– Сутки, наверное, – пожала плечами Катя. – Или около того...

Она старательно делала вид, что не заметила в вопросе сына никакого подвоха.

– Ма...

– Да, Мика?

– Может быть, слетаем туда? – нерешительно предложил он. – Ну, летом... Типа в туристическую поездку?

– Это дорого и неинтересно, – холодно произнесла Катя. – Лучше в Турцию.

– Надоела мне эта Турция! – с ненавистью произнес Мика. – Я хочу в Австралию!

– Вот вырастешь, заработаешь денег – и поезжай куда хочешь.

– Ма, ты не понимаешь!

– Мика, я даже адреса его не знаю, – все так же холодно произнесла Катя. – И потом... сомневаюсь я, что ты ему нужен.

– Нет, нужен... – неуверенно пробормотал Мика.

Они говорили о Григории Ганине.

«А если он и вправду в Москве? – мрачно подумала Катя. – Впрочем, какая разница... Такие, как Ганин, со временем не меняются. Бедный Мика, ты даже не подозреваешь, что за человек твой отец!»

Она ненавидела Григория Ганина. Григорий Ганин, пуп земли и центр вселенной, никогда не любил детей и никогда не хотел их. Сводить с ним Мику – только травмировать ребенка... «Впрочем, – тут же успокоила себя Катя, – вряд ли Ганин в Москве. Фаина вполне могла что-то напутать».

– Ма...

– Мика, пожалуйста, мне этот разговор неприятен, – отчеканила Катя.

Они дошли до мебельной фабрики, обнесенной каменным забором. Дядя Митя работал здесь. В данный момент он сидел за стеклянной перегородкой в своей проходной перед вертушкой и пил чай.

– Миша! Катя! – загудел он, ничуть не удивляясь. – Вот так гости...

Дмитрия Родионовича Быкова всегда отличало олимпийское спокойствие и жизнерадостность.

– Тебе гостинец от бабы Лизы... – Катя передала ему узелок. Дядя Митя, не разворачивая, положил его на подоконник.

Старенький переносной телевизор показывал юмористическую передачу – из разряда тех, которые Катя не стала бы смотреть даже под угрозой расстрела.

– Вот что... – Она решительно сделала звук потише. – Баба Лиза по тебе скучает.

– Так и я мамашу вспоминаю частенько! – Дядя Митя заморгал невинно.

– Ты у них раз в сто лет бываешь, – сурово произнесла Катя. – Это не дело.

– Так я видел ее на днях! – жалобно произнес тот.

– А теперь опять до следующего Нового года пропадешь...

Мика тем временем, сидя за поцарапанным столом, вертел в руках старый будильник.

– Ну, не могу я мамашу к себе взять! – задушенным голосом прошептал дядя Митя. – У меня площадь не позволяет! И Леонидочке обуза...

– Ты должен сам сказать об этом бабе Лизе, – пыталась растолковать Катя. – Понимаешь, она думает, что тетки ее не пускают.

Дядя Митя по каким-то причинам не хотел этого делать. Вероятно, не хотел разрушать свой имидж любящего и преданного сына.

– Она сбежать собирается, – неожиданно заявил Мика, который до этого, казалось, был увлечен только будильником. – Я слышал, что она себе под нос шепчет... У бабушки Лизы есть план.

– Чего? – ошеломленно спросил дядя Митя.

– План. У нее есть план.

– Какой еще план? – в свою очередь, растерялась и Катя.

– Довольно-таки сложный... – Мика покачал головой. Из-под вязаной шапки у него выбивались светлые вихры. «В парикмахерскую пора», – машинально подумала Катя, глядя на сына. У Григория Ганина были довольно длинные волосы. Мика ни в коем случае не должен быть похож на Григория Ганина... Катя увлеклась своими мыслями, а сын ее между тем продолжал: – Во-первых, баба Лиза ждет весны. Во-вторых, ее старое пальто съела моль, и она хочет купить себе новое. Появиться у тебя, дядь Мить, в старом она почему-то не хочет... В-третьих, она никак не может придумать повод, чтобы бабушка Аля отпустила ее из дома...

– Ничего себе! – крякнул дядя Митя. – Мамаша в бега собралась удариться! Катька, ты должна там предупредить всех...

– Хорошо, – озадаченно произнесла Катя. – Но до весны у нас по крайней мере есть еще время.

В этот момент в каморку вахтера заглянул какой-то работяга в ватнике.

– Родионыч, я тут достал кой-чего... – Он указал на бутылочное горлышко, торчавшее из кармана.

У дяди Мити заблестели глаза.

– Отлично! – бравым военным голосом произнес он. – Сейчас Муркин придет, он меня сменит. Через пять минут буду, Колян!..

«И это мои родственники! – с бессильной досадой думала Катя по дороге домой. – Дядя Митя за бутылку водки душу продаст!»

Дома она принялась за свое любимое дело – взяла деревянную заготовку и стала вырезать коня.

Резьбе по дереву Катя специально не училась – давным-давно, лет десять назад, взяла в руки инструменты и принялась за дело, словно заколдовал ее кто.

– Напоминает богородскую или кудринскую резьбу... – заметил однажды Алексей, разглядывая ее уже довольно внушительную коллекцию лошадей. – Послушай, у тебя здорово получается... Хоть выставку устраивай!

– Ах, перестань! – отмахнулась тогда Катя. – При чем тут богородская резьба? Это все сублимация. Попытка занять себя чем-то в свободное время. Когда мы будем вместе, я брошу это дело.

На полках ее стояли и арабские скакуны, и орловские рысаки, и тяжелые битюги, и нежные тонконогие жеребята... Но на сей раз из-под летящей стружки вырисовывалось нечто особенное.

Мика подошел, заглянул из-за плеча.

– Здорово, ма! – одобрительно произнес он.

Светлая липовая стружка вилась вокруг Катиных пальцев. И неожиданно для себя она вдруг увидела зверя, который рождался из ее рук, – тонконогое изящное создание с вьющейся гривой и выразительной длинной мордой.

– Это будет сказочная лошадь, – пробормотала Катя, – на которой можно ускакать от любого недруга.

– А они у тебя есть? – с любопытством спросил сын.

– У любого человека есть недоброжелатели... – пожала Катя плечами.

Развивать тему она не стала, потому что на самом деле под «недругами» Катя подразумевала лишь одного человека – Григория Ганина. Он раздражал ее уже одним тем, что мог в данный момент находиться в Москве.

«А что, если Ганин решит встретиться со мной? – вдруг испугалась она. – Захочет вспомнить старых знакомых... Или просто наберет мой номер, который, кстати сказать, не так уж и сложно узнать...»

Она тут же решила, что ничего не скажет ему о Мике. Да, она ничего ему не скажет. Строгим голосом попросит его больше не беспокоить ее и положит трубку...

И в этот момент зазвонил телефон.

Катя от неожиданности выронила нож, которым резала дерево, и поспешно крикнула:

– Мика, я сама возьму трубку!

Мика пожал плечами и, засунув руки в карманы широких домашних штанов, с независимым видом ушел в другую комнату. На миг у Кати мелькнула мысль, что сын уже с трудом терпит ее – ее раздражение, ее приказы, ее самоуверенный тон...

Но в следующее мгновение она уже говорила в трубку незнакомым, напряженным голосом:

– Алло! Вас слушают...

– Катя, это ты? – удивленно произнесла Зоя, а звонила именно она. – Ты простудилась, что ли? Еле узнала тебя...

– Со мной все в порядке! – с облегчением вздохнула Катя. – Что-то со связью...

– Катя, это он! – крикнула Зоя возбужденно. – Это именно он, оказывается, названивает мне!

– Кто?

– Личутин! Понимаешь, я купила телефон с определителем номера...

– А-а... Да, я помню, ты жаловалась нам с Фаиной, что кто-то в последнее время беспокоит тебя. Значит, оказывается, это твой бывший муженек...

– Нет, Катя, ты не представляешь... – Зоя была очень возбуждена. – Личутин совсем спятил!

– Что ему надо? – с любопытством спросила Катя.

– Не знаю! Я пыталась у него спросить, но он бросает трубку, стоит ему только услышать мой голос.

– Значит, проверяет, дома ли ты...

– Катька, господи, да я и так целыми днями дома!

– Тогда его беспокоит, не завела ли ты новый роман, – заключила Катя. – Ты знаешь что... ты занеси его номер в «черный список» на своем АОНе, и он не сможет тебе больше дозвониться. Все очень просто.

– Точно! – обрадовалась Зоя. – Именно так я и сделаю...

Катя снова взяла в руки деревянную заготовку и с каким-то ожесточением продолжила свою работу – так, что стружка полетела во все стороны. Ей было немного не по себе, но не разговор с подругой ее встревожил... Она продолжала думать о Григории Ганине.

Даже спустя много лет он продолжал раздражать ее. «Наверное, он ничуть не изменился... Такой же самоуверенный и высокомерный. По-прежнему убежден, что свобода важнее всего. Свобода... – горько усмехнулась она. – Он все время твердил о свободе! Он готов был бежать за этой свободой на край света...»

К вечеру Катя окончательно раскисла.

Ей сейчас, как никогда, был необходим Алексей. Только он мог помочь ей...

Не выдержав, она набрала номер его сотового. «Абонент временно недоступен...» Чертыхаясь и ругая себя, Катя набрала городской номер – хотя ей строго-настрого было запрещено это делать.

– Алло! – тут же отозвалась Нелли. – Алло, говорите... Я слушаю. Алло!..

Катя бросила трубку на рычаг. «Ну и чем я сейчас лучше Семена Личутина, Зойкиного мужа?» – с упреком обратилась она сама к себе.

Недовольство собой, раздражение и тоска разрывали ее душу на части.

Она снова сняла трубку.

– Алло, теть Даш... Дайте мне координаты этого вашего... психотерапевта.

* * *

«Ефим Миронович Копейко, дипломированный специалист» – значилось на табличке на двери.

Ефим Миронович, которого Катины тетки превозносили до небес, работал в обычной районной поликлинике. Кате пришлось предварительно оплатить консультацию с ним, поскольку она проживала совсем в другом районе.

«Вот тебе и Копейко... – хмурилась она, вертя в руках кассовый отнюдь не на копеечную сумму чек. – Проще было в свою поликлинику заглянуть – наверняка там тоже есть дипломированные специалисты. Да к тому же бесплатные!»

Но Катя немного кривила душой – дело было не в деньгах. Просто она уже начала раскаиваться в своем поступке. Стоит ли рассказывать совершенно чужому человеку о своих проблемах? Зачем? Разве может какой-то Ефим Миронович стереть из ее памяти воспоминания о Григории Ганине? Разве способен он притушить ее вечную, неутихающую тоску по Алексею?

Катя бесцельно подошла к окну в коридоре. Она никак не решалась постучать в дверь кабинета дипломированного специалиста Копейко.

Из окна был виден засыпанный снегом дворик с хозяйственными пристройками, по крыше низенького сарая прыгала ворона, вертела круглой черной головой в разные стороны – поликлиника располагалась в старинном особняке. Еще дореволюционной постройки – толстые стены, заколоченные камины в самых неожиданных местах, маленькие зарешеченные окна, – здание почему-то напомнило Кате Петропавловскую крепость, в которой она была когда-то, очень давно, с экскурсией...

В пустом гулком коридоре, позади от Кати, раздались шаркающие тяжелые шаги. Она поспешно оглянулась и увидела женщину средних лет, которая, задыхаясь – то ли от спешки, то ли от волнения, – брела к кабинету Ефима Мироновича.

– Вы... крайняя?.. – одышливо спросила женщина.

Была она довольно полной, с примятыми волосами, взгляд потерянный и блуждающий. Бесформенный коричневый свитер, черная юбка, к подолу которой прилипли шерстяные серые волоски неизвестного происхождения.

– Я после вас зайду, – неприязненно произнесла Катя.

Она недолюбливала подобных женщин. Женщин, которые позволили себе опуститься раньше времени. Такими были Алевтина Викторовна, тетя Нина, тетя Даша... У них у всех похожие глаза.

Женщина взялась за ручку двери.

– Вы, это... вы зря в коридоре стоите, – неожиданно обернулась она. – Ефим Миронович не одобряет, когда тут ждут.

– А где же мне еще ждать? – хмуро спросила Катя.

Ворона на соседней крыше все крутила головой, косилась в Катину сторону черным хитрым глазом.

– Сюда заходите, – приветливо пояснила женщина. – Тут у Ефима Мироновича что-то вроде предбанничка, а сам он в дальнем кабинете принимает.

– Спасибо, я поняла, – кивнула Катя.

Она из какого-то упрямства осталась стоять у окна. Неровный сводчатый потолок низко нависал над головой, пахло лекарствами и скукой.

В конце коридора появился одетый в белый халат молодой мужчина, с кокетливыми височками а-ля семидесятые и победительной улыбкой.

– Вы ко мне? – спросил он, подойдя к двери с надписью «Массажный кабинет».

– Нет, – с ненавистью произнесла Катя.

– А то заходите, – благодушно произнес тот. – Такая красивая девушка...

– Совсем обнаглели... – прошептала Катя себе под нос и решительно скрылась в «предбанничке» доктора Копейко.

Это была темная, довольно просторная комната с широкими кожаными креслами, вся заставленная растениями в горшках. На зеркальных полках стояли книги, журналы, какие-то фигурки... Катя иронически усмехнулась. Как, вероятно, подразумевалось, обстановка этой комнаты должна благотворно воздействовать на пациентов и расслаблять их нервную систему.