Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

И хотя я знала, что все, чему она меня обучала, очень важно, в своем тщеславии я училась лишь тому, что услаждало мое эго.

* * *

В конце обучения колдунья преподала мне уроки по искусству соблазнения — первому, чем должна владеть жена. Она показала, как посылать легкий взгляд уголком глаз. Как слегка прикусывать нижнюю припухшую губку. Как ходить, покачивая бедрами, чего совершенно достаточно, чтобы намекнуть на скрытые желания.

Она сказала: «В постели ты должна быть разной каждый день, восприимчивой к настроениям твоего повелителя. Иногда нужно быть настоящей львицей, иногда дрожащей голубкой, а иногда ланью».

Она дала мне травы — одни для возбуждения, другие для выносливости, третьи для дней, когда мне захочется побыть в уединении.

— А как же любовь? — спросила я.

— Стебель голубого лотоса, превращенный в мед, заставит мужчину быть от тебя без ума, — ответила она.

— Это не то, о чем я спрашивала…

Она сказала мне название травы, чтобы увеличивать мое собственное желание.

— Нет, научи меня, как любить мужа и как сделать так, чтобы он меня любил.

Она громко засмеялась: «Я не могу научить тебя этому. Любовь настигает человека, словно вспышка молнии, но и исчезает так же. Если повезет, она попадает в тебя, а если нет, то ты проведешь всю свою жизнь, томясь по мужчине, с которым не сможешь быть вместе. Принцесса, я советую тебе забыть о любви. Удовольствие проще, а долг важнее. Учись удовлетворяться ими».

Возможно, я должна была бы поверить ей и изменить мои ожидания. Но я не стала этого делать. В глубине моего упрямого сердца я была убеждена, что заслуживаю большего.

* * *

На прощание колдунья одарила меня историей о Кунти и пергаментом, на котором была изображена карта королевств Бхарата.

Колдунья рассказала, что в юности Кунти получила благословение вспыльчивого мудреца Дурвасы, которого ей как-то удалось умилостивить. Она могла, когда захочет, взывать к богу с просьбами, и она попросила сына. Это был довольно странный дар, не столько из-за трудностей, связанных с ним, сколько потому, что Кунти не могла иметь детей от своего мужа Панду. Так ее первенец, Юдхиштхира, был сыном бога Справедливости, второй, Бхима, от бога Ветров, а Арджуна был сыном Индры, царя-бога. Однажды вторая жена короля Панду стала умолять Кунти научить ее этому дару, и Кунти согласилась. Так от богов-близнецов, известных своим умением исцелять, родились два брата, Накула и Сахадева.

— Веришь ли ты, что человек может родиться от бога? — спросила я.

Она взглянула на меня.

— Верю в это так же сильно, как и в то, что человек может родиться из огня! Но ни мое, ни твое мнение не учитывается. Не для этого я рассказываю тебе эти истории.

Колдунья была хорошей рассказчицей. Она столь живо описала одинокое существование Кунти, что я могла представить даже самые мелкие подробности. Будучи удочеренной дядей, бездетным королем Кунтибхоем, она не имела ни братьев, которые бы лелеяли ее, ни сестер, которым можно было бы довериться, ни матери, к которой можно бы было прийти за утешением.

Ее замужество за Панду, обусловленное политической выгодой, нельзя было назвать счастливым. Практически сразу же он взял в качестве второй жены красавицу Мадри, даруя ей всю свою любовь. Вскоре после этого Панду был проклят одним из брахманов. Он передал правление королевства в руки своего слепого брата Дхритараштры и ушел в лес, чтобы искупить вину.

Преданные ему жены, Кунти и Мадри, оставили все и последовали за ним. Но, возможно, им не следовало этого делать, так как, согласно проклятию, Панду должен был умереть, когда возжелает женщину и обнимет ее. Прошли годы. У них появились дети. Но однажды Панду, больше не в силах унимать желание, обнял Мадри. Он умер. Страдая от мучившего ее чувства вины, Мадри не хотела жить. А Кунти, несмотря на обрушившееся на нее горе, собрала всю свою волю и вернулась во дворец в Хастинапуре вместе с пятью принцами. Для нее никогда не было разницы между ее собственными детьми и детьми ее соперницы. Многие годы она, одинокая, всеми порицаемая вдова, боролась за существование и безопасность своих детей при дворе Дхритараштры. Так было до тех пор, пока они не выросли.

Я хотела сказать колдунье, как я была тронута страданиями и храбростью Кунти, но она опередила меня, сказав:

— Не позволяй волнам собственных же эмоций утопить себя.

Она пристально посмотрела на меня глазами, холодными, словно агаты.

— Поняла?! Поняла, что погубило такую женщину, как Кунти?! А что позволило ей выжить, когда она была окружена врагами? Поняла, что делает царицу царицей? Тогда остерегайся этого!

Я не придавала особого значения словам колдуньи. Со свойственной юности высокомерием я полагала, что мотивы, которые руководили Кунти, были слишком просты, чтобы им уделять внимание.

Только когда мы встретились с Кунти много позже, я поняла, как она отличалась от того образа, которой я создала. И насколько опасной она была.

* * *

Карта представляла собою толстый измятый лист цвета человеческой кожи. До этого я никогда еще не видела, на что похожа страна, в которой я жила (хотя учитель рассказывал мне об этом). Она имела форму перевернутого треугольника, сужающегося книзу, словно вклинивалась в океан. Наше государство состояло из стольких королевств, что мне казалось, что я никогда не выучу все их названия. Учить реки и горы было легче: произнося вслух названия, я показывала их на карте. Когда я коснулась пальцем вершин Гималаев, что-то кольнуло мне руку, и я поняла, что эти снежные цепи станут значимыми в моей жизни. Я с удивлением рассматривала королевство Панчаал и пятнышко, называемое Кампильей. Это было так диковинно — впервые открыть свое местонахождение в мире.

— Эту карту нарисовали незадолго до того, как я пришла к тебе, — сообщила колдунья. — Но она уже не годится.

Она провела рукой по пергаменту. Казалось, границы королевств начали передвигаться: одни увеличивались, другие уменьшались. Некоторые исчезали друг за другом, пока остальные меняли свои названия.

— Цари всегда сражаются, — сказала она. — Все, что они хотят — это больше земель, больше власти. Они облагают людей налогами, оставляя их умирать от голода. И заставляют их сражаться в своих армиях.

— Но есть ведь и хорошие цари, которые заботятся о подданных, — оспаривала я. Я думала о Кришне, хотя не имела ни малейшего представления о том, как он управляет своими землями.

— Таких очень мало, — сказала она, — и они уже устали от войны. В нынешнем третьем поколении человечества хорошие люди по большей части слабые. Вот почему земля нуждается в Великой войне.

Снова «Великая война»… Эти слова, словно когти, царапали мне легкие. Я неуверенно сказала:

— Мне говорили, что я стану причиной этой войны.

Она взглянула на меня. Мне показалось, в ее глазах было сожаление. Но она лишь произнесла:

— Существует множество причин для начала этой войны.

Я настаивала:

— Мне сказали, что миллионы женщин из-за меня станут вдовами. Мысль о том, что я стану причиной страданий невинных, сдавливает мое сердце.

— Так было всегда. Когда невинные не страдали? В любом случае ты ошибаешься, полагая, что женщины такие невинные.

Она взмахнула рукой над пергаментом, и карта задрожала. Мне казалось, я видела сотни простых и величественных домов. Я слышала голоса и мысли женщин, горькие и бранные. Одни насылали смерть и болезнь на своих соперниц, другие хотели власти над домочадцами. Некоторые осыпали детей руганью, оставляющей шрамы на их сердцах. Другие били служанок, выставляя их вон без гроша. Другие нашептывали на ухо спящим мужьям слова, полные ненависти, так что когда мужья просыпались утром, они выплескивали злобу, которая копилась в их женах.

— Как видишь, — сказала колдунья, — женщины привносят свой вклад в мировые проблемы всяческими коварными способами. А ты, обладая большей силой, чем все остальные, можешь принести много разрушений, если не будешь осторожна. Я научила тебя разным противоположным вещам — если бы ты только смогла запомнить их и не забыть под натиском страсти!

— Я смогу! — сказала я с уверенностью, которую невозможно было измерить. Я знала, что была умна, даже слишком, как часто сетовала Дхаи-ма. Я знала многое, чтобы контролировать страсть. Я видела себя великой королевой, которая дарит мудрость и любовь. Панчаали, Несущая Мир — так меня будут называть люди.

Колдунья засмеялась. Именно такой я запомнила ее: согнувшаяся от смеха и хлопающая себя по бедрам.

Я вошла в зал в тот момент, когда художник уже выставил свои полотна, каждое из которых было покрыто шелковой вуалью. Дхри сидел, нахмурившись, и, кивнув мне, даже не улыбнулся. Он так и не притронулся к манговому соку, который Дхаи-ма принесла ему. Осязаемая, как горячий воздух, его тревога, передалась и мне. Я решила дождаться момента, когда мы останемся одни, чтобы выяснить причину проблемы.

Художник уже бывал в Кампилии раньше. И когда пришло время других дочерей Друпада выходить замуж, он приехал вновь, чтобы написать их портреты, которые затем должны были быть отосланы царям, с которыми мой отец хотел наладить отношения. Сегодня художник привез портреты влиятельных царей, чтобы при встрече со своими поклонниками я знала, кто есть кто.

Я надеялась найти Кришну. Я зависела от него, так как хотела разузнать секреты, которые должна была знать потенциальная жена, информацию, которую художники старались избегать из-за незнания или страха. У кого из царей было скрытое заболевание, кого преследовало семейное проклятие, кто был скрягой, кто бежал с поля боя во время битвы, а кто был слишком упрям, чтобы сделать это? Знание Кришны о таких вещах озадачивало. Возможно, подумала я с неким раздражением, сейчас он был в своем дворце на берегу моря и наслаждался компанией своих жен.

Художник раскрыл первый портрет:

— Это благородный Салья — правитель южного королевства Мадрадеш, — сказал он нараспев, — и дядя пандаванской принцессы.

Я стала рассматривать портрет царя. Его искусно сделанная корона не могла скрыть седину волос. У Сальи было добродушное лицо, но грузная фигура выдавала его любовь к легкой жизни. Под глазами у мужчины были мешки.

— Он старый, — прошептала я Дхри с неприязнью. — Возможно, у него даже есть дочери моего возраста. Почему он хочет приехать на сваямвару?

Мой хмурый брат пожал плечами.

— Это вызов, как ты сама сказала, а мужчины не могут не принять вызов. Он не представляет никакой опасности для нас. Он не победит.

Хотя Дхри и сказал «нас», меня это не слишком успокоило. Если Салья одержит победу в состязании, думала я с ужасом, мне придется идти с ним, молча и покорно, как будто я кошелек с золотом, который победитель уносит с собой в конце боя.

Художник раскрыл другие портреты.

Он показал мне Ярасандху — царя Магадхи с горящими, словно угли, глазами. (Я слышала, как наставник Дхри говорил, что он держит всех побежденных королей закованными в лабиринте под своим замком.) Потом Шишупала — его друга, с кривым подбородком и насмешливым ртом. Он правил Чеди и давно был в ссоре с Кришной. Я увидела Джаядратху — мрачно ухмыляющегося владыку Синхуса с чувственным ртом.

Я смотрела портрет за портретом, пока лица царей не стали сливаться в одно. Многие из них были приличными людьми. Но я ненавидела их всех за желание обладать мною и не хотела достаться никому из них.

Этот длинный полдень прошел в скуке и ужасе ожидания. Я хотела увидеть только одно лицо. Мне было интересно, могла ли я отчетливо представить его. Возможно, нет. Неужели для воображения характерно все время преувеличивать или умалять правду?

Когда художник раскрыл последний портрет, я вскочила от удивления, так как это был точно портрет Арджуны.

Но тут он сказал:

— Это могущественный Дурьодхана, наследник престола Хастинапура, с наследниками двора.

Это был принц Кауравов, двоюродный брат Арджуны, пользующийся дурной славой. Учитель прошептал Дхри, что Дурьодхана ненавидит братьев Пандавов.

Дурьодхана был красив, крепок, но его неестественная улыбка совсем не тронула меня. Весь в драгоценных камнях, он сидел на троне, украшенном золотыми лотосами. Слева от него сидел юноша — его слабая, как будто чем-то обиженная, но точная копия.

— Это его младший брат Духшасана, — пояснил художник.

По необъяснимой для меня причине портрет братьев вызвал у меня чувство неловкости.

— Уберите портрет, — приказала я.

Но как только мои глаза остановились на фигуре справа от Дурьодханы, я сказала: