– Знаю.

Ганин вздрогнул.

– Кто?

– Вы – мой отец, – серьезно произнес Мика.

– Мама тебе сказала?

– Нет, я сам вчера понял. У меня же отчество – Григорьевич.

– Логично... Так ты что же – совсем обо мне ничего не знаешь?

– Ну, ваше имя только. И что вы в Австралии, очень далеко... Вы были там?

– Да, я жил в Австралии какое-то время, – задумчиво кивнул Ганин. – Только недолго.

Они молча сидели друг напротив друга. Мика ел хлопья, а Ганин рассеянно отхлебывал кофе из кружки.

– Дай-ка попробовать...

– Пожалуйста, – Мика великодушно подвинул ему миску. Ганин зачерпнул размякшие в молоке хлопья.

– Гм, действительно не так уж плохо... – заметил он.

– Я ж вам говорил! – сказал Мика.

– Мика, ты вот что... Говори мне «ты». В самом деле – не чужие же мы люди.

* * *

В воздухе носился аромат вербы и ладана. От старух, стоявших рядом, пахло куличом и творогом, от их темных морщинистых рук веяло легким сероводородным душком, какой бывает у вареных яиц...

Баба Лиза усердно крестилась, кланялась, что-то бормотала себе под нос. Катя вдруг догадалась – бабка молится за своего сына Митеньку, то бишь – за Дмитрия Родионовича Быкова, непроходимого дурака и пьяницу. Чтобы было ему счастье и чтобы бог, в милости своей, не позабыл о нем.

Баба Лиза всегда на Пасху ходила в церковь – откуда только силы брались. Сопровождала ее Катя – поскольку ни у Алевтины Викторовны, ни у тети Нины с тетей Дашей не хватало ни здоровья, ни желания стоять рядом с бабой Лизой все время долгой службы.

«Смертию смерть поправ и сущим во гробах живот даровав...» – торжественно-строго выводил священник.

У Кати, не отличавшейся особой религиозностью, мысли были далеко отсюда.

«Ганин по телефону сказал, что они с Микой нашли общий язык, – думала она. – Что бы это значило? Не понимаю, как Ганин вообще хоть с кем-то может найти общий язык! Хотя нет, Рита рядом с ним выглядела вполне счастливой. Рита. Рита Величко. Звезда телеэкрана, модная тележурналистка...»

То, что подруга Ганина является известной личностью, Катя узнала совершенно случайно, пару дней назад включив после полуночи телевизор.

«Она красивая. Очень. Такая яркая внешность... И смуглая. Наверное, каждый день загорает в солярии. Похожа на голливудскую артистку, забыла ее имя. Ту самую, которая играла подружку Джеймса Бонда... Почему я думаю о ней? Как будто я Ганина ревную к этой Рите! На самом деле мне все равно... Я хочу только одного – чтобы с Микой все было в порядке».

Она прислушалась к тому, что пели на хорах, и тоже поспешно перекрестилась, локтем случайно задев одну из соседок. Старушка неодобрительно оглянулась. «Извините...» – едва слышно прошептала Катя, но взгляд той не смягчился. И тут баба Лиза не подвела – нахмурив брови, она кинула на нее искоса гневный взгляд – дескать, попробуй только испортить людям такой день! Старушка, сделав постное лицо, поспешно отвернулась...

Катины мысли потекли совершенно в ином направлении: «Бедная Поля... Какая нелепая смерть! Зачем, за что? Не понимаю. Но я тоже к ее смерти руку приложила. Я виновата. Господи, прости меня! Не наказывай! Не отнимай у меня моего сына...»

Перед Катиными глазами проплыло лицо Алексея. Но на этот раз сердце не отозвалось.

«Я буду хорошей... – горячо, как в детстве, обещала Катя в своей молитве. – Нельзя поддаваться гордости, алчности, похоти, гневу, зависти, лени, унынию... Еще чему? А, чревоугодию... Хотя с чревоугодием у меня все в порядке... – Она сбилась, вспоминая, какие еще есть смертные грехи. – В общем, я постараюсь не делать ничего такого, что причинит другим людям боль. Только, пожалуйста, господи, сделай так, чтобы с моим сыном все было хорошо!»

...На узкой улочке за церковью ярко светило солнце, когда Катя с бабой Лизой наконец вышли из церкви после службы. У бабы Лизы был вид человека, выполнившего чрезвычайно важную миссию.

Оглушительно чирикали воробьи, летая в кустах сирени, на которых уже набухли почки, летела пыль от сухого асфальта... Вся эта картина навевала покой и умиротворение.

– Как хорошо, да? – с улыбкой обратилась Катя к бабе Лизе. – И тепло, почти как летом...

– Нет, ветер еще холодный, – упрямо сказала старуха, поправляя на голове сбившийся платок. – А вот в шестьдесят четвертом, я помню, в середине апреля плюс двадцать пять было...

Поддерживая ее под локоть, Катя вела бабу Лизу домой.

«В самом деле, чего я боюсь? Прошло уже столько времени! Нелли с Германом перестали звонить мне... Наверное, их жажда мести давным-давно перегорела. Пора взять Мику домой», – решила Катя. И эта мысль наполнила ее необыкновенной радостью – она так соскучилась по сыну, так устала бояться...

А на другом конце города, в квартире со спущенными тяжелыми шторами, сидели в полутьме друг против друга Нелли и Герман.

– Неужели ты до сих пор продолжаешь к нему что-то чувствовать? – с отвращением спросил Герман у сестры.

Нелли в кружевном черном платке, который она теперь практически не снимала с головы, пожала плечами. Брат спрашивал ее об Алексее.

– Не знаю... Нет, я его не люблю, если ты об этом, – равнодушно ответила она. – Просто интересно было бы знать, где он сейчас.

– Где-где... У нее, где же еще! – с ненавистью произнес Герман.

После первого апреля Алексей так и не заходил больше домой. Правда, позвонил несколько раз, пытаясь узнать, как дела у Нелли, но, разумеется, она не стала с ним говорить.

– Да, у нее... – кивнула устало Нелли. – Ты прав.

Она попыталась представить, что сейчас делают Алексей и та женщина. Наверное, в этот солнечный воскресный день они проводят время вместе. Смеются, говорят друг другу нежности. «Как я рада, что ты стал наконец-то моим!» – с восторгом произносит Она. «Я тоже, милая», – отвечает Алексей. Он еще немного печален – мысли о смерти дочери не успели покинуть его, но это уже другая, легкая печаль. Такая, какую ощущаешь, когда, отплакав и отстрадав свое, с надеждой пытаешься начать новую жизнь. «Забудь обо всем, – поет Она, гипнотизируя взглядом Алексея. – У нас тобой будет все хорошо...» И он целует еев ответ.

Нелли вздрогнула, отгоняя от себя возникшую перед мысленным взором картину. У нее никаких надежд на счастливое будущее не было.

– Что ты? – с беспокойством спросил ее брат.

– Так, ничего... – пожала она плечами. – Мысли всякие...

– А ты не думай, – сказал он. – Мыслями ничего не исправишь. Надо дело делать.

Сквозь тяжелые шторы пробивались солнечные лучи. И медленно кружилась золотая пыль над освещенной полоской паркета...

* * *

– Нет, это ужасно! – с досадой воскликнула Рита. – Она даже никаких вещей не передала! Эту рубашку давным-давно пора стирать.

Мика стоял посреди комнаты и пытался оттереть пальцем пятно неизвестного происхождения, которое расползлось у него на рубашке как раз на животе. Его джинсы тоже были не в самом идеальном состоянии.

– Это, кажется, машинное масло, – задумчиво произнес он. – Па, помнишь, мы вчера под капот лазили?..

– Да, точно! – согласно кивнул Ганин. – Вот именно тогда ты его и посадил!

– Да какая разница, откуда взялось пятно! – рассердилась Рита. – В общем, Ганин, купи ему еще одежды.

– Я? – с недоумением спросил Ганин.

– Ну не я же! Мне к завтрашнему дню статью на-до закончить – у меня времени нет по магазинам бегать... В конце концов, чей это ребенок?..

Вопрос был, что называется, риторическим и не требовал обязательного ответа, но Григорий Ганин тем не менее поспешно ответил:

– Мой, конечно.

– Вот и иди с ним в магазин!

У Ганина тоже было полно работы, но он часть ее переложил на плечи своего помощника, а часть отложил на потом. Соломоново решение.

– Ладно... – пожал он плечами. – Мика, собирайся.

Первое время Ганину было как-то неловко выходить из дома вместе с Микой. Не то чтобы он боялся каких-то там неведомых врагов, о которых упомянула Катя, – вовсе нет. Ганин никогда и ничего не боялся, а сейчас был абсолютно уверен в том, что с сыном ничего не случится.

Дело было в другом.

Рядом с ним шел егоребенок.

И взгляды всех знакомых и соседей с любопытством устремлялись на них. Потому что никто и никогда не видел Ганина в обществе детей. А тут, здрасте! – уже почти подросток шагает рядом с ним. Белобрысый и светлоглазый. Взгляды окружающих требовали ответа. Но Ганин, разумеется, до объяснений не опускался и холодно, сквозь зубы, бормотал знакомым приветствия.

Правда, домработнице Серафиме Евгеньевне, приходящей два раза в неделю к Ганину, пришлось сказать: Мика – сын. Серафима Евгеньевна, уже много лет убиравшая в этом доме, только ахнула: откуда? «От верблюда!» – с раздражением ответил Ганин. Он терпеть не мог, когда прислуга лезла не в свое дело.

Его бы воля, он уволил бы Серафиму – эта пожилая тетка с пучком на затылке знать ничего не знала о правилах этикета и была отвратительно бесцеремонна. Но у Серафимы имелось одно довольно редкое достоинство – она была честна. За годы ее службы ни один рубль, ни одна безделушка не исчезли из дома Ганина. «Ты не понимаешь! – не раз твердила Рита. – Старуха – чудо! Лучше ее ты никого не найдешь!»

Мика занял позицию отца – он тоже никому ничего не стал объяснять. Когда Серафима Евгеньевна в один из своих визитов попыталась выведать у него какие-то дополнительные сведния («А где ты был раньше, Мишенька? Кто твоя мама? А что потом?..» и так далее), Мика только плечами пожал, изобразив на лице холодное безразличие. «Похож! – потрясенно ахнула ему в спину Серафима, опираясь на трубу от пылесоса. – Просто копия папаши! Что творится-то...»

И вот теперь они в очередной раз вышли из дома.

Ганин ненавидел магазины. Он всегда старался не заглядывать в них лишний раз. Раньше, до Риты, Ганин годами не менял гардероб. А что такого – мужская мода очень консервативна...

Но теперь он отвечал за Мику.

Невдалеке был магазинчик одежды, и Ганин вместе с сыном заехали туда.

– Мика, какой у тебя размер? – терпеливо спросил Ганин, глядя на ряды вешалок.

– Я не знаю, – мрачно ответил тот. – Кажется, сороковой. Впрочем, я не уверен...

Мика тоже был не в восторге от магазинов. Впрочем, как и любой нормальный мужчина.

К ним подлетела молоденькая восторженная продавщица.

– Чего желаете, молодой человек?..

Она принялась предлагать различные варианты одежды, но Мике они не нравились. Оказывается, его, Ганина, сын презирал молодежную моду. Никаких гипертрофированно широких штанов и свитеров с дурацкими надписями, никаких клоунских кроссовок с толстыми, похожими на канаты шнурками.

Мика выбрал что-то неяркой гаммы и классического кроя. Ганин благосклонно отозвался о его выборе.

Потом он ждал Мику у примерочной.

Мика вышел из-за ширмы весь в новом.

– Вроде ничего. Да, па?

– Отлично! – заахала продавщица. – Вылитый папа!

«Словно сговорились все!» – с раздражением подумал Ганин.

Мика задумчиво стоял перед большим зеркалом в зале и критично осматривал себя со всех сторон.

– Да, кажется, как раз... – сдержанно одобрил Ганин.

Он подошел к сыну и встал рядом.

Зеркало отразило их – действительно очень похожих. Мика выбрал почти то же самое, во что был одет сам Ганин. Тот же фасон, те же оттенки цветов.

В первый момент Ганину это не понравилось – ну что за попугайство, в самом деле! А потом он понял – Мика хотел быть похожим на него. Просто он, Ганин, был для своего сына образцом. Тысячу лет назад Ганин точно так же подражал своему отцу...

На мгновение у Ганина опять перехватило дыхание. «Он теперь все будет делать, как я... Господи, это ж какая ответственность!» – с почти мистическим ужасом подумал он.

С кучей свертков отец и сын вышли из магазина, запихнули покупки в багажник машины.

– Куда теперь? – серьезно спросил сын. Теперь, во всем новом, он даже поведением повторял Ганина.

– Надо в одно место съездить, – сказал Ганин.

Вообще-то он сначала собирался отправить сына домой, под крылышко Риты, а теперь вдруг подумал, что Мике с ним будет интересней. И они поехали на один из объектов, который вел Ганин, – на строительство загородного дома в Подмосковье.

Там Ганин сделал несколько замечаний прорабу, потом ввел в план несколько уточнений, попросил заменить кое-что... В данном случае Ганин вел все направления проекта, включающие и строительство, и дизайн.

– Видишь, здесь нельзя использовать несущие балки из натуральной древесины, – попутно объяснил он Мике, показывая на оконные проемы. – Они могут треснуть. Здесь требуется клееная древесина. Она, конечно, дороже, но в данном случае про экономию лучше забыть...

Мика спросил, почему балки могут треснуть.

Ганин рассказал более подробно. Потом прочел небольшую лекцию о напольных покрытиях, рассказал, для каких комнат подойдет лучше. Мика внимательно выслушал.