Я едва удержался, чтобы не разодрать на ней чертово платье в горох, схватил в охапку, подмял под себя и лег сверху, опираясь на локти. На пол полетело мешающее нам одеяло. Кристина обняла меня за шею и, прикрыв глаза, потянулась за очередной порцией поцелуев.

– Моя девочка, – прохрипел ей на ушко, прикусил мочку, проложил цепь поцелуев через шею к ключице и приник к груди, четко вписывающейся в мою руку. Идеально. Черт, как же я скучал по этому ощущению! Терзая сосок левой груди губами, я жадно пробежался рукой по правой и спустился ниже, к нетерпеливо раскрытым бедрам. О да, Кристина горела не меньше меня.

Моя птичка не осталась в долгу, щедро вознаграждая мой слух своими стонами. Горячая, страстная и податливая… Как долго я мечтал снова ощутить ее под собой и ворваться внутрь. Резко, до щемящей боли в паху, до ее проникновенного вскрика и хриплого: “Да-а…” в ответ, до податливого прогиба навстречу. Снова и снова, раз за разом, неистово желая приблизить общий оргазм и в то же время остановить мгновение и жить в нем вечность.

“Не отпущу больше”, – вот, о чем я думал, слушая, словно музыку, очередной стон и чувствуя, как конвульсивно сжимаются мышцы вокруг моего члена. Она металась подо мной, растрепав прическу, прикусив нижнюю губу и продолжая цепляться руками за мои плечи, словно тоже боялась нового расставания.

Впервые, наверное, за всю свою жизнь, я едва успел вынуть член, прежде чем излился на бархатистую кожу ее живота. Хотел продлить общий оргазм, не нарушая единения…

А после мы лежали в обнимку и молчали. Я думал о будущем, строя планы, в которых снова была моя Кристина. А она просто нежилась в моих объятиях, задумчиво глядя в потолок и иногда тихо вздыхая. Наверное, решала, как сообщит жениху о разрыве.

Весь следующий день мне казалось, что наши отношения вернулись на годы назад. В то время, когда она была официально моей невестой.

Вообще, между нами все складывалось подозрительно тихо и гладко, будто затишье перед бурей. Нам никто не мешал наслаждаться обществом друг друга, разве что смотритель поместья звонил с самого утра, и пришлось объяснять почему моя машина стоит у дома, а меня самого нет. В дополнении всего, в поместье не вернулись Клаус и Лена. Брат позвонил, коротко сообщив, что они задержатся еще минимум на день. Голос его был донельзя довольным, как у сытого кота.

И с чистой совестью я решил отступить и отдать этот “русский приз” братцу. Даже идиоту было понятно, что между им и Леной летали искры, и мне делать там нечего.

Так что черт с ними, с деньгами и титулом, пусть забирает. Первое я всегда смогу заработать, а второе на хрен не нужно. Для себя я выбрал новый приоритет и цель в жизни – вернуть Кристину.

Вечером мы жарили с ней мясо на углях, и я постарался впервые завести тему дальнейшего будущего. Мое рыжее солнце неловко ерзало и любыми способами переводило разговоры в другое русло. Наверное, ей нужно было время свыкнутся со всем произошедшим, и я решил не настаивать на разговоре. Главное, что она не уклонялась от моих поцелуев, подставляла шею под жаркие укусы, прикрывала глаза и горела вначале в объятиях рук, а затем и в сплетении тел.

А утром меня разбудили трели разрывающегося телефона. Нашарив аппарат, я вслепую ткнул на сенсорную кнопку и сонно пробормотал:

– Слушаю.

– Фрау Лихтенштайн исчезла, – не здороваясь сообщил с той стороны Дэвид

Сон с меня сняли в одно мгновение:

– Что? – я рывком поднялся с кровати.

– Ей позвонили. Я не слышал разговора, но после него она вела себя странно, а потом сбежала через черный ход гостиницы. Признаться, не ожидал такой прыти от семидесятилетней старушки.

– Когда это произошло?

– Три часа назад, – коротко и лаконично ответил мой “проверенный человек”. – Мне удалось выяснить, что она наняла такси и уехала в Кельн.

– Хорошо. Этого достаточно, я сейчас же позвоню Клаусу.

***

/Клаус/

Всю ночь не спал. И зачем, спрашивается, только диван расстелил? Я сознательно загружал себя работой и постоянно боролся с мысленными порывами пойти в спальню к Лене.

Но нет.

Если она считает, что у нас только секс, то я докажу, что и кроме него мы сможем найти что-то общее. Я могу быть сдержан, последователен и верен своему слову. Поэтому дал ей обещание, что сегодня она спит одна и никакого секса.

В итоге, до самого утра я сидел в гостиной за ноутбуком и изучал все сведения о Софи, последней жене покойного отца Елены. Взломал несколько почтовых ящиков француженки, в очередной раз поразившись глупости ставить вместо пароля дату своего рождения. После просматривал тонны писем переписки и все больше убеждался, что вдова абсолютно ни при чем.

Имея серьезные проблемы с женским здоровьем, из-за которых не сумела завести детей, Софи Лихтенштайн в течении многих лет проходила длительную терапию. Она обращалась к десяткам докторов по всему миру и даже подыскивала суррогатную мать для потенциального ребенка. Однако с этим возникли уже законодательные проблемы. Во Франции подобный вид вынашивания детей был полностью запрещен.

А в последние полгода что-то изменилось. На ящик мадам стали поступать счета из клиник уже не на лечение, а за “наблюдение беременности”. Судя по суммам и комментариям в бумагах, пациенткой была сама Софи, которая вот уже, я подсчитал в уме даты, семь с половиной месяцев лежала на сохранении и с постоянной угрозой выкидыша. Дальше больничного парка женщина не показывала даже носа, боясь повредить ребенку, о чем многократно писала многим знакомым.

В любом случае, теперь за бывшую супругу отца Елены можно было только порадоваться. Кто бы ни был ее новым ухажером, ребенка он ей сделать сумел, а она, как правильная женщина, цеплялась за этот призрачный шанс всеми руками и ногами.

В моей собственной груди кольнула обида. Софи Лихтенштайн сражалась за жизнь своего нерожденного ребенка, тратя силы и средства на бесконечное лечение и прозябание в палате, а моя мать когда-то плюнула на все рекомендации докторов и поехала в другую страну ради “благотворительности”.

Все же я лукавил, рассказывая Лене историю нашего с Дитрихом рождения. Прекрасно мать знала об угрозах, но фотографией, где она с огромным животом стоит рядом с коробками гуманитарной помощи и протягивает конфеты незнакомому ребенку, она гордится до сих пор. И показывает всем гостям, даже повесила в гостиной на самом видном месте…

В шесть утра мне позвонил коллега из Франции. Гельмут уже несколько лет жил среди лягушатников и ни капли не жалел о переезде в Париж, постоянно нахваливая вкусную кухню и костеря африканских эмигрантов. Он подтвердил то, что я и сам обнаружил в почте Софи. За последние восемь месяцев она не покидала пределов страны и даже города. Практически постоянно находилась в больнице, и единственной посетительницей у нее была мать. Даже странно, удивился вначале я, где же новый мужчина. А потом пожал плечами. Кто знает, как проводила время вдова после смерти супруга. Одна-две случайные связи не всегда смертельны, а вот дети после них имеют свойство появляться.

К семи утра глаза слипались, но спать я еще не собирался. Мой план был прост: найти первое звено для сближения с Еленой, а именно попробовать ее любимый кофе. Если она считает, что кроме секса у нас ничего общего, я готов был поискать получше.

Достал из ящика турку, которую держал исключительно ради редких гостей, налил воды и поставил на плиту.

Ровно в момент закипания раздался требовательный звонок. Покосившись на экран и увидев имя брата, нахмурился. Такие понятия, как “Дитрих” и “семь утра” были совместимы мало, а значит, что-то случилось.

– Слушаю.

– Фрау Лихтенштайн сбежала от Дэвида… Клаус, у меня есть нехорошее ощущение, что старая карга водит нас за нос.

Только усмехнулся. У меня это впечатление было с первого дня знакомства с фрау Хильдой.

Уже вчера, после разговора с Владом, криминалистом, к которому должны были привести труп кошки для анализа яда, который сожрало бедное животное, я убедился в этом еще больше. По каким-то странным стечениям обстоятельств, кошку неожиданно кремировали… и Владу привезли уже урну с прахом.

– Сбежала, говоришь! – задумчиво протянул я, не удержавшись от колкости. – И что говорит по этому поводу “твой лучший специалист по охране”? Как он умудрился упустить семидесятилетнюю старушку из виду?

– Она сказала ему, что ушла спать, а в пять утра выскользнула из номера и покинула гостиницу через черный ход, предварительно вызвав такси до Кельна.

– Не знал, что у фрау Хильды в роду были ниндзя, – шутка вышла кривой, но я уже вернулся на серьезный лад. – Я разберусь с этим, Дитрих.

А после отключил телефон и параллельно плиту с кофе. Пока переливал напиток в чашку, набрал номер ветеринарной клиники, куда дворецкий отвез несчастное умирающее животное.

Для семи утра мне ответили подозрительно быстро. Голос девушки-администратора был взволнованным и даже здороваясь она немного заикалась.

– Я по поводу сфинкса Мими… – только начал я, когда меня перебили.

– Не переживайте, – залепетали с той стороны. – Во время прорыва трубы любимица не пострадала, и ее уже везут к вам.

– Ко мне? – я даже переспросил от удивления.

– Да, – девушка немного растерялась и, судя по звукам, принялась листать какие-то записи. – Или не вам… Простите, герр… Забыла уточнить ваше имя.

– Гектор, – назвал я имя дворецкого фрау Хильда.

– Ах да, – девушка явно нашла его в контактных лицах. – Сегодня в четыре утра в нашем здании случилась авария – прорвало канализационную трубу. К сожалению, мы не могли держать и дальше ваше животное, поэтому сразу позвонили фрау Лихтенштайн.

– И что она? – намекнул девушке продолжать мысль.

– Просила подержать кошку еще сутки, но это невозможно: у нас все затоплено! – администратор принялась охать. – А после согласилась забрать крошку и назвала адрес, куда ее привезти.

– Вы не подскажите, какой именно адрес? – признаться, я и не надеялся, что она мне расскажет. Потому что сам бы никогда не сообщил подобной информации неизвестно кому по телефону.

Но фортуна была на моей стороне: у администратора параллельно начали разрываться еще несколько телефонов. По всей видимости, обеспокоенные за судьбу питомцев клиенты стали обрывать линии горе-клиники.

Торопливо надиктовав адрес, девушка извинилась за форс-мажор, а после отключилась.

Так я пригубил сваренный кофе, отметив вполне себе недурственный вкус, и еще раз вчитался в строки адреса, куда повезли очень даже живую кошку.

Буквально соседний квартал. Городская квартира фрау Хильды.

Итак, что же выходило? Никто старушку травить не собирался, зато прекрасный спектакль одного актера мы просмотрели все. И даже в него поверили. Выглядело весьма убедительно.

Я еще раз взглянул на часы, прикидывая, что баронесса Лихтенштайн уже наверняка прибыла в Кельн и с минуты на минуту ей привезут кошку. Не знаю, что случилось в ветеринарной клинике, но прорвало трубу у них весьма вовремя. Не придется выводить хитрую пройдоху на чистую воду долгими разговорами. Проще будет поймать, так сказать, с поличным.

Несколько мгновений я все же сомневался, стоит ли рассказывать правду Лене о ее родственнице. Все же благодаря подобной афере мы сблизились, и если бы не эта ложь, кто знает, как бы все сложилось.

Но эту мысль я отогнал, как недостойную. Лена имела право знать истину о своей бабке, а значит и думать нечего. На квартиру к фрау Хильде мы поедем вместе.

Я покосился на дверь спальни, где все еще спала девушка, вздохнул и вернулся на кухню. Там быстро пожарил яичницу, тосты, заварил чашку кофе и пошел будить свою персональную ведьму.

Начинать разговор о деле с ходу я не решился, вначале смотрел, как она завтракает. Довольно жмурится, откусывая хрустящий уголок тоста, отпивает крошечный глоток кофе.

Я и сам потягивал горький и одновременно переслащенный напиток, стоя у противоположной стены.

– Ты ведь обычно пил чай, – заметила она, удивленно вскидывая бровь. – Зеленый.

– Как и обещал: ищу, что у нас еще общего, – отсалютовал ей чашкой. – Могу с уверенностью заявить, что от чашки свежесваренного кофе по утрам иметь ничего не буду. Это действительно вкусно, особенно с тремя ложками сахара.

Она звонко рассмеялась, а следом сняла с себя поднос с завтраком и соскользнула с кровати.

– Спасибо, ты самая романтичная ледышка на свете, – подходя ближе и проникновенно заглядывая в глаза, чмокнула меня в щеку Лена. – Я умываться.

А после сбежала в сторону ванной.

К моменту ее возвращения, я уже успел убрать посуду и теперь готовился к серьезному разговору.