Лидия усадила их за самый почетный стол, находящийся на небольшом возвышении, с которого было видно все происходившее в зале, отделанном красным деревом и щедро украшенном зеркалами.

— Лидия, мы будем шампанское. Пожалуйста, бутылку розового «Тейттингера».

— Хорошо. Приятного аппетита. Керри, я действительно была очень рада тебя увидеть.

— А она права, — сказал Декстер, когда Лидия удалилась к другому столику. — Действительно хорошо, что ты приехала. Тебе бы следовало приезжать почаще.

— Папочка, мы, кажется, уже закрыли эту тему.

— Значит, ее придется открыть еще раз. Это же твой дом.

— Это был мой дом.

— Он и сейчас твой. И всегда будет твоим.

Керри улыбнулась. Она обвела глазами зал, замечая знакомые лица, и сказала:

— А здесь, кажется, ничего не изменилось, правда, папочка?

— Рестораны сильно изменились за последнее время. Пожалуй, это единственное место, в котором осталась приличная кухня с тех пор, как закрылся «Эпикуреан». В «Пти Марме» и в «Табу» поменялись хозяева после твоего отъезда. Даже старинная «Tecia» сейчас выставлена на продажу. Теперь у нас появились «Ренато», «Вилсон», «Лулу» и черт знает что еще, продолжал он. — Я так и не успел попасть ни в один из них — они так быстро появляются и исчезают.

— Но ты же здесь почти не живешь, папочка, — сказала Керри, тронув его за руку.

— Я жил бы здесь, — ответил Декстер, — если бы здесь жила ты.

Керри опустила глаза под пронзительным взглядом Декстера.

— А как ты себя чувствуешь сейчас, когда живешь один? — спросила она, постаравшись придать своему тону непринужденность.

— Ты, наверное, думаешь, что тот урок пошел мне на пользу, да? Но я же жил один в течение пяти лет — ответил Декстер.

Постоянство любовных чувств не было достоинством Декстера. Он мог восхищаться двумя или тремя женщинами одновременно. Ему нравились процесс охоты, обольщения и покорения женщин и то волнение, которое он испытывал в результате завоевания очередной партнерши. Но после победы он уже не питал никакой привязанности к женщине и больше не тратил на нее времени. То же относилось и к его женам. В браке его любовные связи на стороне продолжались всего одну ночь или максимум пару выходных дней — и все.

— А ты все еще живешь с Зои? — спросила Керри.

Но она знала, что ответа не услышит. Он никогда не обсуждал своих женщин с дочерьми. И сегодня был уклончив, как обычно.

— Скажи, а что новенького у Майкла? — задал он вопрос вместо ответа.

— У него много работы, очень много.

— Так много, что не остается времени на мою дочь?

Теперь наступила очередь Керри уклониться от ответа. Она подумала, что в последнее время ей становится все тяжелее и тяжелее быть женой суперзвезды. После того как в прошлом году Майкл получил Оскара за роль в фильме «И один дурак — уже чересчур», казалось, что от его поклонниц просто не будет отбоя. В Палм-Бич она была центром всеобщего внимания, впрочем, как и ее сестра; за глаза их называли «двойняшками». Сейчас она превратилась просто в миссис Донован и оказалась на вторых ролях. А приехав в Палм-Бич, поняла, что может быть и на третьих ролях.

Керри молча разглядывала шампанское в бокале, и Декстер почувствовал, что тему лучше сменить. Это было очень не похоже на Керри, которая обычно без умолку болтала о Лос-Анджелесе. Зрачки Декстера сузились, его охватило волнение, поскольку он только что сделал открытие: в семье Керри что-то не так.

И он должен выяснить, что именно.

— Мне заказать за нас обоих, дорогая?

— Да, пожалуйста. — Керри все еще оставалась в плену своих мыслей. Но увидев в зале миссис Ван Бурен, улыбнулась:

— Господи, она что, сделала еще одну подтяжку? Ее губы выглядят так, будто отлиты из фарфора!

— Да, сделала. В пятый раз, — сообщил Декстер. — И, на мой взгляд, выглядит словно маска для карнавала в День всех святых.

— Зачем они все это делают? — не веря своим ушам, спросила Керри. Вот ты, папочка, должен радоваться — ты выглядишь даже моложе, чем обычно.

Декстер автоматически коснулся пальцем уголка правого глаза. Два месяца назад он сделал подтяжку кожи вокруг глаз в Майами, у самого известного пластического хирурга в Соединенных Штатах. Керри ничего не заметила — значит, это и впрямь была безукоризненная работа. Никто ничего не замечает — нужно только выглядеть свежим и хорошо отдыхать.

Еще много лет назад Декстер решил, что не позволит своему организму стареть, а кожа вокруг глаз, по его убеждению, была в первую очередь подвержена морщинам. Операция была проведена в частной операционной, а затем в течение двух дней он оставался под медицинским наблюдением в частной гостинице, принадлежащей тому же хирургу. Потом его перевели в Лозанну, в восстановительный центр, где в течение четырех недель ему делали инъекции из сыворотки неродившихся ягнят. Всем своим знакомым Декстер сообщал, что он находится по делам в Цюрихе. Кроме Зои, его последней подружки, правду не знал никто. А уж она-то никому не проболтается.

— Не желает ли сэр сделать заказ? — обратился к Декстеру высокий русоволосый официант с вкрадчивыми манерами гомосексуалиста.

— Да. Для меня и мадам моццареллу из молока буйвола, салат из свежих помидоров с базиликом. На горячее — вырезка ягненка, несильно прожаренная.

— Это все, сэр?

— Да. Десерт закажем позже.

— Благодарю вас, сэр, — произнес официант и подлил шампанского в бокалы Декстера и Керри.

Они беззаботно болтали в течение нескольких часов — говорили о Кении и Кейте, о знакомых Керри, о мебели в их домах, о политике и путешествиях. Обо всем, кроме Грейси, о которой Декстер не хотел говорить. Керри была единственным человеком, с которым Декстер говорил свободно. И единственным человеком, с которым Декстер хотел и мог говорить обо всем на свете. Даже когда Керри была шестилетней девочкой, Декстер, взяв ее на пикник, мог делиться с ней своими деловыми планами, передавать сплетни об общих знакомых, рассказывать обо всем — кроме своих любовных связей.

И хотя он не был сторонником близких отношений между людьми вообще, Керри была близка ему как никто другой.

— Не желаете ли заказать десерт? — спросил официант, убирая со стола пустую посуду. Движения его были жеманными.

— Нет. Благодарю вас. Эспрессо для двоих, — ответил Декстер.

— А Грейси ничего не просила привезти ей завтра? — с волнением проговорила Керри.

— Керри, я уже раз пятнадцать рассказал, о чем мы с ней говорили. С ней все будет в порядке, в полном порядке. Не в первый раз. Пожалуйста, хотя бы сегодня перестань беспокоиться.

— Ноя…

— Очень тебя прошу. Пусть этот вечер принадлежит только нам двоим. Без Грейси.

— Но Грейси всегда со мной, папочка. И ты это знаешь.

— Знаю, — ответил Декстер и подумал: «И это мне совершенно не нравится».

Он дал знак официанту, чтобы тот принес счет, и бросил взгляд на черный циферблат своих часов. Он купил их себе, когда выбирал часы в подарок для Керри на День святого Валентина.

— А почему бы нам не отправиться потанцевать?

Кажется, я не делал этого с самого развода.

«Во всяком случае, в этом городе», — подумал он.

Керри, разогретой шампанским, хотелось пошалить.

— Конечно, почему бы и нет! — воскликнула она. — Спасибо за прекрасный ужин, — сказала Керри и взяла отца под руку.

— Не за что, дорогая, — произнес Декстер, глядя на Керри любящим взглядом.

В это мгновение они услышали сильный удар чего-то металлического об асфальт. Они повернулись на звук и увидели «роллс-ройс» Гектора Симпсона, оставшийся без водительской двери. Дверь валялась перед автомобилем парковщик пребывал в шоке.

Однако Гектора этот факт ничуть не обеспокоил.

Декстер разразился хохотом.

— Уже лет десять его водительская дверь висит на гвозде, — сказал он, переводя дыхание, — а Гектор пробирается к рулю через пассажирское сиденье. Кажется, он немного перебрал и забыл предупредить об этом нового парковщика. Бедный Гектор. Ведь у него осталось всего каких-нибудь жалких триста миллионов долларов, — закончил Декстер, вытирая глаза.

Они сели в «ягуар» Декстера, он убрал верх и поехал в сторону моста на Уорт-авеню.

Чудесный вечер, думал он, посматривая на дочь.

А впереди еще целая ночь.

Настоящее

Палату Грейси наполнил солнечный свет. Она лежала в постели и слушала свою любимую музыку — «Авалон» Брайана Ферри. Кассету привезла ей сестра сегодня утром. Музыка, как ничто, может переносить человеческие чувства от одного сердца к другому, подумала она и увеличила громкость в наушниках.

Ей казалось, что музыка в состоянии забрать у нее часть ее эмоциональных переживаний и обнажить те чувства, которые обычно оставались размытыми и скрытыми какой-то пеленой. Как ей хотелось оказаться в самой середине этой гармонии звуков. Там, наверное, можно было бы разгадать многие загадки жизни.

Внезапно ее размышления прервались, потому что кто-то сильно потряс ее руку. Она сняла наушники и услышала конец фразы, которую говорила медсестра:

-..групповой терапии в библиотеке уже начался.

— Иду, — ответила Грейси, вставая с кровати. Она неохотно направилась по коридору к библиотеке.

Осторожно приоткрыв дверь, она посмотрела на тех, кто находился в комнате.

— Вы живете в каком-то другом мире, Николь, — говорил усатый человек, худой как тростинка, в белых брюках и белом халате, — вы верите в такие вещи, которых я даже не понимаю.

Виктор — так звали врача — начал теребить пальцами узел своего шелкового галстука.

— Неужели вы действительно думаете, что Бог существует, а у каждого из нас есть душа?! — воскликнул он.

Виктор буквально пронзил взглядом Николь, и та растерялась, не зная, что ответить.

— А в вашей вере разве учат… не тому же самому? — несмело, запинаясь, спросила Николь. Она сидела скрестив ноги и нервно вздрагивала.

— Да, пожалуй, но я никогда не воспринимал этого всерьез, — парировал Виктор. — Знаете, если бы мы действительно верили всему этому, то просто не смогли бы жить.

Грейси вошла в комнату и села рядом с Николь.

Николь Себастиан была пухлой невысокой брюнеткой с широко открытыми глазами. Когда Грейси познакомилась с ней, в Николь бурлила, била через край жизненная энергия. Но постепенно она менялась и в конце концов оказалась в этой клинике. Впервые она попала сюда полтора года назад. И это устроила ей миссис Себастиан, но мнению Грейси, законченная стерва. Миссис Себастиан, властная, надменная особа, захлебывалась от негодования, узнав, что отец завещал все свое имущество, которое оценивалось в десять миллионов долларов, не ей, дочери, а десятилетней внучке Николь. Она рассказывала всем и вся, что Николь сошла с ума после смерти деда. Ясно, что после всего Николь возненавидела мать всей душой.

— Только подумайте, — закатывая глаза, рассуждал Виктор, — если душа бессмертна и она будет существовать вечно, какой же страшный груз воспоминаний ей предстоит нести. Даже ад покажется лучше! — от своих слов Виктор содрогнулся.

— А если эти воспоминания прекрасные и счастливые? — вмешалась в разговор Грейси.

Все присутствующие посмотрели на нее, а Николь улыбнулась.

— Такого не может быть, — ответил Виктор. — Все мы допускаем ошибки. Вспомните о первородном грехе и о том, что — как там говорится? — мы должны его искупить, — добавил он и зябко повел плечом.

Виктор жил и работал в клинике уже десять лет, считал себя ценным специалистом и полагал, что он держит в руках всех пациентов. Прошло уже много лет с того холодного ноябрьского вечера, когда он застал своего любовника в объятиях другого мужчины. Он схватил кухонный нож и бросился на них, пытаясь отрезать у обоих члены. «Черт, наверное, это было временное помешательство!» — думал он впоследствии. Виктор с упоением вновь и вновь освежал в памяти все детали этого происшествия. Как он сжимал в руке нож, как их лица окаменели от страха.

«Зато теперь они оба практически кастраты, — думал он, улыбаясь. — И это помогает мне жить».

— Вам, мисс Портино, явно не интересны мои суждения, — продолжал он. Полет вашей мысли столь высок, что мне туда не дотянуться.

Между Грейси и Виктором уже не раз происходили столкновения. Им не удавалось найти общего языка.

— Но вообще-то, — поспешил продолжить он с сарказмом, — я и не пытаюсь дотянуться. Я предпочитаю скромно и счастливо жить, а затем уйти в небытие.

Грейси с жалостью посмотрела на него. А он говорил:

— Если бы вы оперировали понятиями «знание» и «невежество», а не понятиями «грех» и «добро», вы определенно были бы более счастливы.