаус и положил ладони мне на талию, привлекая к себе ближе. Я смотрела на него, как кролик на удава, и не могла в себе найти моральных сил даже на то, чтобы высвободиться из сильных рук, не говоря уже о каких-то более серьезных попытках побега.

– Куда же нам без чистой посуды, – продолжал разглагольствовать на отвлеченную тему немец… не торопясь скользя одной ладонью все ниже и ниже по талии, пока наконец не коснулся края джинсов. Не отрывая от меня совершенно черного взгляда, он медленно, с нажимом провел по молнии на ягодицах и, положив руку на правое полупопие сильно, почти до боли сжал.

– Ох…

С губ поневоле сорвался рваный выдох, а мужчина только понимающе усмехнулся и, наклонившись к ушку, выдохнул:

– Иногда мне кажется, что ты делаешь это специально. Доводишь до того, чтобы я просто потерял контроль и трахнул тебя, не обращая внимания на протесты. И, поверь, Лена, я и правда на грани… Все, чего мне сейчас хочется – расстегнуть молнию, нагнуть тебя и сразу войти без прелюдий и ласк. – Он вновь провел по молнии, но уже вверх, и чуть дернул за “собачку”, показывая, что все в его власти. – Особенно сладко от того, что прямо сейчас я могу сделать все то, что рассказал…

Клаус прикрыл глаза, потянул ходунок вниз, расстегивая на несколько сантиметров… Я замерла, стоя с широко открытыми глазами и не в силах отделаться от нереальности происходящего. Кровь горячил дикий, просто невообразимый коктейль эмоций. Я задыхалась от смеси страха и возбуждения, приправленных острым перцем осознания неправильности происходящего.

Исконно женская слабая натура нашептывала, что покориться мужчине – самая естественная вещь, которая только может произойти с девушкой. А другая, та, с которой я шла рука об руку всю свою сознательную жизнь, сейчас орала на меня матом и говорила, что не для того я добивалась всего в жизни сама, и не позволяла протянуть к себе грязные руки, чтобы сейчас дать какому-то немцу на кухне после нескольких дней знакомства, большую часть из которых я думала о том, какой же он педантичный мудила.

Клаус взял себя в руки раньше, чем я разобралась со внезапно проснувшимися альтер-эго, в простонародье именуемыми либидо и здравым смыслом.

По-прежнему прижимая меня к себе, он одним движением захлопнул посудомоечную машинку и проговорил:

– А вот теперь можно нажать кнопочку.

Я непонимающе уставилась в его темные глаза. Какие, к чертям, кнопки?! Он только что мне рассказывал, что в шаге от того, чтобы у нас все случилось прямо здесь, а теперь снова про посуду?!

Впрочем, пусть говорит… о чем угодно пусть говорит, лишь бы не действовал.

Техника за спиной зашумела, приступая к работе, а Клаус взял меня за руку и потянул к выходу из дома. Несколько шагов я прошла за ним по инерции, а после все же очнулась и спросила:

– Куда мы?

Вообще, хорошо хоть не в сторону кровати!

– Необходимо съездить в город, – спокойно ответил Клаус. – Тебе нужна новая одежда.

– Не нужна, – заупрямилась я, упираясь пятками в пол. – Я просто постираю ту, что есть, и…

Он неожиданно остановился, и я по инерции налетела на широкую спину арийца.

– Лена, – обманчиво мягко начал мужчина, медленно разворачиваясь ко мне, – для меня огромная загадка, почему ты вообще в этих джинсах рискнула выйти из комнаты. Но хочу сообщить, что если ты остаток вечера будешь вертеть перед моим носом своей симпатичной задницей в такой соблазнительной упаковке… я не железный и тем более не святой. Мы оба понимаем, чем все закончится. Потому, будь хорошей девочкой.

Стоит ли говорить, что после такого четкого обозначения плана я, как миленькая, пошла за ним к машине?! Разве что уже в салоне попыталась было заикнуться про забытые в доме деньги, но меня наградили таки-и-им взглядом, что проще было замолчать.

Мерседес мягко тронулся с места, а Клаус попросил:

– Дай мне, пожалуйста, из бардачка очки.

Я послушно потянулась вперед и, достав требуемое, передала немцу. Он по-прежнему безукоризненно вежливо меня поблагодарил и, нацепив стеклышки на аристократический нос, обратил все свое внимание на дорогу.

А я косилась на Клауса и внутренне обалдевала от того, как можно быть настолько… настолько сдержанным и закрытым?! Он может с каменным лицом говорить откровенные пошлости, а после вести себя, как ни в чем не бывало!

Недосягаемый для меня уровень самоконтроля.

Интересно, какие эмоции кипят под внешней невозмутимостью?..

Мы ехали. За окнами проносились поля и редкие леса, в машине царила тишина, не нарушаемая даже музыкой и, спустя какое-то время, я рискнула завести беседу:

– Зачем тебе очки?

Он чуть заметно вздрогнул и удивленно посмотрел на меня.

– Разве не очевидно? У меня плохое зрение.

– Мне казалось, что с твоими деньгами этот вопрос решается легко и просто. – Я повела плечами и неожиданно призналась: – Я сначала думала, что это просто декоративный элемент.

– Позерство? – понимающе хмыкнул Клаус.

– Верно.

– Ты не права. Просто у меня есть легкое предубеждение насчет лазерной коррекции, да и нарушения не настолько существенны. Вдобавок, я привык к очкам. Они уже непременный атрибут моего… комфорта.

Ну да, если не будет очков, то что же он станет демонстративно протирать? Но эту мысль я мудро оставила при себе!

– А зачем тебе столько? В доме одни лежали на каминной полке в гостинной, а вторые я видела на кухне.

Реально, даже для Клауса трое очков – это как-то перебор.

– Все просто, Лена. На всякий случай! Поэтому у меня есть те, что постоянно при себе, и еще двое в машине.

На этом наша увлекательная беседа свернулась.

Вновь полюбовавшись на пейзаж и не найдя там ничего интересного, я вернулась к разглядыванию водителя. На Клауса было приятно смотреть.

А еще я периодически залипала на его руки… Длинные музыкальные пальцы расслабленно лежали на руле, управляя машиной легкими точными движениями. Ни единого лишнего жеста…

Выходя из дома, немец закатал рукава рубашки и стали видны вены на запястьях, и их созерцание ввергало меня в подобие транса.

Я всегда любила мужские руки. Это очень сексуальная, красивая часть тела, на которую можно любоваться вечно. И я любовалась, нервно облизывая губы от того, как перекатываются мышцы под золотистой кожей.

Он непринужденно управлял машиной и так же легко дарил удовольствие женщине. И глядя на его пальцы, мне дико, просто невообразимо хотелось почувствовать их на своем теле.

Так, Лена, очнись! Приди в себя! Сколько ты с ним знакома? Всего ничего! А он первые дни только и делал, что гадости говорил! А теперь что изменилось? То, что у него на тебя стоит?

Логика основательно и сосредоточенно била ногами романтический настрой на пару с либидо. Руки им, видишь ли, нравятся!

Именно из-за своей погруженности в созерцание, я не сразу заметила, что мерседес сбрасывает скорость. Мы остановились у обочины, и Клаус одним слитным движением отстегнул ремень безопасности и навис надо мной, игнорируя мешавший рычаг коробки передач.

– Что такое? Неужели мы приехали?

– Разве можно так смотреть и ожидать, что я никак не отреагирую? – пробормотал он и, запустив руку в мои волосы, притянул к себе, впиваясь в губы поцелуем.

Я подалась вперед, отвечая ему с той же жадностью, возвращая все укусы, все извинительные ласки языка, и прижимаясь к сильному телу, насколько могла.