Взгляд Арджуны упал на лицо брата. Он сжал зубы. Я видела, что он не согласен с Юдхиштхирой. Но из уважения к брату — или, возможно, потому что он знал, что им придется пройти через все вместе — он промолчал. Я была разочарована, но позже я не винила его, как в этот вечер. Семейная преданность — вот что спасало Пандавов все эти тяжелые для них годы. Как я могла ожидать, что он откажется от семьи из-за женщины, которую встретил только вчера?

— Не говоря уже о репутации царского дома Панчаал! — добавил мой отец. — Драупади, скорее всего, придется покончить с собой, и тогда, чтобы отомстить, мы найдем вас, чтобы отомстить.

— Выбор за вами, — сказал Юдхиштхира спокойно. (Было ли это спокойствие показным, или он действительно так бесстрашно смотрел в лицо опасности?) — Достойная жизнь принцессы в качестве невестки Хастинапура — или смерть, на которую вы ее обрекаете.

— Достойная! — взревел мой отец. — Может быть, в Хастинапуре такое поведение и считается достойным, но здесь, в Кампилии, мужчины будут называть Драупади шлюхой! И если мне следует передать ее всем вам пятерым, как они будут называть меня? Возможно, смерть действительно лучшая альтернатива.

Я не боялась судьбы, которую они для меня предлагали. У меня не было намерения приносить себя в жертву. Но меня огорчала та холодность, с которой отец и мой потенциальный супруг обсуждали мой выбор, думая лишь о том, как эти действия могут принести им пользу или вред. Мой брат горячо протестовал, но они не обращали внимания на его юношеский пыл. Почему же Арджуна ничего не говорил в мою защиту? Несомненно, теперь, когда они считали возможной мою смерть, он должен был чувствовать некоторую ответственность? Хоть какую-то нежность?

Ах, Карна! Было ли это моим наказанием за то, что я так жестоко с тобой обошлась? И где был Кришна, чей дурной совет так манил меня в этот момент?

Остальным Пандавам, сохранявшим бесстрастное молчание, казалось, было все равно, что станет со мной. Но я ошибалась. Один из них уже почувствовал, что влюбляется в меня. Позже он скажет мне, что в ту минуту ему казалось, что мое сердце вот-вот разорвется в попытке сдержать гневные слова. Он готов был выступить против брата ради моего спасения, даже если бы стал предателем для своей семьи. Но из-за своего волнения и возмущения Арджуной тогда я ничего этого не заметила.

Пока мой отец яростно спорил с невозмутимым Юдхиштхирой, я рассматривала Кунти из-под вуали. (В отчем доме мне не требовалось носить вуаль, но в ней были свои преимущества.) Скромная, но торжествующая улыбка сияла на ее губах, когда она услышала, как Юдхиштхира цитирует писания в похвалу материнству. Но предательская жилка пульсировала на ее шее. Пандавы, скрывавшиеся от длинных, несущих смерть рук Дурьодханы, могли получить многое, вступив в союз с могущественными Друпади. Они рисковали потерять все, если разгневают его. Почему Кунти, зная это, не обратила свое замечание в шутку и продолжала настаивать на таком странном браке? Я не верила ее заявлению, что любое ее желание должно претворяться в жизнь, иначе ее честь будет потеряна.

Здесь было что-то другое, что мне предстояло разгадать.

Мой отец первым опустил взгляд.

— Я обращусь к Вьясе, мудрейшему из мудрых, — пробормотал он. — Он знает будущее так же хорошо, как прошлое. Мы последуем его совету.

Юдхиштхира любезно согласился; Кунти вытерла крохотную бисеринку пота с виска, и Пандавы вернулись к себе. А я удалилась к себе в спальню, ссылаясь на головную боль, чтобы избежать расспросов Дхаи-ма о моей брачной ночи.

* * *

Вердикт Вьясы был кратким: я должна выйти замуж за всех пятерых братьев. Он сказал, что отцу не стоит беспокоиться о моей репутации, потому что этот брак сделает его более известным, чем сотня побед в битвах. А если люди будут задавать ему неприятные вопросы, он может ссылаться на богов, которые задумали этот брак давным-давно.

Для сохранения целомудренности и гармонии в семье Пандавов, Вьяса сказал, как мы должны вести себя. Я должна быть женой каждому брату по очереди в течение года, начиная с самого старшего. При этом остальные братья должны разговаривать со мной, опустив глаза, а лучше вообще не общаться со мной. Им нельзя прикасаться ко мне, даже кончиками пальцев. Если кто-либо из братьев нарушит это правило, они будут изгнаны из дома на год. Напоследок Вьяса добавил, что он одарит меня особой способностью: каждый раз, становясь женой следующего брата, я буду снова девственна.

Не могу сказать, что слова Вьясы удивили меня, ведь я уже знала о своей судьбе от духов, которых он вызывал несколько лет назад. Но теперь, когда предсказание исполнилось, я, к своему удивлению, испытывала злость и беспомощность. И даже несмотря на утешения Дхаи-ма, говорившей мне, что я буду обладать той же свободой, которая бывает только у мужчин, я понимала, что мое положение значительно отличалось от положения мужчин, имевших несколько жен. Я не могла выбирать, с кем и когда мне проводить ночь. Меня, словно чашку, будут передавать друг другу по очереди вне зависимости от моего желания.

К тому же способность обретения каждый год девственности не особенно радовала меня. Она скорее была дарована моим мужьям, а не мне. Видимо, все, что дается женщине, на самом деле предназначено не для них самих. Возможно, те же чувства испытывала когда-то и Кунти, узнавшая, что боги даровали ей дитя. На какое-то мгновение я даже пожалела ее, подумав об этом. Но мою жалость тут же захлестнула волна ненависти, ведь если бы не она, я не оказалась бы в таком отчаянном положении.

Будь у меня такая возможность, я попросила бы у Вьясы способность все забывать, чтобы переходя к новому мужу, я бы не помнила о предыдущем. Мне хотелось, чтобы первым моим мужем стал Арджуна, потому что он был единственным, кого, как мне казалось, я могла полюбить. И если бы он любил меня, я забыла бы о Карне и, может быть, обрела хоть какое-то подобие счастья.

* * *

И вот наконец состоялась бесконечная и утомительная свадебная церемония, во время которой я по очереди подходила к каждому из четырех братьев, в то время как священник пел мантры, бросая желтый рис над нами. Во время церемонии я успела заметить некоторую разницу между братьями: у Юдхиштхиры были самые мягкие ладони, а пальцы Бхимы, покрытые мозолями от оружия, к моему удивлению, дрожали. Руки Накулы пахли мускусом, а на среднем пальце правой руки Сахадевы я заметила темное пятнышко. Я вдруг поняла, что во время сваямвары Арджуна ни разу не прикоснулся ко мне.

Мне хотелось отыскать Арджуну, увидеть, что он делает. Накидка скрывала мое лицо, и я легко отыскала глазами Арджуну, который сидел в стороне, уставившись в одну точку, словно он вообще не принимал участия в происходящем. Я поразилась, заметив горькую усмешку на его губах. Я даже не предполагала, что он недоволен тем, что я буду принадлежать не только ему. Должно быть, я непроизвольно выдала свои эмоции, потому что Арджуна вдруг повернул голову и посмотрел на меня. В его глазах сверкала ярость, словно это я захотела выходить замуж за остальных братьев и таким образом предала его.

Подняв накидку, я посмотрела на него, не заботясь о том, что обо мне подумают братья. Я чувствовала, что это мой единственный шанс обратиться к Арджуне, ведь согласно решению Вьясы, я не смогу поговорить с ним наедине в ближайшие два года. Мне так хотелось, чтобы он понял, что я не меньше, чем он, возмущена происходящим, что все предстоящие два года я буду хранить в своей памяти воспоминания о его нежных руках на моих израненных стопах. Только так я могла сохранить нашу зародившуюся близость. «Я буду тебя ждать», — пыталась я сказать ему взглядом. Но Арджуна отвел глаза в сторону. Мое сердце упало, когда я поняла, что я стала мишенью для всей его злобы и отчаяния, которые он не мог направить на своих братьев и мать.

Я винила в этом Кунти. Она прекрасно знала своего сына, который не хотел меня ни с кем делить. Он согласился принимать участие в церемонии, но его душа была далеко от меня. А может, именно этого она и добивалась?

После церемонии Дхри пригласил четверых братьев на охоту на тигра, мой отец произнес витиеватую речь, обращаясь к гостям, а Юдхиштхира отправился в мой дворец. Я неохотно последовала за ним, погруженная в мысли об Арджуне и его несправедливой ненависти ко мне. Но, видимо, мое положение сделало меня более терпеливой с моим мужем, и когда он нежно обнял меня, я не отстранилась. Он не должен страдать из-за моего разочарования, сказала я себе. Юдхиштхира был добрым, любезным, начитанным и приятным в общении. Хотя мне показалось, что ему недостает чувства юмора. Значительно позже я открыла другие его стороны: упрямство, чрезмерное стремление к правде и нравственности. В постели он оказался, к моему удивлению, крайне застенчивым и даже пугливым. Потом я узнала, что у него существовали определенные представления о том, что должна, а что не должна делать женщина во время занятий любовью. Я сразу поняла, что от меня потребуется много сил, чтобы переубедить его в чем-либо.

И еще я знала, что впереди у меня будет очень долгий год.

17

Дедушка

Дхри прислал срочное сообщение: я и Юдхиштхира должны были встретить его у караульной башни, расположенной над городскими стенами. Когда мы на нее забрались, мы увидели огромную армию, приближавшуюся к Кампилье.

От страха у меня закружилась голова. Прошло только две недели с моего сваямвара. Неужели просители, потерпевшие неудачу в первый раз, вернулись для мести? Но Юдхиштхира произнес:

— Посмотри, там знамя Хастинапура!

— Кажется, твой дядя прислал свиту, чтобы встретить тебя, — сказал Дхри, иронично улыбаясь.

— Что же еще он мог сделать, узнав, что его племянники оказались живы и здоровы, а не сгорели, как он предполагал? К тому же еще и стали союзниками влиятельного Друпада, — сказал, также иронично улыбаясь, Юдхиштхира.

Я удивилась. Среди своих братьев он был самым благоразумным, сдерживал их, упрекал, когда они обижали своих двоюродных братьев Каурава. Оказывается, у моего почти идеального мужа были свои секреты.

Но теперь он перегнулся через край зубчатой стены, радуясь, как ребенок, оказавшийся впервые на ярмарке.

— Посмотри, Панчаали! Дедушка собственной персоной пришел, чтобы забрать нас.

Во главе армии я увидела мужчину с серебристой, как река, бородой на белом коне. Солнце ослепляло нас, отражаясь в его доспехах. По сравнению с ним все вокруг казались карликами.

Это был Бхишма, дедушка моего мужа, дававший ужасные клятвы, воин, на уничтожение которого Сикханди положил свою жизнь. Разрываясь между отвращением и восхищением, я не могла отвести от него глаз.

Юдхиштхира с гордой мальчишеской улыбкой взглянул на меня:

— Он заставляет других людей неметь при виде себя, не так ли?

Как всегда он неправильно меня понял.

Бхишма поднял руку в знак приветствия — должно быть, он узнал Юдхиштхиру. Даже с такого расстояния я чувствовала его любовь, сильную и пронизывающую, как копье.

* * *

Мой отец принял Бхишму довольно почтительно, но он не пытался смягчить свои слова.

— Дурьодхана чуть не убил братьев в прошлый раз, — сказал он. — Кто знает, повезет ли им в следующий раз? Я не хочу, чтобы моя единственная дочь вернулась ко мне вдовой.

Казалось, что его больше беспокоит потеря новых союзников, нежели мое супружеское несчастье.

Глаза Бхишмы сверкнули в ответ на это оскорбление. Но он только ответил:

— Я отдам жизнь ради их спасения.

Его слова были настолько сильны, что даже Кришна, которого мой отец пригласил на встречу, кивнул.

— Пусть они идут, — сказал он отцу. — Дурьодхана не будет предпринимать никаких попыток, пока дедушка следит за ними. Не сейчас. Кроме того, сколько ты еще сможешь продержать их в заточении? В конце концов, они герои.

Когда мой отец со своими придворными покинул комнату, Бхишма обнял Кришну. Я никогда бы не подумала, что они так хорошо друг друга знали! Меня так всегда раздражало, когда я чего-то не знала.

— Теперь все начинается, Говинда, — сказал Бхишма, назвав его именем, которое я никогда не слышала. (Сколько же всего обличий у Кришны? Мне казалось, что я никогда не узнаю их все.) Оба мрачно посмотрели друг на друга. У них явно была какая-то тайна, которую они не собираются нам раскрывать, а меня не покидало ощущение, что я словно ребенок, от которого что-то скрывают.

Затем Бхишма повернулся к Юдхиштхире, шлепнув его по уху.

— Мерзавец! — выругался он. — Почему ты не дал мне знать, что ты жив? Мысль о том, что вы погибли в огне, чуть не убила меня!

Он говорил это шутливо, но его лицо выдавало сильное переживание. Неожиданно он стал выглядеть соответственно своему возрасту, его глубокие морщины вокруг рта стали особенно заметными. Когда он стал тереть глаза, я не могла оторвать от него взгляда, потому что никогда в жизни я не видела плачущего мужчину.