Она привыкала ко мне и моему размеру. Каждая фрикция приближала набухшие яйца к ее сочной и аппетитной попке, и вот они уже мягко шлепались об нее, а в такт им колыхалась и ее грудь. Вверх-вниз. Вверх-вниз.

Я крепко держал Лену за талию и упивался зрелищем входящего и выходящего из нее поршня, вслед за которым вытягивались и ее малые губки. От нарастающего напряжения хотелось закрыть глаза. Мое тело само несло насаживать и насаживать ее киску на свой фаллос.

Лена судорожно глотала воздух, кричала, комкала покрывало, а в какой-то момент выгнулась дугой и застыла, глядя в потолок невидящими глазами.

Ее стоны слился в один неприрывный, а я чувствовал как туго обхватывали и отпускали член мышцы ее лона. Она пульсировала подо мной и сладко кончала, пока я все еще продолжал вбиваться в киску. Ее пещерка обхватывала мой член и доводила до состояния потери связи с происходящим…

Яростно и ритмично я притягивал девушку к себе, и уже ничто не могло меня остановить. Внизу живота росло напряжение. Я закрыл глаза и переключился на собственные ощущения приближающегося блаженства. В последний раз притянул ее к себе за попку и вышел, чтобы сильными толчками горячего семени излиться на плоский живот…

А потом я дышал. Часто и сипло. Неотрывно глядя на девушку, не в силах отвести взгляда от прекрасного тела. Реальность медленно восстанавливалась вокруг меня, концентрируясь вокруг одной единственной точки.

На алых разводах крови в следах моего семени на все еще дрожащей от оргазма… женщине.

– Не может быть, – пораженно прошептал я, не веря собственным глазам. – Лена?!

Она лежала подо мной, молчала, а ее щеки пылали алым.

– Лена? – еще раз позвал я и озвучил не произнесенный ранее вопрос: – Ты девственница?

Она кивнула, а я перекатился на бок и схватился за голову, сильно сжимая в висках.

Идиот! Какой же я идиот! Хотелось биться лбом об стену, потому что большего придурка, чем я, сейчас на белом свете просто не существует.

Лучший, мать его, сыщик Нью-Йорка! Со спермой, ударившей в голову!

Девственница! Не жертва изнасилования!

Невинная танцовщица в ночном клубе, откровенно демонстрирующая всем тело и извивающаяся у шеста! Как? У меня это в голове не укладывалось! Казалось невероятным, и все же! Вот…

Я открыл глаза и посмотрел на девушку совершенно иным взором. Сейчас она казалась мне самым хрупким и трогательным существом во всем мире.

Как она вообще умудрилась сохранить девичью честь так долго и отдать ее МНЕ?! Доверилась… и отдала.

А я взял и не заметил, даже не подумал, что такое возможно. Да мне и сравнить-то было не с чем.

Я никогда не был ни у кого первым и совершенно не планировал переживать по этому поводу. Все мои женщины попадали ко мне в постель уже с мало-мальским опытом. И сейчас я даже предположить не мог, какое сокровище попало ко мне в руки.

Моя первая девственица. И последняя.

Все, что я сумел произнести вслух после осознания произошедшего, было:

– Если я снова увижу рядом с тобой Дитриха или еще какого-то мужчину, то убью его. Я вообще всех убью, кто на тебя посягнет даже в мыслях.

Я все же озвучил свои недавние мысли.

***

/Клаус/

Этим утром я встал ни свет ни заря. Шесть утра и даже без будильника. Мне нужно было ехать в дом фрау Лихтенштайн опрашивать прислугу, но вместо этого я, как последний придурок, лежал в обнимку с самой теплой и нежной женщиной, которую когда-либо встречал. Любовался тем, как ярко-красные волосы рассыпались по ее плечам, обнаженным лопаткам, а некоторые пряди касаются моего тела. И идти никуда не хотелось.

Я никогда не был романтиком. Это даже звучало смешно: “романтик-Ариец”. Услышав такое, мой друг Томас ржал бы не останавливаясь минут пять, если не дольше. Но вопреки всему, я продолжал лежать рядом с Леной, рассматривать ее умиротворенное лицо в лучах случайно попавшего в комнату солнца, и боялся даже дышать, чтобы, не дай бог, не разбудить.

Мне, мать его, МНЕ хотелось остановить мгновение, чтобы сейчас стрелки суперточных швейцарских часов на моем запястье замерли и никуда не спешили. Казалось, что подобное волшебство больше никогда не повторится, и нужно лежать очень тихо, чтобы не спугнуть.

И я лежал. Долго. Почти полчаса. Не шевелясь, ловя ее дыхание, слушая стук сердца, под своей ладонью, что до сих пор лежала на обнаженной груди.

Шайсе! Как же я никуда не хочу! Самое лучшее, что сейчас можно сделать, – это разбудить ее поцелуями. Сначала в плечо, потом выше, перейти на шейку, втянуть губами мочку уха…

Но сука-ответственность! Стерва, на которой я был практически женат всю свою сознательную жизнь! Ее мне прививали с рождения, и если у Дитриха иногда к ней проявлялся выборочный иммунитет, то я, в отличии от братца, не умел забивать на серьезные вещи!

И шайсе! Сейчас я завидовал этому его идиотскому качеству!

Мне пришлось аккуратно выбраться из теплой постели, одеться и покинуть квартиру, где все еще спала желанная женщина. Я пообещал себе, что вернусь до того, как она встанет. Приготовлю самый вкусный завтрак, заварю ее любимый кофе.

Наверное, даже стоит купить ей цветы…

При этой мысли я замер, вцепившись в руль, стоя на светофоре. Потому что я не знал, какие цветы она любит.

Лучший детектив, который не знает предпочтения своей… А кто она мне? Русская ведьма, околдовавшая разум? Навязанная спором невеста? Поганка? Будущая жена?

Все это было как-то неправильно. Да, я на нее запал, причем запал еще до того момента, как нас столкнули родственники. Но от этого осадок едва ли становился меньше.

Фрау Лихтенштайн, наверное, порадуется, что мы с ее внучкой нашли общий язык, отец с матерью будут довольны мной, а на Дитриха в очередной раз посмотрят с осуждением, особенно если он опять спутается с Кристиной. Впрочем, нужно поговорить с родителями. Быть может их предубеждения насчет бывшей невесты Дитриха уже исчезли, и в этот раз они смогут закрыть глаза на ее обычное происхождение.

Вот только от всех этих мыслей ощущать себя неправильно продолжал почему-то я. Лена права, нельзя так сталкивать людей, словно мы два щенка на случке. Мы ведь даже не кусочки мозаики и лишь по счастливой случайности подошли друг другу. Чудо какое-то.

Впрочем, жить в Германии вблизи стольких родственников я точно не собирался, думаю, она тоже. Нью-Йорк – город ярких огней, перспектив и свободы. Уверен, Лене там понравится.

Из-за всех этих мыслей допрос прислуги фрау Хильды прошел как в тумане. Мне постоянно казалось, что я не до конца внимателен, возможно, что-то упускаю и не вижу самого очевидного. Хотя в принципе, пазл почти сложился в моей голове… Для подтверждения нужно было только выяснить, как же обстояли дела во Франции, где жила та самая обвиненная в покушении Софи. Думаю, завтра к утру я буду видеть перед собой полную картину.

Уехав из дома Лихтенштайн, я направился прямиком в ювелирный салон. Цветы решил не дарить до тех пор, пока точно не узнаю, какие любит Лена, а вот насчет украшений был уверен. Их любят все женщины без исключения.

– Мне нужно что-нибудь необычное, – пространно объяснил я девушке-консультанту. – Яркое, претенциозное, возможно, агрессивное.

– Выбираете подарок? Кому?

– Девушке, – и, тут же немного подумав, добавил: – Невесте.

– Кольцо? – предложили мне, но я покачал головой.

Не сейчас. Вещь, которая станет семейной реликвией, нельзя выбирать сгоряча. Да и мне хотелось купить его в Нью-Йорке, а лучше изготовить на заказ у знакомого и обязанного многим ювелира.

– Колье, – продолжала перечислять девушка, – цепочка, браслет?

Я зацепился за последнее.

– Да-да, браслет, – и тут же, осененный идеей, дополнил: – Ножной.

Потому что ее идеальные ноги на уточненных туфельках с каблуками были достойны того, чтобы их украшало золото.

Из салона я вышел с длинной коробкой, внутри которой на черном бархате лежала изящная цепочка из белого золота с десятком звенящих висюлек, на главной из которых болтался платиновый паучок с глазами-изумрудами.

Не черепушки, конечно, но мне показалось, что Лена оценит.

Очень хотелось, чтобы оценила. И с визгом бросилась на шею, обвивая талию длинными ногами и прижимаясь всем телом…

Ровно в девять тридцать я поднялся на третий этаж к дверям своей квартиры, будучи уверенным, что моя личная ведьма еще спит и я успею сделать ей сюрприз. Но стоя в вестибюле, понял: что-то уже пошло не по плану. Изнутри квартиры раздавались громкие голоса.

Лены… и моей матери.

Внутри все замерло и оборвалось!

Шайсе! Шайсе! Шайсе!

Моя родительница ее сожрет…

ГЛАВА 11

/Лена/

Я просыпалась с абсолютно удивительным ощущением – меня переполняло счастье. Давно не чувствовала подобного подъема. Мышцы немного болели от пережитого вчера, а между ног едва-едва саднило, но даже это ничуть не омрачало моего состояния.

Улыбнувшись, я сладко потянулась, ничуть не стесняясь собственной наготы, и протянула руку в сторону – туда, где должен был спать Клаус. Хотелось дотронуться до мужчины, напомнить себе, что он настоящий, а не плод моего воображения. Только его не оказалось на месте. Мой неистовый немец пропал, не предупредив.

– Клаус? – позвала его я, присаживаясь и оглядываясь по сторонам. В спальне царил бардак. На полу валялись мои обновки, видимо, сметенные страстью. Иначе как могли туфли оказаться в дальнем конце комнаты, а новенький бюстгальтер – у входной двери?

Быстро собрав вещи, я аккуратно сложила их на кресле, после чего убрала постельное белье со следами потерянной невинности и застелила кровать. Без спроса прихватив из шкафа одну из белоснежных мужских рубашек, отправилась в ванную комнату. По-прежнему голая и жаждущая восхищенных взглядов и пылких признаний. Только никто не спешил ко мне с объятиями – хозяин квартиры сбежал, не оставив даже записки. Его телефона у меня не было, поэтому оставалось только ждать. А еще самую малость обижатся. Ну кто же так уходит, оставляя утром одну…

Время я решила тратить с пользой: приняла душ, закинула белье в стирку и отправилась на кухню готовить завтрак. В этот момент в дверь позвонили.

Почему-то мне не пришло в голову, что у Клауса должны быть ключи от собственной квартиры. Счастливо улыбаясь, я нажала на кнопку домофона и впустила пришедшего раньше, чем подумала спросить, кого там принесло. А принесло высокую светловолосую женщину лет так пятидесяти с хвостиком. Одетая в элегантный брючный костюм, она поправила идеальную прическу и, на миг замерев у порога, окинула меня быстрым оценивающим взглядом, после чего вдруг улыбнулась, смело шагая навстречу.

– Ох, вы, должно быть, Елена? Наша потерянная принцесса!

Я слабо представляла, кто эта дама, но в чертах ее лица угадывалось нечто знакомое. Вот она заметила, в каком я виде, и уголок ее рта чуть дернулся. Совсем как у Клауса во время раздражения. Затем она приветствовала меня, и ее губы растянулись в фальшивой улыбке. Такой же, как была у Клауса в нашу первую встречу.

– Меня зовут Генриетта Сайн-Витгенштайн. Я совершенно забыла о манерах, вы должны меня простить… как будущую родственницу!

Она словно невзначай остановила взгляд на подоле рубашки, служившей мне единственным прикрытием, после чего обошла меня и, глянув в сторону гостиной, уточнила:

– А где же мой сын?

– Он уехал по делам, – соврала я, совершенно не зная, что ответить. Не говорить же, что Клаус пропал после нашего первого секса и теперь, возможно, скитается где-то по Кельну с огромной моральной травмой в душе. Надо было все-таки сказать ему о моей маленькой тайне…

– Как это похоже на моего мальчика. – Передернула плечами фрау Генриетта Сайн-Витгенштайн. – Вечно в работе, в заботах. Никогда нет времени на насущные радости! Я уже начала волноваться, что он так и не встретит девушку, желающую терпеть подобную манеру поведения. Присядем?

Я снова встрепенулась и прошла в гостиную, осторожно усевшись на диван и костеря себя последними словами. Надо же было додуматься открыть дверь, не спросив, кто там? И ведь с ее сыном я поступила так же, а теперь вот, расплата на лицо! Сидит, улыбается, смотрит на меня, как на найденный клад.

– Вы очень похожи на фрау Лихтенштайн в молодости, – подтвердила мои мысли мать Клауса. Весь ее вид просто утверждал, что она уже представляет, как бабуля отписывает ее семье мое наследство и мы с ее сыном тут же спешим в загс, чтобы подтвердить желание рожать породистых обеспеченных немцев!

Я скупо улыбнулась, не представляя, что ответить на подобное замечание.