– Разумеется...

Он вдруг обнял ее, прижал ее голову к своей груди.

– Ганин, не надо...

– Ты хорошая, – с нежностью произнес он.

– И ты! – не выдержала, подняла она к нему лицо. – Ты тоже очень, очень хороший! Я была не права. Ты замечательный человек. И ты прекрасный отец. Именно поэтому наш мальчик должен жить с тобой...

Она махнула рукой и села в такси.

Слезы буквально душили ее – но она каким-то невероятным усилием сдержала их. И, лишь оказавшись дома, она позволила себе расплакаться.

У нее было такое чувство, будто она потеряла своего сына навсегда. Она жертвовала собой – для того, чтобы ее мальчику было лучше.

«Я никудышная мать, – сказала она себе. – Из-за меня он чуть не погиб. Да, именно из-за меня! И еще Мике со мной скучно. Ну о чем я могу с ним поговорить, на какую интересную для него тему?.. С Ганиным ему лучше. Мике нужен отец».

Она уговаривала себя не плакать, но слезы продолжали литься из глаз.

«Проклятие Нелли сбылось, – неожиданно осознала она. – Она хотела лишить меня сына – и у нее это получилось!»

* * *

Прошло две недели. Давным-давно кончились майские праздники.

А Григорий Ганин все не мог прийти в себя.

Он вспоминал ту ночь. Как они с Катей...

Нет – стоп, стоп! Об этом нельзя думать, а то очередной день пойдет насмарку...

Григорий Ганин устроил сына в гимназию и теперь значительную часть времени посвящал работе. Около четырех Серафима Евгеньевна приводила Мику домой и кормила обедом. Затем сын делал уроки, а вечером они с Ганиным играли. Достраивали макет железной дороги, сражались в виртуальном пространстве, смотрели телевизор... Словом, дел было очень много.

Но иногда – вот как сейчас – вновь начинали одолевать воспоминания.

Ганин оторвал взгляд от экрана монитора, на котором разрабатывал очередной дизайн-проект, и потер глаза, стараясь отогнать так некстати возникшее перед ним видение. «Почему она отказалась от моего предложения оформить ей квартиру? Странная... Хотя, чего тут странного – она просто не захотела связываться со мной».

Ганин закинул ноги на стол, сцепил за головой руки и уставился в потолок.

Например, Катя могла бы жить в классическом интерьере. Это бы ее организовало, внесло бы некую логику в ее хаотичное существование. Колонны и антаблементы. Портик с колоннами. Мебель «а-ля грек». Обои, имитирующие фактуру мрамора...

Ганин резко сел и принялся на листе бумаги чертить контуры жилища, в котором Кате было бы комфортно.

Впрочем, нет, классика не для нее. Классика в скором времени явилась бы для нее мощным раздражителем. Потому что Катя из тех людей, которые инстинктивно стремятся разрушить любой порядок...

Ганин придвинул к себе новый лист.

Пусть это будет обычная городская квартира, без всяких изысков. Главное – объем и пространство, то есть – свет и воздух (ну, практически то же самое, что любит он, Ганин). Окно во всю стену. Нет, одного окна мало – пусть это будет мансарда – чтобы свет лился еще и сверху. Много, очень много света и воздуха... Балкон, на который можно выйти. Облицованный материалом, имитирующим камень. Простая деревянная мебель. Чистые линии. Гармония светло-бежевых оттенков. И никакой декоративной суеты!

Опять не то... слишком по-мужски. Для Кати это не годится!

Ганин уже вошел во вкус. Он придвинул к себе третий лист.

Золото. И все его оттенки... Вот это интересно!

Благородство и эпатаж. Золоченые рамы, бледно-желтые шторы, драпировки из блестящей ткани... Покрывала и сиденья стульев расшиты золотыми пайетками. Светильники в строго определенных местах – дабы усилить блеск золоченых поверхностей.

По утрам Катина комната будет полна нежного желтовато-розового сияния, а к вечеру, на закате, начнет наполняться багрово-охристыми тонами...

Звонок в дверь вывел Ганина из мечтательного состояния.

– Серафима Евгеньевна, кто там? – недовольно крикнул он.

– Рита. Ей открыть?

– Конечно, откройте! – возмутился Ганин. – Зачем спрашивать?

– Да кто ж вас знает... – сварливо отозвалась домработница.

Он не собирался прятаться от Риты. Она все еще была его девушкой. Да чего там – его женой, хотя брак их официально не регистрировался.

Она ворвалась в комнату – в зеленых коротких брючках, лиловой майке. Смуглая и яркая – как фотография в глянцевом журнале. Реклама отдыха на Гавайях...

– Ганин, милый, я так соскучилась! – пожаловалась она, бросаясь к нему на шею. – Я просто умирала без тебя...

– Ритка! – помедлив долю секунды, обнял он ее.

– Ганин, обещай мне, что мы больше не будем ссориться! – сказала она, целуя его. – Ганин... Почему ты мне не звонил?

– Я? Я тебе звонил...

– Два раза всего! Да и то в те моменты, когда у нас шли совещания в редакции и отвлекаться мне было никак нельзя! – Она дернула его за волосы. – А ты что делаешь?

– Да вот... – пожал он плечами.

– Работаешь? – Она схватила эскизы, которые он только что набросал. – Чудесно... Наконец-то ты взялся за дело! Я тебе вот что скажу, Ганин, – люди творческие никогда не должны делать перерывов в работе, а все эти теории насчет спонтанного вдохновения – чушь и ерунда... Ты для кого это делаешь? – с любопытством спросила она.

– Ни для кого... – отмахнулся он.

– Ганин, – она посмотрела ему прямо в лицо, – послушай, ты какой-то не такой... Я это чувствую. Ну, признавайся, что тут было?

У нее были светло-зеленые глаза, тоже очень яркие и красивые. Первое время их знакомства Ганин даже думал, что Рита носит контактные линзы... И этими гламурными очами Рита видела буквально все.

– Кое-что было... – честно сказал Ганин. – В общем, Мика до сих пор живет у меня. Такие приключения тут были... впрочем, их даже приключениями назвать трудно.

И он коротко рассказал Рите историю с похищением.

Поскольку история была полна драматизма и неожиданных поворотов, Рита слушала ее с полуоткрытым ртом.

– Слушай, об этом можно написать! – неожиданно воскликнула она. – Прекрасный сюжет! Или даже рассказать в эфире... История из жизни! Не хотел бы в одной из программ стать моим собеседником? Да, кстати, можно еще этих пригласить... Нелли и Германа! Ну, и Катю твою – до кучи...

– Нелли и Герман сейчас под следствием, ждут суда, – сухо заметил Ганин.

– Да? – озадаченно произнесла Рита. – Ну ладно – без них обойдемся. Зато какая тебе будет реклама! Ты как, согласен?

– Нет.

– Я так и думала! – с азартом закричала она. – Но, Ганин, ты просто не понимаешь своей выгоды...

– Отстань, – лениво ответил он.

Ничуть не расстроившись, Рита поинтересовалась уже о другом:

– Послушай, я не поняла... Твой сын до сих пор продолжает жить у тебя?

– Ага. Он сейчас в школе.

Рита не то чтобы расстроилась – нет, она просто удивилась:

– И надолго?

– Ну, часам к четырем, к пяти Серафима приведет его.

– Ты не понял – надолго он у тебя еще останется?..

– Навсегда.

– Ты шутишь...

– Я серьезен как никогда.

– Ты решил отсудить его у этой недотепы? В смысле – у матери ребенка...

– Никто ни с кем судиться не будет! – рассердился Ганин. – Она сама его мне оставила. Вернее – мы договорились с ней по-человечески.

Некоторое время Рита молчала.

– Вот дела... – наконец вздохнула она. – Я так этого не хотела! Все-таки чужой ребенок...

– Рита, я тебя уверяю – никаких особых усилий от тебя не потребуется! – все с тем же раздражением произнес Ганин. – А насчет твоих часов, которые он разбил...

– Не разбил, а только поцарапал, – улыбнулась Рита. – Ах, да ерунда... Ганин, я так по тебе соскучилась, я так тебя люблю, что готова на все! Ладно, если для тебя это важно, пусть твой ненаглядный Мика живет с нами сколько угодно...

* * *

Совсем недавно у нее состоялся разговор с Кешей Певзнером.

– Не пытайся его переделать, – нравоучительно говорил он. – Если ты начнешь диктовать ему условия, он просто взбунтуется... Ты, Ритка, как никто другой, должна это знать!

– Да знаю я... – вздохнула Рита.

Они сидели в редакционной курилке, и Певзнер угощал ее настоящей гаванской сигарой.

– Твой Ганин – настоящий клад, – убеждал Певзнер, загородившись облачком голубоватого дыма. – С ним ты можешь чувствовать себя совершенно свободной. Он никогда не станет проверять твою электронную почту, или копаться в твоей сумочке, или... Да, он зануда, но именно из таких получаются самые лучшие мужья!

– Я все прекрасно знаю и без тебя! – с раздражением сказала Рита. – Но мне необходимо какое-то время, чтобы успокоиться, прийти в себя, привыкнуть к мысли о том, что у Ганина есть сын...

Рита ничуть не кривила душой – все это время она действительно пыталась смириться с появлением в ее жизни белобрысого мальчика. К тому же втайне она надеялась, что родительский порыв Григория Ганина быстро истает – вот как этот дым от сигары! – и он отправит Мику обратно, к этой своей бывшей...

Рита любила Ганина. И не хотела его терять.

Поэтому она вернулась, наступив на хвост собственному самолюбию. И, хотя тут же выяснилось, что расставаться со своим наследником Ганин не намерен, Рита решила тоже остаться в его доме.

Ганин, правда, еще немного дулся, но ничего, это пройдет...

Немного поболтав с ним, Рита убежала к себе в комнату. Повесила в шкаф пару новых костюмчиков, включила свой компьютер. «Пиво, футбол и секс – вот три кита, на которых держится мир современного мужчины, – быстро защелкала она по клавиатуре. – Давайте рассмотрим каждый аспект более подробно...»

Через некоторое время она отвлеклась, сварила себе кофе. С наслаждением стала пить его.

«Господи, как хорошо... и зачем я только убегала отсюда?!»

Через полчаса к ней зашел Ганин.

– Я не помешаю? – спросил он, садясь на широкий подоконник.

– Соскучился? – улыбнулась она, не отрывая глаз от экрана. Пальцы ее продолжали быстро-быстро порхать по клавиатуре. – Посиди со мной... Ничего, ты мне не мешаешь!

– Что пишешь?

– Статью одну... На чем помешаны нынешние мужчины.

– И на чем же?

– На всякой ерунде! – засмеялась Рита, по-прежнему не отрываясь от экрана. Она умела делать два дела одновременно. – Знаешь, что сказал мне Певзнер на днях?

– Что?

– Что ты – настоящий клад!

– Очень мило с его стороны... – брюзгливо пробормотал Ганин. Тяжелая сизая туча наползала из-за горизонта. Вздохнул. Процитировал: – «Люблю грозу в начале мая...» Послушай, а ведь Тютчев не прав – грозы начинаются позже...

– Естественно! – с энтузиазмом воскликнула Рита. – Во времена Тютчева был еще старый календарь!

– А, ну да...

– Ганин, мой милый глупый Ганин...

Она не выдержала, подскочила к нему, принялась целовать. Он отвечал ей, но как-то чересчур старательно, что ли... Рита не терпела фальши – она ее чувствовала всей кожей.

Быстро отстранившись, она заглянула в глаза своему возлюбленному.

– Ганин, что случилось? – строго спросила она. – Ты лучше мне сразу скажи – я зря вернулась, да? А то я тут прыгаю, как дурочка...

– Нет, но...

– Так я и знала! – закричала Рита, придя в отчаяние от этого «но». – Ты мне не рад совсем!

– Я тебе очень рад! – возразил он. – Просто я не все тебе рассказал. Понимаешь, когда похитили Мику, то мы с Катей...

– Катя! – перебила Рита. – Все дело в Кате! О, эти бывшие любовницы... О, эти глупые сентиментальные мужчины!

– Ты бы в любом случае догадалась, – серьезно произнес Ганин. – От тебя ничего не скроешь. Так вот – было.

Рита растерянно усмехнулась.

– Потрясающе...

– Рита, я тебе еще кое-что хочу сказать, – спокойно продолжил он. – Это было, но никогда больше не повторится. Мы с Катей слишком разные люди... И потом, ей, кажется, так противно стало, что она меня едва не побила. В общем, то, что произошло, всего лишь ошибка.

Рита, скрестив руки на груди, медленно прошлась из угла в угол. Она всегда считала себя сильной женщиной. И в своем журнале для мужчин не раз писала о том, что случайная связь изменой считаться не может. Ведь Ганин сам признал: то, что произошло между ним и этой Катей, – всего лишь случайность.

– А тебе? – насмешливо спросила она.

– Что – мне?

– Тебе было противно?..

Ганин ничего не ответил. Рита заглянула в его светло-серые, прозрачные глаза. Совершенно непроницаемые. Когда нет ответа – это тоже ответ.

– Все с тобой ясно, Ганин! – несколько нервно засмеялась Рита. – Романтик ты хренов... О, я эту Катю сразу раскусила, едва она только на пороге появилась. Та еще штучка! Кармен доморощенная...

– Рита... – он схватил ее за руки.

– Не трогай меня! – разозлилась она. – Я немедленно ухожу. Я тут чужая.

– Ты вовсе не обязана уходить! – тоже разозлился он. – Я ей не нужен. Это больше не повторится – клянусь.